человека, чтобы он получился лучше. Фонды отпущены, техника собрана, но
пост генерального директора Проекта до сих пор остается вакантным. Всех
отпугивает риск, сопряженный с этой должностью.
- Нет желающих? - Мое изумление возросло еще больше.
- Ну да, это ведь не то прошлое, в котором каждый осел хотел править
миром. Никто не возьмется за такое дело, не имея квалификации. Так что
должность вакантна, а время не ждет!
- Но ведь я в этом не разбираюсь. И почему именно я?
- В твоем распоряжении будут целые штабы специалистов. Техническая
сторона тебя не касается; имеется много планов, проектов, методов. Дело за
осмотрительными, ответственными решениями. Мне, то есть тебе, и предстоит
их принять. Наш Гиперпьютер исследовал методом психозондирования всех
людей, когда-либо живших на Земле, и нашел, что я, то есть ты, -
единственная надежда Проекта.
После долгого молчания я отозвался:
- Дело, как вижу, серьезное. Может быть, я приму этот пост, а может,
и нет. Шутка ли - всеобщая история! Тут надо подумать. Все-таки как
получилось, что я, то есть ты, появился именно у меня? Я же никуда не
передвигался во времени. Только вчера возвратился с Гиад...
- Ну конечно! - прервал он меня. - Из нас двоих ты более ранний. Вот
примешь мое предложение, я отдам тебе хроноцикл, и отправишься туда, куда,
то есть когда надо.
- Ты не ответил на мой вопрос. Откуда я взялся в XXVII веке?
- Очень просто: я заехал туда на машине времени. А потом оттуда сюда,
в твой сегодняшний день.
- Но если я никогда не путешествовал на машине времени, то, значит, и
ты, который тоже я...
- Не путай. Я ведь будущий ты, и поэтому ты еще не можешь знать, как
случится, что ты окажешься в XXVII веке.
- Ой, темнишь! - пробормотал я. - Если я приму твое предложение, то
сразу попаду в XXVII век. Буду там руководить этим ТЕОГИПГИПом и так
далее. Но ты-то откуда там взя...
- Мы можем так болтать всю ночь! Не переливай из пустого в
порожнее. Или знаешь что? Попроси Розенбайсера, пусть он тебе объяснит. В
конце концов это он, а не я специалист-временщик. Впрочем, эта история,
хоть и запутанная, как любая временная петля, не идет ни в какое сравнение
с моей, то есть твоей, миссией. Ведь это Историческая Миссия. Разве не
так? Ну, согласен? Хроноцикл в порядке, я проверил.
- Да что там хроноцикл. Не могу я вот так сразу.
- Нет, можешь! Это твой долг. Ты должен!
- Эге-ге! Полегче со мной! Ничего я не "должен"! Ты же знаешь, я
этого не люблю. Могу, если захочу. Если сочту, что дело того заслуживает.
Кстати, кто такой Розенбайсер?
- Директор по науке в ИВ. Будет твоим непосредственным подчиненным.
- В ИВ?
- В Институте Времени.
- А если я не соглашусь?
- Ты не можешь не согласиться... не сделаешь этого... Это значило бы,
что ты струсил...
При этих словах на губах его мелькнула какая-то затаенная усмешка.
Это меня насторожило.
- Вот еще! Почему же?
- Потому... э-э, да что тебе объяснять. Это связано со структурой
времени.
- Не говори ерунды. Если я не соглашусь, то никуда отсюда не двинусь,
и никакой Розенбайсер ничего мне не объяснит, и никакую историю
регулировать я не буду!
Я говорил это отчасти для того, чтобы выиграть время, такие дела не
решаются наобум, - но не только поэтому: не имея ни малейшего
представления, зачем он, то есть я, явился ко мне, я все же чуял тут какой-
то подвох, какую-то каверзу.
- Беру на размышление сорок восемь часов! - заявил я.
Он начал настаивать, чтобы я решился сразу, но чем больше настаивал,
тем меньше мне это нравилось. Я даже снова засомневался, что он - это я. А
вдруг передо мною какой-нибудь загримированный наймит? И я решил устроить
ему допрос. Надо было найти что-нибудь такое, о чем никто, кроме меня, не
знал.
