тяжелых ботинок. Человек, оставивший их, бежал короткими шагами,
точно неопытный бегун, пытающийся развить высокую скорость.
"Бежал со стороны кладбища, - подумал Грегори, - выскочил
на середину шоссе и, как паровоз, попер к городу. Неужели это
полисмен убегал? От кого?"
Он начал искать следы преследователя. Их не было, снег
вокруг лежал нетронутый. Тогда он прошел туда, где от шоссе
ответвлялась к кладбищу обсаженная кустами аллейка. Шагах в
двадцати от аллеи, дальше по шоссе, он наткнулся на следы машины
и людей. Машина приехала со стороны, противоположной Лондону,
развернулась и остановилась (отпечатки шин в этом месте были
глубже, отчетливей), из нее вышли двое, к ним присоединился
третий и повел к "бентли". Шли они по кювету. Возвратились тем же
путем; наверно, у них были какие-то трудности с ношей: на снегу
остались маленькие круглые вмятины: прежде чем задвинуть носилки
в "скорую помощь", они поставили их на снег. Грегори вошел в
аллею и тотчас же повернул обратно: все было ясно и так.
Наполненные голубыми тенями следы убегавшего шли прямо от морга,
недавно побеленная стена которого виднелась метрах в ста.
Грегори вернулся к "бентли", внимательно вглядываясь в следы
бежавшего. На расстоянии восьми шагов от места, где стояла
разбитая машина, следы пошли в сторону, возможно, полисмен хотел
резко свернуть, но больше уже ничего нельзя было понять: снег был
взрыт и разбросан. Засунув руки в карманы, Грегори стоял и
покусывал губы.
"Спереди объезжал! - решил он. - Но тут его занесло,
швырнуло в сторону... Должно быть, постового ударило самым краем
багажника".
- А что с этим, с Вильямсом? - обратился он к полисмену.
- Он без сознания, господин лейтенант. Доктор из "скорой"
очень удивлялся, как это он смог дойти досюда.
Упал-то он вон там.
- Откуда вы знаете?
- А там есть кровь.
Грегори низко наклонился над указанным местом. Три, нет,
четыре коричневатые застывшие капли проникли глубоко в снег.
Заметить их было трудно.
- Вы присутствовали, когда приехала "скорая"? Он был в
сознании?
- Нет, без сознания.
- Кровотечение было?
- Нет, то есть чуть-чуть, кажется из ушей.
- Грегори, сжальтесь же наконец над нами! - воскликнул
Соренсен и, бросив недокуренную сигарету в снег, демонстративно
зевнул.
- Инструкцией жалость не предусмотрена, - ответил Грегори
и снова склонился над следами.
Вильсон расставлял штатив, а Томас вполголоса ругался: у
него в чемодане рассыпался тальк и перепачкал инструменты.
- Ну, ребята, за дело! - сказал Грегори. - Следы,
измерения и все прочее, лучше больше, чем меньше, а потом
приходите к моргу. Веревку можно будет снять. Доктор, пойдемте,
может, там окажется что-нибудь по вашей части... Да, а где
комендант? - обратился он к полисмену.
- В городе, господин лейтенант.
- Ну тогда пошли.
Грегори расстегнул пальто, ему стало жарко. Полисмен
нерешительно переступал с ноги на ногу.
- Господин лейтенант, мне идти с вами?
- Да, да, идемте.
Соренсен шел сзади, обмахиваясь шляпой. Солнце изрядно
припекало, снег с ветвей стаял, они влажно блестели и на глубоком
голубом фоне казались совсем черными. Грегори считал шаги до
кустов, откуда начиналась дорога на кладбище. Их оказалось ровно
сто шестьдесят. Кладбище и дорога к нему лежали в лощине между
двумя пологими холмами, скрывавшими городок; на его близость
указывали только поднимающиеся дымы. Снег тут был тяжелый и
мокрый, тянуло холодом. Морг, небольшой неряшливо побеленный
барак, задней стеной примыкал к густому кустарнику. На северной
его стене было два окна, на торцовой - двери, грубо сколоченные
из досок, со скобой, но без замка; они были приотворены. Вокруг
виднелось множество следов. У самого порога лежал плоский
продолговатый предмет, накрытый брезентом.
