позвольте мне, мой дорогой Патар, выразить удивление тем, что над таким
серьезным магом, как господин Бориго дю Карей, потешается наш самый главный
фетишист.
- Это я фетишист? - вскричал Ипполит Патар, наступая на коллегу. Рот его
так и раскрылся от удивления, он кинулся в бой, воинственно выставив челюсть
вперед, словно решил проглотить разом всю египтологию. - Откуда вы взяли,
что я фетишист?
- Да просто видел, как вы стучите по дереву, думая, что этого никто не
замечает!
- Я стучу по дереву? Вы видели, как я стучал по дереву?
- Больше двадцати раз на дню!
- Вы лжете, мсье!
Тут в ссору вмешались присутствующие. Послышались голоса: "Полноте,
господа!", "Мсье постоянный секретарь, успокойтесь!", "Мсье де ля Бэйссьер,
эта ссора недостойна ни вас, ни Академии!" И лихорадочное состояние охватило
избранное общество, состояние весьма необычное для Бессмертных. Лишь один
великий Лустало, казалось, ничего не замечал. Словно не слыша происходящего
вокруг, он неистово окунал перо в свою табакерку.
Ипполит Патар выпрямился и стоя на цыпочках кричал, пронзая своими
глазками старого Рэймона:
- Он уже всем надоел со своим Элифасом Покойным Сент-Эльм де ля... Дай
Бог де ля Бокс дю Бублико дю Каравай!
Рэймон де ля Бэйссьер, несмотря на столь злую и неуместную в устах
постоянного секретаря шутку, остался хладнокровным.
- Мсье постоянный секретарь, - сказал он, - никогда в жизни я не лгал, и
уже не в моем возрасте меняться. Не далее чем вчера, перед торжественным
заседанием, я видел, как вы прикасались к ручке своего зонтика.
Ипполит Патар кинулся вперед, и его с величайшим трудом смогли удержать
от нанесения оскорбления действием старому египтологу. Он кричал:
- Мой зонт! Мой зонт! Прежде всего я запрещаю вам даже упоминать о моем
зонте!
Однако де ля Бэйссьер заставил его умолкнуть, торжественно указав на
роковое кресло:
- Раз вы не фетишист, сядьте туда, если посмеете! Гудевшее как улей
собрание разом замерло. Все переводили глаза с кресла на мсье Ипполита
Патара и с мсье Патара на кресло.
Ипполит Патар заявил:
- Я сяду, если захочу! Мне никто не смеет приказывать! Но прежде
позвольте, господа, напомнить вам, что уже пять минут, как настал час
голосования. - И он прошел на свое место, мигом обретя все свое достоинство.
Его шествие сопровождалось улыбками. Он заметил это и, пока каждый из
присутствующих занимал свое место, сказал желчно, сразу превратившись в
лимонного Патара:
- Правила не запрещают тем из моих коллег, кто пожелает сесть в кресло
магистра д'Аббвиля, сделать это.
Никто не пошевелился. Неожиданно какой-то остроумец нашел выход из
положения:
- Лучше не садиться туда из уважения к памяти магистра д'Аббвиля.
В первом же туре Мартен Латуш, единственный претендент, был единогласно
избран в Академию.
Только после этого Ипполит Патар вскрыл свою почту. И испытал радость,
утешившись после многих огорчений, поскольку среди писем не нашел ничего от
Мартена Латуша.
Он покорно принял исключительное задание Академии лично известить Мартена
Латуша о радостном событии.
Такого еще не бывало.
- Что вы ему скажете? - спросил хранитель печати мсье Ипполита Патара.
Постоянный секретарь, голова которого пошла кругом от всех этих историй,
рассеянно ответил:
- А что можно ему сказать? Скажу: "Мужайтесь, мой друг..." Итак, в этот
же вечер, когда уже пробило десять, какая-то одинокая тень с величайшими
предосторожностями, желая избежать слежки, заскользила по пустынным
тротуарам старинной площади Дофин и остановилась перед низким домиком. В
вечерней тишине пустой площади глухо стукнул дверной молоток.