- Почему в нумерации "Звездных дневников" есть пробелы? - внезапно
спросил я.
- Ха-ха! - рассмеялся он. - Значит, уже не веришь в меня? Да потому,
дорогой мой, что одни путешествия совершались в пространстве, другие во
времени. Так что Первого и быть не могло. Всегда можно вернуться назад,
туда, где еще никакого путешествия не было, и куда-нибудь отправиться;
тогда Первое путешествие станет вторым, и так без конца!
Ответ был верный. Но об этом все же знали несколько человек, правда,
лишь самые близкие мои знакомые из тихологической группы профессора
Тарантоги. Тогда я потребовал у него удостоверение личности. Бумаги
оказались в порядке, но и это еще ничего не значило: документы нетрудно
подделать. Правда, он поколебал мои сомнения тем, что мог напеть любую
мелодию, которые я мурлычу только в ракете, один как перст; но я заметил,
что в припеве "Метеориты, метеориты!" он невыносимо фальшивит. Я сообщил
ему об этом, он обиделся и заявил, что это я вечно фальшивлю, а не он;
разговор, поначалу вполне корректный, перешел в перебранку, потом в
настоящий скандал, и наконец он так меня разозлил, что я велел ему
убираться ко всем чертям. На самом деле я этого не хотел, сказано это было
со злости, но он, не говоря ни слова, встал, поднялся наверх, вывел свой
хроноцикл, уселся на него, как на велосипед, что-то там покрутил и в
мгновение ока расплылся в туман или, скорее, в папиросный дымок. Минутой
спустя и дымка исчезла - осталась только груда разбросанных по полу книг.
Я остался в одиночестве, с довольно глупой физиономией, ибо совсем этого
не ожидал, но, когда он стал готовиться к отъезду, я уже не хотел
уступать. После недолгого размышления я спустился опять в кухню, так как
проболтали мы без малого три часа и я снова проголодался. В холодильнике
оставалось еще несколько яиц и кусочек грудинки, но едва я зажег газ и
вылил яйца на сковороду, как сверху донесся страшный грохот.
Яичница пошла насмарку - грохот так меня испугал, что она вместе со
шкварками опрокинулась прямо в пламя горелки, а я, ругаясь на чем свет
стоит, через три ступеньки на четвертую помчался наверх.
На полках не было уже ни единой книги; то, что от них осталось,
образовало большую кучу, а он в ней возился, вытаскивая из-под себя
хроноцикл, придавленный при падении.
- Что это значит? - закричал я в бешенстве.
- Сейчас объясню... погоди... - бормотал он волоча хроноцикл к лампе.
Затем внимательно осмотрел его, даже не думая извиняться за очередное
вторжение.
Это мне уже и впрямь надоело.
- Не мешало бы вам объясниться!!! - гневно закричал я.
Он усмехнулся. Отодвинул хроноцикл, прислонил его к стене, поискал
трубку, набил ее из моего кисета, закурил, заложив ногу на ногу, - и тут
меня понесло.
- Наглец!!! - заорал я.
И хотя я не двинулся с места, все же твердо решил накостылять ему
хорошенько. Шутки вздумал шутить - надо мной, в моем доме!
- Ерунда! - откликнулся он флегматично. Он явно не чувствовал себя
виноватым. А ведь только что развалил стеллаж до последней доски! - Это
нечаянно, - проговорил он, пуская дым изо рта. - Хроноцикл опять чуть
промазал... - Но зачем ты вернулся? - Пришлось. - Что значит "пришлось"?
- Мы, приятель, застряли во временном кольце, - сказал он спокойно. -
Я опять буду тебя уговаривать стать директором. Если откажешься - уеду, но
вскоре вернусь, и все начнется сначала.
- Не может быть! Неужели мы в замкнутом круговороте времени?
- В нем самом.
- Ложь! Если бы это было так, все наши разговоры и действия
повторились бы точка в точку, а то, что я теперь говорю и что говоришь ты,
не совсем то, что было в первый раз!
