молодая девушка и прибирала на столе. Вдруг открылась дверь, а там уже
стояли трое и ждали меня. Я растерялся. С кем мне пришлось общаться в
полете - находились в кабине. Я не знал, что делать, то ли идти, то ли
ждать чего-то. А та, что убиралась, поняв меня, поклонилась на прощание,
и я ушел.
Передо мной стоял мужчина средних лет в очках, рядом с ним
находилась девушка в красной форме, а сзади них вроде полицейский, вроде
пограничник.
Мы шли вчетвером по длинному светлому проходу, подошли к стойкам
контроля. А перед стойками с автоматами в руках стояли такие же
пограничники и кого-то встречали. "Не меня ли это так?" - думал я. Мы
прошли сквозь эти стойки, предварительно поставив в бумагу какую-то
печать, и пришли в комнату, сверху которой виднелась надпись
"IMMIGRATION". А по ту сторону стеклянной стены собрались люди.
Наверное, в полете обо мне сообщили, они стояли и смотрели на меня. Меня
от них отправили еще дальше. Меня посадили на скамейку: спереди сторожил
пограничник в темнозеленой форме, рядом переводчица, передо мной листали
большую толстую книгу с иллюстрациями всех паспортов из, наверное, всех
стран. Нашли наш советский оригинал, но что-то не совпадало, а именно
надпись: "Общегражданский заграничный". Они листали еще страницу [за
страницей], надеясь найти именно мой, но не нашли ничего, так и поняли,
что летел с ним я так прямо из Москвы. Задавали те же вопросы, что и в
самолете где-то минут пятнадцать. Я обрадовался, услышав опять русскую
речь, и разболтался с переводчицей о том, о сем, ненароком спросил о
священной для японцев горе Фудзияма. "А Фудзияма отсюда далеко?" -
спросил я. "О! Нет, здесь рядом!" - обрадовалась она и хотела показать
через окно эту гору, но горы не было видно, и сказала, что увижу гору,
когда полечу обратно.
Я очень расстроился. Упало куда-то настроение, я сидел один с
пограничником, ни о чем не разговаривая. Вскоре одолел сон и [я] мигом
уснул. Проснулся, когда он меня разбудил, и мы пошли куда-то по
лабиринтам аэропорта в холл. Он передал меня другим людям в
светло-голубой форме и мы сидели так до самого вылета в Москву. До этого
ко мне приехали из советского посольства и представительства Аэрофлота.
Последний со мной, понятно, ни о чем не говорил. Первый же, еще молодой,
не "читал мне мораль", как я ожидал, - [мы] поговорили о погоде в Токио,
[я] спросил у него, почему у них еще желтые деревья на улице.
Оказывается, зима там не такая уж холодная, как я думал.
Так мы сидели до обеда. Потом посадили в "Аэрофлотовский" самолет,
предварительно сообщив обо мне стюардессам. Летели до Москвы девять
часов. Прилетели к вечеру. В самолете мне дали кое-каких продуктов. И
самого первого проводили к выходу. А там меня ждали все "шереметьевские
фараоны" и хором накинулись на меня: "Вот он!" "Иди сюда!" "Приехал,
заяц!" И начались, начались дотошные допросы, бумаги, протоколы,
показания. Сидел несколько дней в изоляции в холодной гостинице с
зарешетчатыми окнами, слава богу, что хоть в специальное место не
отправили. Там мне дали "Известия", где написано обо мне. Вскоре приехал
отец, и мы улетели домой, и как говорится, "хорошо то, что хорошо
кончается!"
Вот и все.
***********************************
Читателям, вероятно, будет интересно узнать, что в марте этого года
Аян, приведя в содрагание компетентные органы, снова появился в Москве.
Правда, с несколько иной целью. Наш почетный член приехал поступать в
ИСАА (Институт Стран Азии и Африки). Выбранная им специализация, как вы
можете догадаться, связана с Японией. Пожелаем ему успеха, коллеги!
ПОЛИГОН - I.