- Это труп?
- Да, господин лейтенант.
- Его не трогали? Он так и лежал?
- Никто не дотрагивался. Комендант, когда приехал сюда с
доктором, только посмотрел, но не касался.
- А брезент?
- Комендант велел накрыть.
- А не мог сюда кто-нибудь прийти, пока все были на шоссе?
- Нет, господин лейтенант, ведь шоссе перекрыто.
- А со стороны Хэйка?
- Там тоже пост, только его не видно, потому что он за
холмом.
- Ну а если полями?
- Полями можно, - согласился полисмен, - но тогда бы
пришлось идти по воде.
- По какой воде?
- По ручью, он протекает вон там.
Грегори пока не приближался к брезенту. Он пошел вдоль узкой
тропинки, протоптанной ночным дежурным. Она шла мимо крайних
могил, обходила барак и возвращалась через кустарник. Кое-где
ветки были обломаны и втоптаны в снег. Там, где полисмен в
темноте сбивался с тропки, ясно отпечатались подошвы тяжелых
ботинок, тех же, что и на шоссе.
Грегори совершил полный обход и засек время: получилось
четыре минуты. "На темноту и снегопад, - подумал он, - надо
накинуть еще столько же, да на туман еще минуты две". Он начал
спускаться по откосу. Внезапно снег под ногами осел и поехал
вниз. Грегори схватился за ветви орешника и успел задержаться над
самой водой. Занесенный сугробами и потому незаметный даже
вблизи, здесь протекал ручей, вода у подмытых корней бурлила. На
илистом дне лежали обломки камня, некоторые с булыжник. Грегори
повернулся к моргу. Отсюда виднелся только верх глухой задней
стены, поднимающейся над кустами. Цепляясь за упругие ветки,
Грегори вскарабкался наверх.
- Где тут каменотес? - спросил он у полисмена.
Тот сразу понял, о чем спрашивают.
- Он живет рядом с шоссе, возле моста. Самый первый дом,
желтый. Надгробия он делает только летом, а зимой столярничает.
- А камень он как подвозит сюда? По шоссе?
- Если низкая вода - по шоссе, а когда высокая, то от
станции сплавляет. Ему так больше нравится.
- А обрабатывает на том берегу, вон там, да?
- Иногда на берегу, иногда нет. Когда как.
- А если идти берегом, то можно дойти до станции?
- Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к окнам. Одно окно был открыто, вернее,
выдавлено, стекла разбиты, острый осколок торчал в снегу. Он
заглянул внутрь, но ничего не увидел, было слишком темно.
- Кто-нибудь заходил туда?
- Только комендант.
- А доктор?
- Нет, доктор не заходил.
- Как его фамилия?
- Адамс. Мы не знали, успеет ли "скорая" из Лондона. Первой
прибыла из Хэйка, доктор Адамс как раз был там ночью и приехал с
нею.
- Да? - пробормотал Грегори. Он уже не слушал полисмена.
На раме разбитого окна висела желтая ленточка стружки. А у
самой стены виднелся глубокий нечеткий отпечаток босой ступни.
Грегори наклонился. Снег тут был весь изрыт, точно по нему
волокли что-то тяжелое. Местами отчетливо вырисовывались
продолговатые углубления, как будто выдавленные округлым
удлиненным караваем хлеба. В одном из них что-то лежало. Грегори
присел на корточки и поднял несколько спирально закрученных
стружек. Склонив голову набок, он некоторое время смотрел на
второе, целое, окно. Оно было заляпано изнутри известкой. Потом,
сойдя в глубокий нетронутый снег, приподнял полы пальто,
опустился на одно колено, а затем встал и, сунув руки в карманы,
долго рассматривал получившийся отпечаток. Глубоко вздохнул и
обвел взглядом пространство между зарослями, моргом и первым
рядом могил. Дорожка глубоко оттиснутых, продолговатых
бесформенных следов начиналась под разбитым окном, делала петлю и
по кривой шла к двери. Иногда следы сбивались в стороны;
создавалось впечатление, будто какой-то пьяный тащил на животе
мешок. Соренсен стоял сбоку и полубезразлично наблюдал за Грегори.
