неизвестна. К тому же стало бы ясно, что многие ссыльные прославились
благодаря плагиату. Предсказывать будущее им запрещалось, и все же они
проболтались о многом. В средневековье на это, слава Богу, внимания не
обращали (хотя Бэкон, к примеру, упоминает о реактивных самолетах и
батискафах, а Луллий в "Великом искусстве" - о компьютерах). Хуже обстояло
дело с неосмотрительно сосланными в XX век: назвавшись "футурологами", они
начали выбалтывать служебные тайны.
По счастью, А.Тила, возглавивший МОЙРУ после Беттерпарта, применил
тактику, известную под названием "вавилонской". Дело обстояло так:
шестнадцать хроноконструкторов, сосланных в Месопотамию, решили бежать по
хронопроводу, который и начали строить под видом какой-то башни; ее
название (ВАВИЛОНская) было зашифрованным лозунгом заговора: "Возведем
Агрегат Возвращения Из Лихой Окаянной Неволи". МОЙРА, которая засекла их
проект на довольно далеко продвинутой стадии, внедрила туда своих людей
под видом "новых ссыльных", а те умышленно внесли в конструкцию такие
ошибки, что агрегат развалился сразу же после пуска. Этот маневр
("Смешение языков") Типа применил еще раз, внедрив в ряды футурологов
некоего. Маклюэна, нашего тайного агента, и, забросив диверсионные группы в
XX век, они дискредитировали оракулов будущего, сочиняя всевозможные
бредни (пресловутая "научная фантастика") .
Правда, прочитав подготовленные МОЙРОЙ нелепицы, которые Маклюэну
поручалось распространять под видом "прогнозов", я схватился за голову:
невозможно было поверить, что кто-либо в здравом уме хоть на секунду
примет всерьез байки о "глобальной деревне", в которую будто бы
превращается мир, и прочий вздор, содержавшийся в этом паштете. И что же?
Маклюэн произвел куда больший фурор, чем эксперты, выбалтывавшие чистую
правду: он настолько прославился, что под конец, похоже, и сам уверовал в
несуразицы, которые ему ведено было распространять. Его мы, впрочем, не
тронули, он нам ничуть не мешал. А вот что касается Свифта с его
"Путешествиями Гулливера" (где черным по белому написано о двух маленьких
спутниках Марса со всеми элементами их орбит, которых никто не мог знать в
ту эпоху), то это - следствие глупой промашки. Элементы этих орбит служили
паролем для группы наших инспекторов в Южной Англии, и один из них,
встретив в трактире Свифта, по близорукости принял его за нового агента,
явка с которым была назначена. В рапорте он умолчал об ошибке, решив, что
Свифт все равно ничего не поймет; а несколько лет спустя (1726) в первом
издании "Путешествий Гулливера" мы прочитали об обоих спутниках Марса.
Пароль немедля сменили, но это место осталось в книге уже навсегда.
Подобные промахи особого значения для истории не имели, другое дело -
Платон; я не могу без жалости читать его повествование о пещере, где он
сидит спиной к свету, созерцая лишь тени на стенах. Неудивительно, что
XXVII столетие представлялось ему единственной настоящей реальностью, а
примитивное время, в которое я его сослал, - лишь "темной пещерой". А его
учение о познании, которое будто бы сводится к "припоминанию" того, что
когда-то, "до жизни", он знал гораздо лучше?! Ведь это еще более ясный
намек!
Между тем на мою голову сваливались заботы одна другой тяжелее.
Пришлось сослать Тилу - за то, что он помог Наполеону бежать с Эльбы; на
этот раз местом ссылки я выбрал Монголию, поскольку Тила в ярости угрожал,
что, дескать, я еще попомню его. Я не представлял себе, что можно сделать
особенного среди этих каменистых пустынь; и все же он сдержал слово. Видя,
что творится, конструкторы лезли из кожи, предлагая проекты один чуднее
другого: скажем, снабжать нуждающиеся народы товарами широкого потребления
по хронопроводам. Но ведь это пресекло бы всякий прогресс! Или еще: взять
из нашего времени миллион просвещенных граждан и десантировать в палеолит.
