Грегори смеялся, но в этом смехе не было веселости.
Несколько раз глубоко, судорожно вздохнув, он умолк.
- Почему вы смеетесь? - тихо, почти печально спросил
инспектор. - Не потому ли, что такая мысль уже приходила вам в
голову, но вы отбросили ее. Имитация? Да, конечно. Но она может
оказаться настолько совершенной, что вы, Грегори, придете ко мне
с пустыми руками.
- Вполне возможно, - холодно ответил Грегори. - И тогда
вы назначите вместо меня другого. В конце концов, если бы это
было необходимо, я уже сейчас мог бы объяснить любую деталь.
Вплоть до случая в прозекторской. Окно можно открыть снаружи с
помощью нейлоновой жилки, заранее привязанной к рычагу. Я даже
попробовал. Но чтобы творец новой религии, этот имитатор чудес,
начинал с таких... - и он пожал плечами.
- Нет, все это не так просто. Вот вы говорите "имитация".
Восковая кукла является имитацией человека, не так ли? А если
некто создаст куклу, которая умеет говорить и ходить, то это
будет превосходная имитация. А если этот некто сконструирует
куклу, способную истекать кровью? Куклу, которая будет несчастной
и смертной, тогда что?
- А что общего это... Но ведь и у совершенной имитации, и у
этой куклы должен быть творец, которому можно надеть наручники!
- воскликнул Грегори, чувствуя, как в нем поднимается бешенство.
"Он что, издевается надо мной?" - промелькнуло у него в голове.
- Сэр, не могли бы вы ответить на один вопрос?
Шеппард повернулся к нему.
- Вы считаете, что эта проблема неразрешима, да?
- Да нет, что вы. Об этом не может быть и речи. Но вполне
вероятно, что разрешение... - и инспектор замялся.
- Прошу вас сказать мне все до конца.
- Не знаю, имею ли я право, - сухо произнес Шеппард, точно
обидясь на настойчивость Грегори. - Вполне вероятно, что
разрешение вас не устроит.
- Но почему? Объясните же!
- Не смогу.
Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул небольшой пакет.
- Будем исполнять наш долг, - сказал он, вручая пакет
Грегори.
В нем были фотографии троих мужчин и одной женщины. С
глянцевого картона на Грегори смотрели заурядные, ничем не
примечательные лица.
- Это они, - утвердительно произнес Грегори. Две
фотографии он уже видел.
- Да.
- А посмертных нет?
- Нам удалось достать только две. - Шеппард снова полез в
ящик. - Сделаны в больнице по просьбе родственников.
Это были фотографии двоих мужчин. И странная вещь, смерть
сделала заурядные лица значительными, дала им монументальную
торжественность. Они стали выразительней, чем при жизни, словно
бы теперь им было что скрывать.
Грегори поднял глаза на Шеппарда и поразился. Сгорбленный,
как-то внезапно постаревший, тот стоял, сжав губы, словно на него
накатила волна боли.
- Сэр? - с неожиданной робостью произнес вполголоса
Грегори.
- Я предпочел бы не поручать вам этого дела... но у меня
никого больше нет, - тихо произнес Шеппард, кладя руку на плечо
лейтенанту. - Поддерживайте со мной постоянный контакт. Я бы
очень хотел вам помочь, но сомневаюсь, чтобы в таком деле опыт
чего-нибудь стоил.
Грегори отшатнулся. Рука инспектора упала. Они стояли в
темноте. Из мрака со стен на них смотрели лица мертвецов. У
Грегори возникло ощущение, что сейчас он еще пьяней, чем в начале
вечера.
- Прошу прощения, - произнес он, - но вам ведь известно
больше, чем вы мне сказали, да? - Дыхание у него было
прерывистым, как после долгого бега. Шеппард не отвечал. - Вы...
вы не можете или не хотите? - продолжал допытываться Грегори и
даже не удивился собственной дерзости.
Глядя на него с безмерным сожалением, Шеппард отрицательно
покачал головой. А может, это была ирония?