- Почему нет замка? Он был? - обратился Грегори к
полисмену.
- Был, господин лейтенант, но сломался. Могильщик собирался
отнести к слесарю, да запамятовал, а потом было воскресенье, ну
и... - полисмен махнул рукой.
Грегори молча подошел к брезенту, осторожно приподнял край,
заглянул и отбросил полотнище в сторону.
На снегу, поджав к животу руки и ноги, лежал на боку
обнаженный человек. Поза была такая, словно он то ли рухнул
ничком на что-то невидимое, то ли отталкивал это невидимое
локтями и коленями. Там, где он лежал, пропаханная в снегу колея,
которая начиналась у окна, кончалась. Неполных два шага отделяли
его голову от порога. Перед порогом снег был нетронутый.
- Ну что, может, взглянете на него? - предложил Грегори
Соренсену, поднявшись с корточек; из-за неудобной позы у него к
лицу прилила кровь. - Кто это? - спросил он полисмена, который
надвигал шлем на глаза, чтобы защитить их от солнца.
- Хансел, господин лейтенант. Джон Хансел, владелец
красильни.
Грегори не спускал глаз с Соренсена, который, вынув из
чемодана резиновые перчатки и надев их, осторожно ощупал руки и
ноги покойника, оттянул веки, а потом обследовал его изогнутую
колесом спину, буквально водя по ней носом.
- Он что, немец?
- Не знаю. Может, и из немцев, точно сказать не могу. Уже
его отец и мать жили в здешних местах.
- Когда он умер?
- Вчера утром, господин лейтенант. Доктор сказал, что от
сердца. У него было больное сердце, доктор запрещал ему работать,
да он не слушался. С той поры, как от него сбежала жена, он
вообще махнул на себя рукой.
- Были тут еще покойники?
Соренсен поднялся, отряхнул колени, смахнул платком
невидимую пылинку с рукава и аккуратно уложил резиновые перчатки
в чехол.
- Позавчера был один, господин лейтенант, да уже
похоронили. Вчера в полдень.
- Значит, с того времени был только этот труп?
- Да.
- Ну, доктор, как?
Грегори подошел к Соренсену. Они стояли под высоким кустом,
на его верхушку падали солнечные лучи, и с веток на снег сыпалась
частая капель.
- Ну что я могу сказать?
Вид у Соренсена был обиженный, если не оскорбленный.
- Смерть наступила сутки назад, а то и раньше. Появились
трупные пятна, лицевые мышцы полностью окостенели.
- А конечности? А? Ну что вы молчите?
Они разговаривали шепотом, но с какой-то странной
ожесточенностью.
- Сами видите.
- Я ведь не врач.
- Нету окостенения. Да, нету, нарушил кто-то - и баста!
- Оно не вернется?
- Частично должно возвратиться, но не обязательно. А что,
это очень важно?
- Но оно было?
- Окостенение бывает всегда, это-то вы должны знать. И
кончайте, пожалуйста, расспросы, я ничего больше не могу сообщить.
- Благодарю вас, - не скрывая раздражения, бросил Грегори
и направился ко входу в морг.
Дверь была приоткрыта, но чтобы войти в морг, пришлось бы
перешагивать, вернее, перепрыгивать через труп. "Тут и так все
истоптано, - подумал Грегори, - лучше не оставлять лишних
следов". Он потянул сбоку за скобу. Никакого результата. Тогда он
рванул, и дверь с размаху ударила в стену. Внутри было темно. В
щель под дверью намело немного снега, теперь он таял и
расплывался по полу лужицей. Грегори зажмурился и, поеживаясь от
промозглого холода, которым тянуло от стен, ждал, когда глаза
привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света, второе же,
забеленное известкой, было почти непрозрачным. В центре барака
стоял гроб, выстланный стружками. К нему прислонен венок, обвитый
черной лентой. Можно было прочесть слова: "безутешной скорби". В
углу стояла крышка гpo6a. Под окном на земляном полу были