Отличная мысль, но куда бы я дел человечество, уже сидящее там по пещерам?
Чтение этих проектов возбудило во мне подозрения при ревизии XX века.
Уж не подбрасывали ли туда средства массового уничтожения? По слухам,
несколько радикалов в Институте хотели свернуть время в кольцо, чтобы
новейшая история где-то после XXI века срослась с предысторией. Тем самым
все опять началось бы сначала, но лучше, чем раньше. Идея безумная,
бредовая, фантастическая, но я как будто замечал признаки соответствующих
приготовлений. Сворачивание в кольцо требовало предварительного разрушения
существующей цивилизации, "возврата к Природе", и действительно, с
середины XX века вошли в обычай похищения, терроризм и общее одичание;
молодежь стремительно олохмачивалась, эротика оскотинивалась, орды
заросших оборванцев рычанием возносили хвалу уже не Солнцу, а каким-то
Сверхновым (Superstars), повсюду звучали призывы к разрушению техники и
науки; даже футурологи со степенью возвещали - по чьему наущению?! -
неминуемую катастрофу, упадок, конец; кое-где уже рыли пещеры, именуя их-
не иначе как для отвода глаз - убежищами.
Я решил повнимательней приглядеться к позднейшим векам - уж слишком
все это попахивало подготовкой переворота, разворота времени вспять в духе
идеи кольца, и тут получил приглашение на Ученый совет. Друзья по секрету
сказали, что готовится судилище надо мной. Это не заставило меня забыть о
служебных обязанностях. Последним рассмотренным мною вопросом было дело
некоего Аделя, служащего аппарата контроля; он привез себе из XII века
девушку, похитив ее среди бела дня на глазах у толпы, - просто схватил ее
и усадил в хроноцикл. Девушку объявили святой, а похищение во времени -
вознесением. Адель был грубиян и тиран, к тому же страховидной наружности,
с глубоко посаженными глазками и тяжелым подбородком, - вылитая горилла, и
я бы давно его выгнал, если бы не боялся обвинений в личной неприязни. Но
теперь я сослал его, да на всякий случай подальше - на шестьдесят пять
тысяч лет назад; он стал пещерным Казановой и прародителем неандертальцев.
На Совет я явился с высоко поднятой головой, ибо никакой вины за
собою не чувствовал. Заседание продолжалось десять часов с лишним, и уж
чего я там не наслушался! Меня порицали за самоуправство, помыкание
учеными, наплевательское отношение к мнению экспертов, за потакание
Греции, за упадок Рима, за дело Цезаря (еще одна клевета: никакого Брута я
никуда не посылал), за аферу Райхплаца (он же кардинал Ришелье), за
злоупотребления в ведомстве МОЙРЫ и тайной хрониции, за пап и антипап (на
самом же деле "мрак средневековья" целиком на совести Беттерпарта; следуя
своему излюбленному "правилу сильной руки", он рассовал между VIII и XIII
веками столько соглядатаев, что доносительство задавило культуру).
Зачитывание обвинительного заключения - в сумме семь тысяч параграфов
- свелось, по сути, к пересказу учебника всеобщей истории. Я должен был
отвечать за А.Доная, за неопалимую купину, за Содом и Гоморру, за
викингов, за колеса боевых малоазийских повозок, за отсутствие колес у
южноамериканских повозок, за крестовые походы, за резню альбигойцев, за
Бертольда Шварца с его порохом (а куда его надо было сослать? в древний
мир, чтобы уже там палили картечью?) и так далее, без конца. Теперь все
было не по душе почтенному Совету - и Реформация, и Контрреформация; а те,
кто прежде лез ко мне именно с этими якобы спасительными проектами
(Розенбайсер чуть ли не на коленях просил разрешения на Реформацию),
теперь как воды в рот набрали.