Flops / Genrikh / Filipp
11.88 - 2.89
* * *
Когда-то был большой такой дом. И в доме жил
некий гном Стефан. Любил он все, всех и даже себя
самого.
Всегда ли он поступал из соображений гуман-
ности? Но разве он должен существовать в мире
абстрактного идиотизма? Нет, конечно. Следователь-
но, он прав.
* * *
Лазурное местечко в тихой заводи напоминало и
его родные места. Не потому ли сегодня он твердо
был уверен в себе, или он просто ничего не пом-
нил...
Пульт, мерцавший едким и навязчивым звуком,
закладывающим ухо (правое), наконец просигнализи-
ровал что-то невнятное типа "готов", и граф де
Снуп утер свое унылое правое ухо; потом граф поло-
жил руку на большую полосатую педаль, расположен-
ную на два фута выше пурпурного стоп-крана, чем-то
напоминавшего голову графа, взглянул на стоп-кран
и, вздохнув удрученно, вжал педаль в пульт.
* * *
У дивного лесного болотца, возникшего в те да-
лекие времена, когда в лесу еще не было этих
бестолочей, которые только и делали, что мешали
честным ротозеям собирать то, что, возможно, в
этих местах уже росло, стоял дикий серый кабан и
тихо жевал пальто, забытое каким-то одиноким рото-
зеем.
Было уже не так шумно, как всегда бывало здесь
днем и утром, потому что был тихий вечер. Кабан
тупо смотрел на пузыри, возникавшие на мутной и
зеленоватой водице и лопавшиеся со страшным зво-
ном, жевал свое пальто и уныло размышлял о пузы-
рях, о пальто, о болотце, о ротозее, снова о рото-
зее и пальто. Вечер сгущался.
Пальто медленно исчезало в жующей клыкастой
пасти. Наконец, оно полностью было поглощено. Ста-
ло грустно, даже слеза, похожая на большую
хрустальную бусину, скатилась на прибрежную, похо-
жую на гранит, почву. Кабан хрюкнул и почесал свой
заскорузлый пятачок об пенек, созданный специально
для того, чтобы все об него спотыкались. Но кабан
не знал этого и использовал такие пеньки для того,
что он только что сделал.
Потом кабан, присвистнув весьма пронзительно,
начал собираться в болото. Погружение было такое
стремительное, что кабан остался очень доволен.
Утром на поверхности возникли какие-то странные
замысловатые структуры, а потом из болота стали
появляться кабаны. Они плавали в болоте, пока в
небе не появилась стая сусликов. Небо наполнялось
всевозможными громкими неразборчивыми звуками.
А наш ротозей, захватив остатки своего многост-
радального пальто, направился в путь.
* * *
Звезды медленно удалялись, потом снова прибли-
жались, опять удалялись и снова приближались...
Командир взвода космических бестолочей лихо
дергал огромный изогнутый стоп-кран и дико хохо-
тал. Штурман весело болтал ногами, разлегшись на
краю обшарпанного дивана, держал двумя дрожащими
пальцами новенький ключ "на семнадцать" и хрипло
шептал что-то весьма невнятное. Беззаботный док-
тор, тихо напевая, бодро орудовал кисточкой, зама-
зывая оставшиеся незагаженными предметы личного
состава корабля: запонки, зубные протезы и прочую
мелочь. Потом он добрался и до главного обзорного
экрана...
Друзья были на седьмом, или даже на шестом,
этапе своего пути к заветной фантазии, а звезды
продолжали удаляться и приближаться снова и снова.
* * *
Комбайн господина Матиаса де Лонгвиля состоит
из двух секций. Одна секция представляет собой си-
денье для господина Лонгвиля, а другая - средних
размеров руль с оранжевым штырем, на который обыч-
но надевают руль.
Господин этот любит свой комбайн и рано или
поздно сделает свою первую попытку: выйдет в поле,
внимательно проверит руль и, поправив штырь, вско-
чит на сиденье и лихо помчится по полям и лесам.
