- Нет, было. - взорвавшись в свою очередь, возразил мсье постоянный
секретарь. - Было преступление и пострашнее!
- Это какое же, мсье?
- Принять в Академию человека, который не умеет читать! И это
преступление совершил я! - И мсье Патар добавил, дрожа от праведного гнева:
- Разоблачи меня, если осмелишься!
Впервые с того момента, как в девятилетнем возрасте он имел несчастье
потерять мать, мсье Ипполит Патар обратился к собеседнику на "ты".
Эта угрожающая фамильярность, вместо того чтобы загасить спор, лишь еще
больше распалила обоих академиков, и они встали друг перед другом как
бойцовые петухи. Неожиданно раздавшийся стук в дверь напомнил им о
необходимости соблюдать приличия. Это оказался консьерж, который принес
весьма объемистый пакет. Он сказал, что пакет просили вручить в руки лично
мсье постоянному секретарю. Консьерж удалился, и мсье Патар тут же стал
читать послание. На конверте стояли слова: "Мсье постоянному секретарю.
Вскрыть на закрытом заседании Французской академии".
Мсье Патар узнал почерк и вздрогнул.
- Что там? - поинтересовался мсье Лалует.
Но постоянный секретарь не ответил ему. Чрезвычайно взволнованный, он, не
выпуская из рук пакета, заметался по комнате, словно перестал соображать,
что делает. Наконец, решившись, он сорвал печати и развернул объемистую
тетрадь, на титульном листе которой прочел: "Моя исповедь".
Мсье Лалует смотрел на читающего мсье Патара, не понимая, почему все
большее волнение охватывает мсье постоянного секретаря по мере того, как тот
переворачивает страницы.
С лица почтенного академика постепенно сходила желтизна, которая обычно
свидетельствовала о неприятных эмоциях в его душе, безраздельно преданной
самому славному учреждению. Теперь мсье Патар стал белее мрамора, который
когда-нибудь после его кончины должен будет увековечить бессмертные черты
постоянного секретаря на пороге зала Словаря.
И вдруг мсье Лалует увидел, как мсье Патар решительным движением швырнул
тетрадь в огонь.
После чего вышеупомянутый мсье застыл на месте, взирая до последнего
момента на тлеющие огоньки. Затем направился к своему сообщнику и протянул
ему руку:
- Не обижайтесь, мсье Лалует, - сказал он, - не будем больше ссориться.
Вы были правы. Великий Лустало оказался великим ничтожеством. Забудем о нем.
Он умер. И он заплатил свой долг. А вы, дорогой Гаспар, когда же вы
заплатите свой? Ведь не так уж трудно выучить: б-а - ба, б-е - бе, б-и - би,
б-о - бо, б-ю - бю! 42
43