благонравную. Откуда ж им знать, что в лесу с Маггуром я скакала на
бешеных бурых лошадях.
Я легко перемахнула в седло, вызвав огромное удивление. Меня
взволновала возможность снова почувствовать между бедер живое существо, то
явление, которое, кажется, всегда пробуждает сексуальное воображение, а на
самом деле означает, по крайней мере для меня, своего рода стихийную
свободу. Я знала молодцов Дарака, которые были "едины" со своими лошадьми,
и я отлично понимаю, что они имели в виду, хотя у меня не было
коня-напарника. Я нагнулась к шее кобылы, погладила ее и, подняв голову,
увидела через разделявшие нас полуразобранные ряды палаток Вазкора. Он
сразу же повернулся и что-то сказал воину, который немедля побежал ко мне.
- Богиня, - обратился ко мне гонец, - Вазкор Джавховор спрашивает,
нельзя ли ему поговорить с тобой.
Меня сильно позабавило почтение, которое он проявлял на людях -
потому что иначе не мог.
- Конечно, - согласилась я и, повернув лошадь, неторопливо подъехала
к нему. Со всех сторон, разинув рты, глазели на меня пораженные солдаты.
Даже некоторые из хуторян обратили в мою сторону свои бессмысленные лица и
смотрели, продолжая сидеть и жевать хлеб.
- Ну, Вазкор, - осведомилась я, глядя на него на сей раз сверху вниз
- мелочь, но довольно приятная.
- Не соблаговолит ли богиня зайти ко мне в шатер? - спросил он.
- Соблаговолит, - снизошла я.
Он подставил руку, чтобы помочь мне спешиться, но я легко спрыгнула и
первой вошла в шатер. Я не бывала в нем раньше, но оказалось, что шатер
внутри был таким же черным и аскетическим, как и снаружи, с несколькими
горящими светильниками, жаровней и столом из черного дерева, аккуратно
заставленным картами и различными военными атрибутами. Полог закрылся, и
стало очень темно, хотя светильники горели.
- Богиня, - сказал он. - Я бы настоятельно рекомендовал тебе
продолжать путь так же, как и раньше, - в карете.
- Вазкор, - отпарировала я. - Я бы настоятельно рекомендовала тебе не
рекомендовать мне.
- Ты должна понять, - резко сказал он, - что быть богиней - означает
быть связанной определенными правилами соблюдения достоинства. Появившись
верхом в этой неприглядной одежде, ты уничтожишь собственный образ.
- Я ездила верхом много раз. Падение мне не грозит. А если ты
возражаешь против моей одежды, то найди кого нибудь, кто сможет изготовить
мне одежду для верховой езды, которая не вызовет у тебя возражений,
конечно, при условии, что в наряд этот не будет входить юбка.
Он был в маске. Стоя неподвижно как камень, он сказал:
- Это очень глупо с твоей стороны. Твоя глупость может перевесить
твою полезность для меня.
Его голос казался лишенным эмоций и очень спокойным. По телу у меня
невольно пробежал холодок, и я поняла, что все еще боюсь его. Однако что
он мог мне сделать такого, что не исправится и не исцелится? Наверное, во
мне больше говорило желание страшиться его, чем настоящий страх. И я
освободилась от страха.
- Брат, - сказала я, откликаясь на то родство, которое он использовал
в обращении ко мне. - Мы не должны ссориться из-за таких пустяков. Я буду
действовать, как мне нравится, а ты будешь действовать, как нравится тебе,
и пока нам обоим выгодно помогать друг другу, мы так и будем делать. Ты не
можешь приехать в За без Уастис.
Возникло короткое молчание. Затем он сказал:
- Вечером я пришлю к тебе портного. На том и порешим.
Это было поражением для него, но все же оно слегка меня тревожило.
Я вышла, снова вскочила в седло и поехала во главе своей стражи в
сопровождении Мазлека, оставив карету своим женщинам с их дурацкой
болтовней.
С лошади мертвый белый мир выглядел не столь уж чужим. Один раз с
криками пролетела стая птиц, направляясь на восток.