Когда мне предоставили последнее слово, я заявил, что вообще не
собираюсь себя защищать. Будущая история нас рассудит. Признаюсь, под
конец я позволил себе одно язвительное замечание: если, сказал я, после
всех стараний Проекта в Истории можно заметить хоть какой-то прогресс и
добро, то это исключительно моя заслуга. Речь идет о положительных
результатах массовых ссылок, предпринятых мною. Именно мне обязано
человечество Гомером, Платоном, Аристотелем, Бошковичем, Леонардо да
Винчи, Босхом, Спинозой и несчетным количеством безымянных деятелей,
которые не давали творческому духу угаснуть на протяжении столетий. Как ни
суров бывал порою жребий изгнанников, они заслужили его, а вместе с тем
благодаря мне искупили свою вину перед историей, споспешествуя ей в меру
сил, - однако лишь после снятия с высоких постов в Проекте! С другой
стороны, если кто-нибудь заинтересуется, что же за это время сделали
специалисты Проекта, пусть посмотрит на Марс, Юпитер, Венеру, на
изуродованную Луну, пусть заглянет в могилу Атлантиды на дне Атлантики,
пусть подсчитает число жертв обоих великих ледниковых периодов, всяких
бедствий, эпидемий, моров, войн, религиозного фанатизма - словом, пусть
присмотрится ко Всеобщей Истории, которая после исправления стала
кладбищем реформаторских планов, сплошным хаосом и информационным шумом.
История - это жертва Института с его безалаберщиной, бестолковщиной,
близорукостью, работой "на авось", постоянными интригами,
некомпетентностью, и, будь на то моя воля, я бы выслал всех так называемых
историотворцев туда, где бронтозавры зимуют!
Надо ли пояснять, что мое выступление было принято достаточно кисло?
И хотя оно называлось "заключительным словом", для участия в прениях
записалось еще несколько заслуженных временщиков, таких как Пр.Оффан, Т.
У. Под дум и сам Розенбайсер, тоже явившийся на совет. Друзья-сослуживцы
успели вызволить его из Византии; загодя зная исход голосования о снятии
меня с директорского поста, они инсценировали гибель Юлиана Отступника "на
поле битвы" (363 г.) - так рвался он поучаствовать в этом спектакле.
Прежде чем он заговорил, я попросил слова по процедуре и поинтересовался,
с каких это пор какие-то византийские императоры участвуют в совещаниях
Института, но никто и не думал мне отвечать.
Розенбайсер подготовился основательно, должно быть, все материалы
получил еще в Константинополе; этот сговор, шитый белыми нитками, даже не
пытались от меня скрыть. Розенбайсер обвинил меня в дилетантизме и в том,
что я, обладая пресквернейшим слухом, строил из себя меломана, тем самым
деформировав развитие теоретической физики. Согласно господину профессору,
дело обстояло так: измерив - путем дистанционного зондирования - уровень
одаренности всех детей на рубеже XIX - XX веков, наш Гиперпьютер обнаружил
младенцев, способных впоследствии сформулировать принцип эквивалентности
материи и энергии, имеющий ключевое значение для высвобождения энергии
атома. Это были, в частности: Пьер Солитер, Т.Однокаменяк, Станислав Раз-
глыба, Джон Уанстоун, Трофим Одинцов-Булыжников, Аристидес Монолапидес,
Джованни Унопетра, а также малютка Альберт Эйнштейн. Я оказал протекцию
последнему, умиленный (якобы) его игрой на скрипке, а в результате годы
спустя Япония подверглась атомной бомбардировке.
Розенбайсер извратил факты настолько бессовестно, что я потерял дар
речи. Игра на скрипке не имела никакого отношения к делу. Клеветник свалил
на меня свой собственный недочет. Прогностический Гиперпьютер, моделируя
ход событий, предсказал атомную бомбу в Италии времен Муссолини, если
теорию относительности откроет Унопетра, и серию еще худших катаклизмов -
в случае успеха прочих младенцев. Я выбрал Эйнштейна, как примерного
мальчика, а за то, чем обернулась эта история с атомами, ни он, ни я
отвечать не можем. Я не послушался Розенбайсера, который настаивал на
"профилактическом очищении" Земли от детишек дошкольного возраста, чтобы
атомной энергией овладели в безопасном XXI столетии, и даже представил мне
