Он оттянул двумя пальцами рубашку, понюхал, покачал головой.
- В вытрезвителе? - удивился Денис.
Откуда ему было знать, какие эксперименты проделывались над сыщиком,
что не так давно Лебедев отравил Гурова, так же вот облил спиртным и бросил
бесчувственного у вытрезвителя.
- Ты не знаешь, чего они ко мне привязались?
- Лев Иванович, кажется, вы начали первым, - не удержался Денис. - Там,
на юге, кто полез в драку? Или я ошибаюсь?
- Воспитываешь. - Гуров поднялся, взял со стула пиджак, начал проверять
карманы, на месте ли документы, вытащил конверт. Осмотрел его на просвет,
зачем-то понюхал, вынул фотографию.
Генерал при орденах и с дыркой во лбу, рядом подполковник, без орденов,
зато с пистолетом. Сыщик не знал, что существует еще один снимок, где
подполковник не лежит, а на полусогнутых ногах стоит над поверженным
противником. Но данной фотокарточки более чем достаточно, плюс у них имеется
пистолет с моими "пальчиками", подумал он. Время давать или не давать
честное слово прошло, все правила отменены, можно бить сапогом в пах и
чувствовать себя героем. "Вы хоть и жестокие, но, надо признать, умные и
хитрые: собираетесь со мной работать, поэтому позаботились о моей семье -
доставили не домой..."
- Еще кофе, - сказал Гуров и добавил: - Пожалуйста. - Потом позвонил
Рите, предупредил, что задерживается.
"Они убили Потапова, который стал опасен, а труп повесили на меня.
Волину надоело изображать интеллигента".
Гуров взял протянутую ему чашку.
- Сядь и помолчи, сейчас сориентируюсь в пространстве и времени...
Волин сказал, что им мешает междоусобица, излишняя стрельба, а сам
распорядился убить. Однако междоусобица и распри могут быть правдой. Им не
обойтись без услуг профессиональных уголовников-исполнителей, но их
следовало держать в узде. В своем хозяйстве решили навести - порядок, хотят
использовать милицию, подполковника Гурова как руководителя. "Отдавая нам
неуправляемых, взбунтовавшихся, хотят организовать беспрекословное
подчинение. Элита и среднее звено относятся, как Референт выразился, к
разряду "неприкасаемых". Чтобы я не вырвался из-под контроля, они накинули
мне на шею петлю и свободный конец веревки держат в своих руках. Петля?
Проверим, насколько она прочна. Петлю следует порвать, а видимость ее
существования оставить. Так. Теоретическую базу я подвел, остался "пустяк" -
воплотить ее в жизнь. Как?
На месте убийства присутствовали как минимум двое, скорее трое. Один
держал. Однажды я уже испытал такую хватку. Прошлым летом, во время моего
"похищения" спортсменами. Олег Веселов... Не слишком ли просто? Веселова
следует проверить".
Гуров взглянул на Дениса, который, развалившись в кресле, читал
"Огонек".
"Вернемся к убийству. Один стрелял. Эффенди? Скорее всего. Зачем Волину
впутывать в рискованную историю лишних людей? А раз без лишних, то и
фотографировал лично Руслан Алексеевич Волин. Если так, то это вторая
серьезная ошибка Волина". Неожиданно Гуров запел:
- Ошибка резидента... Ошибка Референта. Понимаешь, Денис, жизнь любого
человека состоит из находок и потерь, поступков правильных и ошибок.
- Ты философ, Лев Иванович.
- Это точно, - согласился Гуров. - Ты прошлым летом, помнится,
хвастался, какие в спорте замечательные ребята выросли, как они переживают,
что их порой с рэкетирами и мафией связывают. Было?
- На Веселова намекаешь? Паршивая овца. А среди вас?..
- И среди нас, - перебил Гуров. - Ты из тех ребят найди двух-трех
надежных.
- А как определить? Я теперь пуганый, а в душу не залезешь...
- А в душу и не надо, люди этого не любят. Повстречайся, присмотрись.
Сегодня люди достаток не скрывают, легкие деньги видно. Сколько бы человек
ни зарабатывал, дай бог каждому поболе, но трудовые деньги - одно,
ворованные - иное. Найди. троих верных, смелых...