Грегори взглянул на свои руки: в левой он сжимал фотографии,
сделанные при жизни, в правой - посмертные. И опять, как и
минуту назад, когда он задавал дерзкие вопросы, что-то толкнуло
его. Это было словно касание незримого перста.
- Которые... важнее? - почти беззвучно выдохнул он. Только
в полной тишине этой комнаты его слова можно было разобрать.
Шеппард, поджав губы, взглянул на него, как-то устало повел
рукой и подошел к выключателю. Комнату залил яркий свет, все
стало обыденным и привычным. Грегори медленно засовывал
фотографии в карман.
Визит близился к концу. И все-таки, хотя они теперь
обсуждали конкретные детали - количество и расположение постов у
моргов, патрулирование названных Сиссом городков, полномочия
Грегори, между ними оставалась какая-то недосказанность.
Несколько раз инспектор умолкал и выжидающе смотрел на Грегори,
словно раздумывая, не вернуться ли к теме предыдущего разговора.
Но так-таки ничего больше не сказал.
Нижняя половина лестницы тонула в темноте. Грегори ощупью
добрался до выхода и тут услыхал, что Шеппард окликает его.
- Желаю успеха! - торжественно напутствовал его главный
инспектор.
Лейтенант отпустил дверь, и ветер с грохотом захлопнул ее.
На улице сырость и холод пронизывали до костей. Лужи
подернулись льдом, под ногами хрустела смерзшаяся грязь, порывы
ветра несли тысячи мелких капель, превращавшихся на лету в
ледяные иглы. Они впивались в лицо и с сухим шуршанием
отскакивали от жесткой ткани пальто.
Грегори попытался как-то осмыслить происшедшее, но с таким
же успехом он мог заняться определением формы невидимых туч,
которые ветер гнал над головой. Воспоминания вечера сталкивались
между собой и рассыпались на отдельные эпизоды, не связанные друг
с другом ничем, кроме охватившего его чувства растерянности и
пришибленности. Стены, увешанные фотографиями мертвецов, стол,
заваленный раскрытыми книгами... Грегори внезапно пожалел, что не
заглянул ни в одну из них, не бросил взгляда в разложенные
бумаги. Ему даже в голову не пришло, что это было бы бестактно.
Он чувствовал, что дошел до какой-то границы, за которой исчезает
всякая определенность. Каждая деталь, каждый факт готов был
раскрыть любое из бесчисленных своих возможных значений, чтобы,
когда он попытается уцепиться за него, внезапно развеяться,
рассыпаться. И в погоне за истиной он будет погружаться в море
многозначительных подробностей, пока не утонет в нем, так ничего
до конца и не поняв.
Собственно говоря, кого он собирается привести к Шеппарду -
творца новой религии? Четкость безотказной, обкатанной машины
следствия оборачивалась в этом деле против нее самой. Ибо чем
больше нагромождалось тщательно измеренных, сфотографированных и
запротоколированных данных, тем явственней виделась
бессмысленность всей этой конструкции.
Даже если бы ему пришлось выслеживать прячущегося в темноте
вооруженного громилу, он бы и тогда не ощущал так остро
собственную беспомощность и беззащитность. А что могло означать
это сомнение и беспокойство, проглядывавшее в глазах старика
инспектора, который хотел бы ему помочь, да не может.
Почему он поручил это дело, разрешение которого (он ведь сам
это говорил) может оказаться неприемлемым, ему - начинающему? И
только ли для этого он вызвал его так поздно, почти ночью?
Не видя ничего вокруг, не чувствуя стекающих по лицу капель,
Грегори шагал, сам не зная куда, шагал, засунув в карманы кулаки.
Глубоко вдыхал студеный влажный воздух, и опять перед его глазами
возникало лицо Шеппарда - с подрагивающими уголками губ,
наполовину скрытое тенью.
Грегори подсчитал, что с той поры, как он вышел из "Европы",
прошло без малого три часа - сейчас была половина одиннадцатого.
"Ну, вроде протрезвел", - подумал он и остановился. При свете
фонаря прочитал название улицы, прикинул, где находится ближайшая
станция метро, и направился к ней.