Глава 3
Шагающий ящик
После ужина Ипполит Патар никогда не выходил из дому. Он знал, что такое
гулять ночью по улицам Парижа. Он слышал разговоры, да и читал в газетах о
том, что это очень опасно. Когда он думал о ночном Париже, ему всегда
представлялись темные, кривые улочки, разбросанные то тут, то там одинокие
фонари и подозрительные тени, подстерегавшие припозднившихся обывателей, как
во времена Людовика XV.
И поскольку мсье Патар проживал в отвратительном квартале Бюси, занимая
тесную квартирку, которую, не захотел покинуть и после литературных успехов,
и после академической славы, то, пробираясь той ночью узкими старинными
улочками, пустынными набережными и темным Новым мостом к тихой площади
Дофин, он не увидел никакой разницы между тем, что ему рисовало воображение,
и мрачной реальностью.
Боялся.. Он боялся грабителей... И особенно журналистов...
Ипполит Патар дрожал при мысли, что какой-нибудь репортеришка застанет
его, постоянного секретаря, здесь в то время, как он совершает ночную
вылазку к новому академику Мартену Латушу.
Тем не менее для такого исключительного дела он предпочел спасительную
темноту яркому свету дня И вообще, если начистоту, мсье Ипполит Патар в эту
ночь не столько беспокоился о том, чтобы вопреки всем обычаям официально
объявить новоиспеченному академику, что он избран (событие, о котором тот,
впрочем, не мог не знать), сколько ему хотелось выяснить у самого Мартена
Латуша, правда ли, что он заявил о снятии своей кандидатуры и отказе от
кресла магистра д'Аббвиля.
Ведь именно об этом писали вечерние газеты. И если это было верно, то
положение Французской академии становилось ужасным и смешным.
Ипполит Патар не стал колебаться. Прочитав после ужина ужасную новость,
он надел пальто и шляпу, прихватил зонтик и вышел на улицу... На абсолютно
темную улицу... И теперь дрожал на площади Дофин перед дверью Мартена
Латуша, взявшись за дверной молоток.
Он несколько раз ударил, но дверь не открылась.
Тут постоянному секретарю показалось, будто слева от него в дрожащем
свете одинокого фонаря появилась какая-то странная, удивительная, непонятная
тень.
Да, он увидел нечто вроде шагающего ящика! Квадратного ящика на ножках,
который бесшумно возник и скрылся в ночи.
Патар ничего не увидел, ничего не различил над ящиком. Это был шагающий
ящик! Ночью! На площади Дофин! И мсье постоянный секретарь исступленно
забарабанил в дверь молотком.
Лишь с большим трудом он осмелился бросить еще один взгляд в сторону,
откуда появилось это странное видение.
В этот момент раскрылось, осветилось слуховое окошко в старой двери дома
Мартена Латуша. Луч света ударил в обезумевшее от страха лицо постоянного
секретаря.
- Кто вы? Что вам надо? - спросил грубый голос.
- Это я, мсье Ипполит Патар.
- Патар?
- Постоянный секретарь... Академии... При слове "Академия" окошечко с
шумом захлопнулось, и мсье постоянный секретарь вновь оказался один на
безмолвной площади. Тут он опять увидел, теперь уже справа, тот самый
шагающий ящик.
По худым щекам чрезвычайного представителя знаменитой компании
Бессмертных заструился пот, однако к чести мсье Ипполита Патара следует
заметить, что паника, которой он чуть было не поддался в этот ужасный миг,
началась не столько от безумного видения шагающего ящика и не из страха
перед грабителями, а скорее от мыслей об афронте, которому подверглась
Французская академия в лице своего постоянного секретаря.
Ящик, появившись, тут же исчез.
В какой-то прострации несчастный Патар растерянно озирался по сторонам.
Ах, эта старая, старая площадь с ее исхоженными тротуарами, лестницами,
мрачными фасадами домов, с огромными, черными и пустыми глазницами окон,
пропускавшими уже никому не нужные сквозняки в заброшенные и покинутые Бог
знает сколько лет тому назад комнаты.
Молящий взгляд мсье Ипполита Патара обратился на мгновение поверх
остроконечных крыш к небесному своду, по которому скользили тяжелые тучи, а
затем вновь спустился на землю, как раз вовремя, чтобы вновь увидеть в
тусклом свете луны перед Дворцом правосудия шагающий ящик.