Вечером пришел портной с испуганной женщиной - подогнать мне одежду.
Я теперь носила тонкую черную шерсть, бархатную черную тунику с разрезами
и золотыми полосами. На сапогах сверкали золотые пряжки; на подкладку
плаща пошел мех белого медведя, почти неотличимый от моих волос.
К концу двенадцатого дня мы проехали через деревню темнокожих,
сгрудившуюся вокруг замерзшего водопада среди каких-то скал. Мужчины
кололи лед на воду, но, как я помнила, женщин, животных и детей где-то
спрятали. Солдаты Вазкора прошли деревню насквозь и присвоили кувшины с
маслом, запас дров, а также тайком - кожаные бурдюки с пивом. Наступил
вечер, и наш лагерь расположили примерно в ста ярдах от поселения. В
темноте воины украдкой выбрались из лагеря и устроили на хуторян набег в
поисках пищи. Позже я услышала визг, вышла из шатра и увидела горящий в
нескольких рядах от меня большой костер. При его свете солдаты с
энтузиазмом насиловали одну из деревенских девушек. Я не знала, ни как они
ее раздобыли, ни почему она так боялась, поскольку помнила девушек,
танцевавших с ящером у Воды.
Посмотрев на шатер Вазкора, я увидела, что он стоит там, окруженный
своей стражей, видимо, заинтересовавшись, как и я, чем вызван шум. Он был
в маске, но в его облике появилось что-то странное. Но только на
мгновение. Заскучав, он почти сразу же вернулся в шатер. Не знаю, почему я
повернулась и тут же пошла к шатру, - наверное, в гневе на него, или же
потому, что они терзали женщину. Никаких чувств к ней как к живому
существу я определенно не испытывала.
- Прекратить, - приказала я, когда подошла достаточно близко.
Воины повернулись и виновато уставились на меня. Один, все еще
лежавший на ней, то ли не услышал, то ли зашел слишком далеко, чтобы его
волновало что-то иное. Вопли девушки затихли. Я нагнулась над насильником,
взяла его за плечо и стащила с нее. Когда он поднялся, беспомощный в моей
хватке, семя уже извергалось из него. Я несколько раз ударила его по лицу
без маски. Он приходил в себя, пошатываясь, с остекленелыми глазами,
ошеломленный и разъяренный. В лице его не было ничего особенного, только
невежество, скотство и гнев. Не думаю, что он понял, кто я такая.
Наверное, никто не сообщил, что богиня теперь разъезжает верхом, как
мужчина. Тяжело дыша, нелепый, с летаргически болтающимся перед ним
признаком его пола, он выхватил длинный нож и нацелил его на меня. Воины
криками пытались привести его в чувство и шипели мое имя как
предупреждение. Извергая пьяную цепь проклятий, он бросился на меня с
ножом, но он был дурак. Я шагнула в сторону и подставила ему ногу. Он
тяжело упал. Я даже не подумала убивать его Силой; по-видимому, в этом не
было нужды, а он, хрипя, лежал на земле и вскоре перестал двигаться.
Наконец, я сообразила, что он напоролся брюхом на собственный клинок.
Солдаты сжались от страха. Я посмотрела на девушку, но та была мертва. Я
велела им похоронить ее и вернулась к себе в шатер. Это было единственное
происшествие за время пути.
На четырнадцатый день мы достигли ворот За. Название его - искажение
древнего слова, означающего "голубь". Голубь - символ Города, и я
несколько раз слышала, как солдаты в разговорах называли За голубкой.
Подобно Эзланну, его назвали так за цвет - жемчужно-серый камень, из
которого складывались здешние скалистые земли и из которого его и
построили. Он тоже стоял высоко, но не на скале, а на сделанной человеком
каменистой платформе, возвышавшейся на двадцать футов над окружающей
местностью. Прекрасный город, полный игрушек и птиц, которые нашли здесь
убежище от пустыни и свили гнезда на крышах, шпилях и башнях.