Прохожих стало больше, появились неоновые рекламы, светофоры
на перекрестках подмигивали красными и зелеными огнями. У входа в
метро люди шли сплошным потоком. Грегори встал на эскалатор и
медленно поехал вниз, погружаясь в волны мерно нарастающего гула.
Поток сухого воздуха обтекал тело.
На перроне было значительно теплее, чем наверху. Он
пропустил поезд, шедший в Ислингтон, проводил взглядом последний
вагон и обошел вокруг газетного киоска. Потом оперся спиной о
стальную колонну и закурил.
Подошел его поезд. Двери с шипением раздвинулись. Грегори
сел в углу. Дернувшись, вагон тронулся. Огни перрона побежали
назад, все быстрей и быстрей, и сменились лампами туннеля,
смазанными стремительным бегом поезда.
И опять он вернулся мыслями к разговору с Шеппардом. Ему
казалось, что у этой встречи был некий второй, скрытый, куда
более важный смысл, который он постиг бы, если бы только смог
сосредоточиться. Бездумно смотрел он на освещенные желтоватым
электрическим светом лица случайных попутчиков.
Он чувствовал какое-то смутное беспокойство, оно стучало,
как кровь, и наконец выразилось в словах: "Случилась беда".
Что-то очень скверное и непоправимое произошло этим вечером...
или днем... И вдруг поток мыслей оборвался. Грегори прищурил
глаза. Ему показалось, что в противоположном углу вагона, возле
дверей, сидит знакомый. Да, это лицо он где-то встречал. И
теперь, не отрываясь, он смотрел на него. Обрюзгшее лицо, черты
мятые, какие-то губчатые. Ну где же он видел этого старика?
Старик крепко спал, привалясь головой к перегородке, шляпа
сползла ему на лоб, и тень от нее постепенно закрывала лицо.
Вагон мерно качался, тело спящего безвольно подрагивало в такт
раскачиванию вагона. В какой-то момент рука его сползла с колен
и, мотаясь, точно длинный сверток, повисла - большая, бледная,
набрякшая.
А вагон несся все быстрей, тряска усилилась. Вдруг нижняя
челюсть спящего отвалилась, и рот его приоткрылся.
"Спит как убитый", - подумал Грегори и тотчас почувствовал
леденящий страх. На миг у него перехватило дыхание. Ну конечно
же! Фотография этого человека - сделанная после смерти - лежала
у него в кармане.
Поезд резко затормозил. Кросс-роу. Вошли несколько человек.
Огни на перроне дрогнули и стали отставать. Поезд покатил дальше.
Снова блеснули рекламы и световые табло. Грегори даже не
взглянул на название станции, хотя ему давно пора было выходить.
Он неподвижно сидел и напряженно смотрел на спящего. Раздалось
пронзительное шипение; двери закрылись, горизонтальные линии
светящихся трубок плавно поплыли назад, исчезли, вагон, набирая
ход, мчался по темному туннелю.
Кровь стучала в висках, заглушая грохот колес. Вагон
превратился в белесое, наполненное вращающимися искрами жерло, на
дне которого покоилась голова старика. Как загипнотизированный,
Грегори смотрел в темную щель полуоткрытого рта. В конце концов
ему начало казаться, что это бледное одутловатое лицо излучает
опалесцирующий свет. Он стал на ощупь расстегивать пуговицы
пальто, чтобы достать пакет с фотографиями. Вагон затормозил.
Похоже, это уже Камберуэлл...
Несколько человек встали, какой-то солдат, направляясь к
выходу, споткнулся о вытянутую ногу спящего. Тот сразу очнулся,
ни слова не говоря, поправил шляпу, поднялся и кинулся к дверям.
Грегори вскочил. Соседи удивленно посмотрели ему вслед. Он
выпрыгнул из тронувшегося вагона, придержав закрывавшуюся с
пронзительным шипением дверь. Краем глаза заметил разгневанное
лицо дежурного по станции и услыхал на бегу его возглас:
- Эй, молодой человек!
В лицо ударила струя холодного воздуха. Грегори остановился,
сердце бешено колотилось. Старик из вагона шел в толпе к длинному
железному барьеру выхода. Грегори отступил назад и прислонился к