Он изо всех сил бежал на своих ножках со стороны Орлож. Это была
дьявольская картина!
И бедняга в отчаянии вцепился обеими руками в деревянную ручку зонтика.
Вдруг он так и подскочил. Позади него словно что-то взорвалось.
И послышался гневный голос:
- Это снова он! Снова он! Ну я сейчас ему покажу!
Ипполит Патар прислонился к стене. Ноги стали ватными, не было сил даже
позвать на помощь... Что-то вроде палки от метлы завертелось над его
головой. Он закрыл глаза, готовый пожертвовать собой ради Академии. А когда
открыл их снова, то удивился тому, что еще жив. Палка от метлы, продолжая
вращаться над ворохом юбок, удалялась, сопровождаемая шумом галош, шлепающих
по тротуару.
Значит, эта метла, крики, угрозы предназначались вовсе не ему. Он
вздохнул с облегчением. Однако откуда возникло это новое явление?
Мсье Патар обернулся. Дверь, находившаяся за ним, была приоткрыта. Он
толкнул ее и вошел в коридор, который привел его во дворик. Он оказался у
Мартена Латуша.
Мсье постоянный секретарь заранее узнал кое-что о хозяине дома. Ему было
известно, что Мартен Латуш - старый холостяк. Он живет вместе со старой
служанкой, которая не переносит музыки - единственного его увлечения. У
Бабетты (так звали служанку) был поистине тиранический характер, и бедному
Латушу приходилось с ней несладко.
Однако она была ему чрезвычайно предана, и, когда он вел себя хорошо,
баловала его как ребенка. Мартен Латуш переносил эту преданность с
покорностью мученика. Великий Жан-Жак тоже прошел через подобные испытания,
но это, однако, не Помешало ему написать "Новую Элоизу". Мартен Латуш,
несмотря на всю ненависть Бабетты к музыке и духовым инструментам, тем не
менее сумел написать пять толстых томов "Истории музыки", чем заслужил самые
высокие награды Французской академии.
Мсье Ипполит Патар остановился в коридоре у выхода во двор, уверенный в
том, что только что видел и слышал грозную Бабетту. И подумал, что она
сейчас вернется.
Поэтому он стоял не шелохнувшись, не осмеливаясь ее окликнуть из страха
разбудить сварливых жильцов и не рискуя войти во двор, чтобы не сломать себе
шею.
Наконец терпение постоянного секретаря было вознаграждено. Снова
послышалось шлепанье галош, и входная дверь шумно захлопнулась. Тотчас же на
гостя наскочила огромная черная масса.
- Кто здесь?
- Это я, Ипполит Патар.., из Академии, постоянный секретарь... - сказал
он дрожащим голосом.
- Что вы хотите?
- Мсье Мартена Латуша...
- Aai iao дома... Однако заходите... Я должна вам кое-что сказать.
Мсье Ипполита Патара втолкнули в комнату с дверью под аркой. Благодаря
свету масляной лампы, стоявшей на грубом столе светлого дерева и освещавшей
кухонную утварь у стены, постоянный секретарь догадался, что его ввели в
буфетную. Дверь за ним захлопнулась.
Теперь он видел перед собой огромный живот, покрытый фартуком в клетку, и
два кулака, упершихся в широчайшие бедра. Один из них по-прежнему сжимал
метлу.
Где-то над ним, там, куда он все еще не осмеливался поднять голову,
сиплый голос произнес:
- Значит, вы хотите его убить?
Сказано это было с акцентом, присущим аверонцам, поскольку Бабетта, как и
Мартен Латуш, была родом из Родеза. Ипполит Патар не ответил, дрожа от
страха.
Голос зазвучал вновь:
- Скажите, мсье Постоянный, вы задумали его убить? "Мсье Постоянный"
энергично покачал головой в знак отрицания.
- Нет, - выдавил он наконец, - нет, мадам, я вовсе не хочу его убивать, я
просто хотел его увидеть.
- Хорошо, увидите, мсье Постоянный, потому что в сущности у вас вид
честного человека... Вы его увидите, потому что он здесь. Но раньше мне надо
с вами поговорить... Поэтому, мсье Постоянный, уж извините, пришлось