Мы въехали в ворота вечером и ехали час с лишним по широким улицам,
вдоль которых выстроились кричащие толпы. Городские птицы перекрывали этот
шум невероятно звонкой бурей чирикания, описывая в вышине круг за кругом,
в соответствии со своим ритуалом перед сном. Дворец Джавховора За стоял на
круглой площади, многоярусная башня с многочисленными башенками и с
украшениями, которые делали ее похожей на торт. Напротив дворца стояла
одинокая, прямая, как столб, башня с механическими часами, отбивавшими
время днем и ночью. При каждом ударе - пугающем лязге медного гонга -
вокруг вершины башни шествовали фантастические фигуры из позолоченного
железа с эмалью в виде дев, чудовищ и воинов. Это был шедевр уникального
орудия пытки, терзавшего меня, пока я жила в За, словно красивый и
капризный ребенок, который становится все хуже и хуже, пока не устанет,
достигая апогея в полночь - в двадцать четвертый час дня, когда двадцать
четыре громовых удара пробуждали от сна или размышлений все живые души,
словно труба Страшного суда.
2
Приветствовавший нас Верховный владыка За оказался невысоким и
полным. Хотя феникс - символ любого Джавховора, в каждом городе его рисуют
и отливают по разному, так что можно легко отличить одну маску от другой.
Художественная форма За предпочитала плавность и мягкие изогнутые линии.
Волосы у владыки За были длинными, желтыми и кудрявыми, в ушах висели
драгоценности, а на руках красовались ажурные сетки из золота и жемчугов.
Позади порхали прекрасные женщины в масках голубок и роскошных серых
одеждах. Играла музыка. Владыки обменялись официальными словами
приветствия. Возникло небольшое смущение оттого, что Джавховор За не знал,
что богиня уже присутствует здесь. Он поспешно поклонился, стараясь не
коситься на мой кавалерийский наряд, и в комнате воцарилось молчание.
Позже, в своих отдельных покоях, я услышала, как башенные часы
прогрохотали девятнадцатый час.
Все они присутствовали в Городе, владыки Аммата, Кмисса, Со-Эсса и
горного городка Эшкорек-Арнора. Цвета их войска и шатры вытянулись по
широкому открытому полю позади дворца, различаясь по цвету: красный
Аммата, фуксин Кмисса, пастельно-голубой Со-Эсса и тускло-желтый Эшкорека.
Надо полагать, это были цвета их городского камня, и я гадала, какие
темпераменты могут породить такие места, как Аммат цвета крови или Кмисс
цвета пурпурной раны. Я отлично понимала, что оказавшись в стенах За, я
снова должна стать богиней. И поэтому облачилась в плиссированный
нефритово-зеленый шелк и бессчетные украшения из черного янтаря, изумрудов
и золота. За мной торжественно шли дне женщины в черном бархате и
драгоценностях с двумя колоссальными веерами, сделанными из перьев
множества белых птиц. Веер - для них символ Величия и Почтенности -
выглядел глупо: на земле лежал снег толстым слоем. За женщинами шли Мазлек
и его десять подкапитанов, тоже позванивавших украшениями и медалями.
Мы вошли в Большой зал За с западного конца, откуда в помещение
спускается огромная мраморная лестница в сотню ступенек. Кипарис из
черного дерева и золота в центре зала, словно взирающий с вершины горного
пика на покрытые резными змеями колонны, ветвями касался золотых
светильников потолка. При моем появлении затрубили фанфары, и мне
расчистили путь; теперь все до одного поклонились мне - склонили головы, а
большинство женщин опустились на колени. Я презрительно окинула их
взглядом и обратила внимание на стилизованные крылья, свисающие с плеч
многих мужчин и женщин.
Я спустилась по лестнице, и Вазкор приблизился ко мне и опустился на
колени. Я слегка коснулась его головы и сказала: "Встань, муж мой", после
чего он препроводил меня к золотому креслу под кипарисом. Вот здесь я и
просидела весь первый официальный вечер. Нас развлекали представлениями -
по-моему, танцами и акробатикой, но я их почти не помню. Верховные владыки