* * *
Спасательный круг пошел ко дну, капитан же ко
дну не пошел, а отпустил вовремя спасательный круг
и поэтому остался на палубе. Все произошло так
стремительно, что боцман не смог даже схватить
брошенную коком лестницу, а только успел обиженно
взглянуть на капитана, и пошел ко дну вместе с
кругом...
Капитан смотрел на круги, расходившиеся от
места исчезновения боцмана, потом на те круги, ко-
торыми он собирался оснастить опустевшую уже палу-
бу, и позвал кока. После того, как явился кок, ка-
питан высказал свои соображения по поводу таких
кругов и попросил немедленно развесить все круги
на свободные места. Кок схватил круги, но как
только он попробовал их поднять, он ощутил всю ка-
питанскую находчивость: изготовляя круги, капитан
использовал очень высококачественный материал, и
понимал, что он (кок) пойдет вместе с этим боцма-
ном ко дну, потому что круги капитан сделал из
высококачественного гранита, предварительно хорошо
отполировав его и потом тщательно выкрасив.
* * *
Над бескрайними просторами Луны всходило солн-
це. Яркие лучи его упали на обширные плантации
лунной пыли. Сторож зевнул, надел картуз на гер-
мошлем, лежавший у него на ладони, и улыбнулся.
Сторож числился здесь временно. Но известно, что
нет ничего необычного во временном занятии такой
полезной работой, как охрана плантаций пыли.
Вскоре сторожу захотелось проверить лунную
пыль, и он, насвистывая, отработанным движением
открыл дверь в чулан. Там лежал его старый верный
гермошлем, окрашенный в металлический цвет. Весь
чулан был освещен ярким фонариком, висевшим под
кроватью, стоящей на высоком столе на одной ножке
и тихо поскрипывающей на сквозняке. Сняв фонарик,
сторож вышел из чулана на улицу. На улице было ти-
хо и тепло. Пыль была в полном порядке.
* * *
Подводный каток шел к цели своего рейда, уве-
ренно огибая скопления маленьких светящихся под-
водных рыбок. За катком оставался идеально ровный
и длинный след. Дно было ровное, гладкое, сулящее
экипажу катка много-много добычи. Добыча эта
представляла собой устриц внушительных габаритов,
которые беспорядочно разбегались от настигающего
их катка. Но не так-то просто было настигнуть про-
ворных устриц! Хотя и внушительные, они обладали
весьма неплохими гидродинамическими характеристи-
ками, предоставлявшими им обширные возможности.
* * *
Мощный поток кипятка обрушился на зазевавшегося
повара. Повар не заметил, что поток этот шел из
круглого титана, сработанного тульскими умельцами.
Но теперь было не интересно, кем сработан этот
круглый титан. Во всяком случае, повару было очень
грустно - ведь кипяток обварил ему даже голову,
повергнув тем самым его в глубокое уныние. "Надо
было идти в сантехники, там хоть вода не такая го-
рячая..." - думал ошпаренный повар.
* * *
На этот раз все обошлось - тихий свист разбудил
меня вовремя. Отскочивший от дремавшего на неболь-
шой скамейке крота кусок мелодично звякнул и
раскололся. Я быстро вскочил и бросился надевать
штаны из синего плюша. Кроты подождут...
Надо скорее включить душ в кухне и немедленно
налить полную кухню воды, тогда можно будет всех
кротов посадить в лодку и пустить ее в дальний
путь. Лет через пятнадцать она пойдет ко дну...
Душ тогда можно будет покрасить, а вот штаны - уже
все...
Тихий свист больше не разбудит меня поутру...
* * *
По аллее кто-то шел. Хмурый день располагал к
тому, чтобы кто-то шел по этой аллее. Сумерки сгу-
щались все сильнее, и над домами уже висел сереб-
ряный дирижабль. Все, казалось, было так, как в те
далекие времена - летней ночью, лет семь назад все
было так же: и лунный свет, и серебряный дирижабль
искрился так же под ним... Все было так.
* * *
(Письмо домой из сумасшедшего дома.)
На кухне у нас находятся различные полезные ве-