- Много всяких побасенок рассказывают о путешествиях во времени, -
ответил он, - а та, о которой ты упомянул, относится к самым нелепым. В
замкнутом времени все будет происходить каждый раз почти так же, но не в
точности так, потому что временная замкнутость, как и пространственная, не
лишает свободы, а лишь сильно ее ограничивает! Если ты примешь мое
предложение, то переместишься в 2661 год и тем самым кольцо превратится в
открытую петлю. А если откажешься и снова меня прогонишь, я вернусь... и
ты уже знаешь, что будет!
- Неужели другого выхода нет?! - вскипел я. - Ох, мне сразу
подумалось, что за всем этим кроется какое-то мошенничество. Убирайся
отсюда! Чтобы глаза мои больше тебя не видели!
- Не говори глупостей, - возразил он холодно. - Все Происходящее
зависит сейчас исключительно от тебя, а не от меня, потому что люди
Розенбайсера замкнули, а лучше сказать, затянули временную петлю за нами
обоими, и будем мы в ней болтаться, пока ты не станешь директором!
- Хорошенькое предложение! - воскликнул я. - А если я тебе все кости
переломаю?
- Тебе же придется залечивать их - в свое время. Не хочешь- не
соглашайся: мы можем так развлекаться до самой могилы...
- Вот еще! Да я просто запру тебя в погребе и пойду, куда захочу!
- Раньше я тебя там запру, я ведь сильнее!
- Да-а?
- Ага. Я харчился в 2661 году, а тот харч куда здоровее нынешнего. Ты
не устоишь против меня и минуты.
- Ну, это мы еще посмотрим... - угрожающе пробормотал я, вставая со
стула. Он даже не шелохнулся.
- Я знаю дзюрдзюдо, - хладнокровно заметил он.
- Что, что?
- Усовершенствованное дзюдо 2661 года. Я уложу тебя одной левой.
Я был чрезвычайно зол, но многолетний жизненный опыт научил меня
сдерживать даже крайнее раздражение. Поэтому, поговорив с ним, то есть с
собой, еще, я пришел к заключению, что и вправду другого выхода нет. К
тому же историческая миссия, ожидавшая меня в будущем, отвечала и моей
натуре, и моим взглядам. Возмущала только ее принудительность, но я
понимал, что счеты надо сводить не с двойником, всего лишь простым
орудием, а с теми, кто стоял за его спиной.
Он показал мне, как управлять хроноциклом, дал несколько практических
советов, я уселся в седле и хотел ему еще сказать, чтобы прибрал после
себя и вызвал столяра для починки полок, но не успел - он уже нажал
стартер. Мой двойник, свет ламп, комната - все исчезло как от дуновения
ветра. Машина подо мною, этот металлический стержень с воронкообразной
выхлопной трубой, сильно тряслась и иногда так подскакивала, что я
вцеплялся изо всех сил в рукоятки, чтобы не вылететь из седла. Я ничего не
видел вокруг, а только ощущал, будто по телу скребут проволочные щетки.
Когда мне показалось, что скорость движения во времени слишком уж
возросла, я потянул за тормоз, и тогда из черного провала стали проступать
неотчетливые силуэты.
То были какие-то огромные здания, куполообразные и стрельчатые; я
пролетал через них навылет, как ветер сквозь изгородь, и всякий раз,
ожидая удара о стену, непроизвольно зажмуривался, а затем снова увеличивал
скорость. Машину швыряло так, что голова у меня тряслась, как кочан, а
зубы вызванивали дробь. В какой-то момент я ощутил неясную еще перемену,
меня окружало что-то вязкое, липкое, словно загустевающий сироп; я будто
продирался сквозь преграду, которая - как знать? - станет моей могилой, и,
увязнув в бетоне, застыну я вместе с хроноциклом вроде диковинной мухи в
янтаре. Но снова меня рвануло вперед, хроноцикл затрясся, и я упал на что-
то эластичное, поддавшееся подо мной и мягко заколыхавшееся. Машина
выскользнула из-под меня, в глаза плеснул яркий свет, и я зажмурился,
ослепленный.
Когда я открыл глаза, со всех сторон несся гул голосов. Я лежал
посреди большого мата из пенопласта, разрисованного концентрическими
окружностями, точь-в-точь как стрелковая мишень; опрокинувшийся хроноцикл
покоился чуть поодаль, а вокруг меня столпились десятки людей в сверкающих