- Среди нас трусов нет, - перебил Денис.
- Хорошо, хорошо, - раздраженно сказал Гуров. - Ты не мальчик, от
категоричных суждений воздержись.
Гуров начал инструктаж, старался говорить коротко, конкретно.
Приглушенно зазвонил телефон. Денис снял трубку.
- Слушаю.
- Добрый вечер. Передайте трубочку Льву Ивановичу.
Денис посмотрел на Гурова, чуть помедлил и спросил:
- Простите, вы какой номер набираете?
- Скажите Гурову, что с ним хочет говорить Петр Николаевич.
- Какой-то Петр Николаевич. - Денис зажал ладонью мембрану и взглянул
вопросительно. Гуров взял трубку.
- Здравствуй, Петр Николаевич.
- Я здравствую и жду тебя немедленно, - ответил Орлов и отсоединился.
- Кто это?
- Профессионал.
Глава шестая
Как Гуров и ожидая, полковник Орлов был в кабинете один. Орлов не делал
вид, что чем-то занят, сидел, слегка навалившись на стол, и, когда Гуров
сел, выдохнул:
- Рассказывай.
- В квартире я был, но кто стрелял - не видел. Его должны были убить.
Орлов оглядел Гурова, прищурился.
- Хлороформ?
- Да.
- Кто тебя пригласил?
- Ты же знаешь.
- Руслан Алексеевич Волин. Он прикрыл деньги Лебедева.
- С тобой приятно работать.
- Приятно, мать твою, рыбу ловить и грибы собирать! - сорвался Орлов. -
А в дерьме и крови валяться, тебя, сукиного сына, из канализации
вытаскивать, отвратительно!
- Я тебя об этом не просил.
- А ты вообще-то в жизни чего-нибудь просил? - Орлов брезгливо
поморщился. - Ладно. Я не спрашиваю, как ты, такой талантливый, проглотил
крючок, видно, наживка была соблазнительная.
- На моем месте ты вел бы себя точно так же. В подробности я тебя
посвящать не имею права. Сам знаешь, я как другу тебе не вру. Ты же не
пойдешь к Константину Константиновичу, не выложишь ему всю правду-матку на
стол, ну а я на твой стол не выкладываю.
- Тебя вербуют, это понятно. Что конкретно требуют-то? Информации?
Какой? - Орлов не спрашивал, рассуждал вслух. - Информаторы у них имеются,
может, не твоего калибра... Да, запамятовал, боевиков, которых они тебе
отдали, мы задержали. Все в масть, оружие, наркотики. Мне надо писать
рапорт. Откуда я получил сигнал?
- Анонимный звонок.
- И генерал поверит?
- Кто кому сейчас верит? - Гуров пожал плечами. - Он об убийстве,
конечно, знает?
- Выезжал на место. - Орлов взглянул на часы. - В министерстве.
Совещаются. Не каждый день генералов убивают.
- Так какая будет официальная версия?
- Версия официальная и не официальная одна. Самоубийство.
- В центр лба никто себе не стреляет, да и ожога нет.
- Даже видел, куда пуля попала? - Орлов смотрел внимательно. - А кто
стрелял, не видел?
- Не веришь?
- Веришь - не веришь, игра детская. Ладно, каждый решает свои проблемы
сам. Как мы с тобой будем жить дальше?
Эффенди охотно застрелил генерала Потапова не оттого, что любил
убивать. Он не получал от стрельбы удовольствия - зарезать курицу мало
радости, но жрать захочешь, нож в руки возьмешь, никуда не денешься. А вот
что ребят арестовали - привело Эффенди в бешенство. Парни, конечно,
никчемные, двое наркоманы, но жизнью их мог распоряжаться только он - и
никто другой.
Эффенди уже привык к мысли, что живой он только пока на свободе. Арест
повлечет неминуемый расстрел. Эффенди жил, не задумываясь о дне завтрашнем,
однако годы берут свое, и мысли об уходе на пенсию, или, как пишут в
газетах, на заслуженный отдых, последнее время все чаще посещали его перед
сном.
Пистолет Волин забрал, но данное обстоятельство убийцу не беспокоило.
Оружия, как и денег, у него было в достатке.
Сидя на подмосковной даче и попивая из самовара безвкусный чай, Эффенди
всерьез подумывал о выходе из дела. Из страны ему официально не выехать.
Сегодня на границе с Турцией обстановка подходящая, но с чем уходить?
Чемодан бумажных денег? Не годится, нужны либо валюта, золото, либо
наркотики. Героин? Четыреста рублей грамм... В валюте, конечно, меньше, но
если у Референта отнять килограммов двадцать, то на всю жизнь хватит и чужим
детям останется. Что в Корпорации готовят операцию с наркотиками, Эффенди
догадывался.
Эффенди размял щепотку "травки", смешал с табаком, набил прокуренную
трубочку, зажег и легонько пыхнул сладковатым дымком. Эффенди "покуривал",
но разрешал себе лишь одну трубочку перед сном.
Разбросав свое массивное тело по огромной кровати, выставив лохматую
бороду. Патрон крепко спал. На ужин он съел миску салата, седло барашка,
выпил бутылку коньяка, две - красного сухого вина и при своей комплекции,
лежа навзничь, должен был бы трубно храпеть, но он презирал законы, в том
числе и законы природы, и спал тихо, как ребенок.
Константин Васильевич Роговой хорошо помнил покойных родителей. Они
произвели на свет крепенького мальчугана, назвали Константином, вырастили
здорового, жизнерадостного парня, которого особо не баловали, возможности
такой не представлялось. Война, затем нужда конца сороковых, а в пятьдесят
первом папа со службы не вернулся. Константин уже учился в институте,
исполнял роль комсорга курса и к происшедшему отнесся философски. Он ушел на
завод, а когда Отец народов скончался и разобрались, что он не отец и даже
не отчим, Константин вернулся в институт и комсомол. Как и многие его
сверстники, он отлично понимал, что жизненное процветание определяется лишь
одним фактором - местом претендента на сладкую жизнь в партии. Нет,
объективно существовали и другие возможности, к примеру, можно стать
талантливым ученым, художником, на крайний случай поэтом. Но тут необходимы
Талант и Труд, и все с большой буквы. По "Краткому курсу" Константин имел
"зачет" и "отлично", потому двинулся проторенной дорогой в партийные
начальники. Внешность, обаяние, сообразительность, а главное, понятие а
таких высоких материях, как честность и достоинство, у него были именно
такими, какими и следовало быть, то есть что надо - в избытке, чего не надо
- в полном отсутствии. За два десятилетия он дорос до главного заместителя и
понял, что выше ему дороги нет, возможны лишь бесконечные передвижения по
горизонтали. Такое положение его не устраивало. В то время никто не
подозревал, что живет в застойный период. Бриллианты, стиральный порошок,
дачу и колбасу еще можно было купить, дефицит ощущался только в деньгах,
потому некоторые руководители, а возможно, и большинство из них, брали и
давали взятки. Дело это считалось обычным, как ежедневная еда и сон.
Но Константин Васильевич Роговой от природы тяготел к философии, знал,
что ничто не вечно. На Руси, известно, крали издавна, однако круговая порука
замов ему не понравилась. Он из "круга" осторожно вышел, спустился на
ступенечку, начал организовывать собственное дело. Вскоре он стал Патроном,
встретил сумасшедший апрель спокойной улыбкой и оказался прав: буря
пронеслась над головой. Она отрывала вершки, а землю перекопать, все
выкорчевать никакой буре, даже урагану, не под силу. Надо менять систему, а
этого власть имущий аппарат никогда не позволит. Перестройка, рассуждал
Патрон, - это те же самые люди, только в ином строю.
Заблуждался ли Патрон, жизнь покажет, а сейчас он спокойно спал без
таблеток, даже аптечки в доме не держал.
Константин Васильевич Роговой уезжать никуда не собирался, имел
единственную заботу - превратить советские рубли, которые обеспечены всем
достоянием страны, в паршивые, ничем, кроме золота, не обеспеченные доллары
либо марки. Он не хотел зависеть от решений пленумов, Советов, съездов,
