- А тут нужны такие взятки, что, как говорится, отдашь масло,
получишь сыворотку.
Задумался и добавил:
- К тому же глубокие штольни зальет водой.
- Воду можно откачать, - сказал маленький Даттам.
Конюший посмотрел на него и засмеялся:
- Еще нет такой машины, чтобы откачивала воду в столь глубоких
штольнях.
На обратном пути Даттам думал, почему такой машины нет и нельзя
ли ее построить. А человек из конюшен, Арравет, очень много
рассказывал о Верхнем Варнарайне, который варвары захватили
двести лет назад.
- Вот там, - говорил, - рудники должны быть очень плодородные.
Во-первых, варвары их забросили, а во-вторых, руда от крови
жиреет. А варвары, страшно сказать, сколько людей перебили.
- Да, - сказал Рехетта, - О варварах неизвестно, существуют они
или нет, но слухи о них ходят омерзительные.
Теперь надо сказать, что Рехетта был в глубине души рад, что
грязная затея с заброшенными рудниками провалилась.
Предполагалось, что человек из конюшен, имевший много
неопознанных денег, займется добычей руды; цех в Анхеле будет
изготовлять черный товар, а сбыт товара в столице конюший тоже
брал на себя. Что касается рабочей силы для рудников, то конюший
собирался организовать там исправительное поселение, так как
этот род работников особенно бесправен и сам свой труд не
считает. Люди в цехе все время хотели денег от нечистой работы,
а грех на душу приходилось брать Рехетте.
* * *
Пятнадцати лет от роду Даттам уехал в Небесный Город и поступил
в лицей Белого Бужвы.
В этом, семьдесят втором году, государь Неевик отдал своему сыну
Падашне в экзархат провинцию Варнарайн. Люди рассудительные
предостерегали государя, что Падашна-де глуп и неспособен. Один
чиновник подал доклад, в котором писал "Иршахчан усыновил
Неевика, Неевик усыновил Миена. Власть-де наследуют достойные, а
не сыновья". "Что же сын мой - недостоин власти?" - молвил
государь, и чиновника побили тушечницами.
В провинции Иниссе был мор, а над Голубыми Горами видели в небе
девятиглавого барсука.
В столице, однако, чудес не происходило. Император послушался
недобросовестных советчиков и в Государев День окончательно
провозгласил сына наследником.
В честь назначения устроили праздник. Государь отдал приказ
расцвести деревьям и птицам вить брачные гнезда. Птицы и деревья
повиновались, так как была весна. По улицам пустили бегать богов
в диковинных масках, а над яшмовыми прудами выстроили карусель в
виде Золотого Дерева, - на ветвях дерева катали народ.
Даттам тоже пошел покататься на карусели. Залез на самый верх,
оглянулся... Красота! Звенят-шелестят бронзовые листья, щебечут
серебряные птицы, ветви кружатся, и народу с высоты видно все: и
небо, и землю, и небесный дворец под серебряной сеткой... Вдруг
раздался сильный треск; в механизме что-то заело, дернуло, -
перильца пошли ломаться: люди сыпались в воду. Впоследствии
обнаружилось, что чиновники, ведавшие праздничным зодчеством,
съели, что называется, слишком много.
День был теплый, Даттам плавал хорошо, видит, рядом бьется и
тонет юноша. Даттам выволок его на берег, стал расстегивать
студенческое платье: так худ, что просто жалко, ногти желтые,
изъеденные, а глаза - глаза тоже золотые! - и на влажном лбу -
кровь. Даттам совсем испугался, но тут сверху кто-то говорит:
- Не бойтесь, кровь у него от волнения...
Даттам поднял глаза на говорившего. Почти ровесник; в чертах
лица дышит благородство, брови - оправа, глаза - жемчужины, так
и ловят мысль собеседника. Строен, мягок в обращении, скромное
чиновничье платье, обшлага с серебряной нитью, - дворцовый,
значит, чиновник.
- Харсома. А это товарищ мой, Арфарра. Пойдемте отсюда быстрей,
а то сейчас будут переписывать злоумышлявших на эту бесову
карусель...
Харсома привел обоих обсушиться и обогреться в веселое
заведение. Им подали верченого гуся, пирожки, вино, печенье в
серебряной плетенке. Девушки ходили, подкидывая ножками подолы.
Арфарра, впрочем, от вина и мяса отказался. Даттам заметил, что
у Харсомы денег не по платью много. Ели, пили, сожалели о дурном
предзнаменовании: всем было ясно, что без казнокрадства тут не
обошлось.
- А вы что скажете, - поинтересовался у Даттама новый знакомый,
Харсома.
Даттам взял салфетку и попросил тушечницу, - насилу нашли
таковую в этом заведении, начертил на салфетке чертеж и сказал:
- Золотое дерево, - это просто большая игрушка, которая вертится
с помощью тросиков и коленчатых валов. В позапрошлом году у
карусели размер ветвей был десять шагов, а диаметр ствола -
шесть.
Не знаю, много ли в этот раз украли, но думаю, что истинная
причина крылась в самой конструкции. Со времени восшествия на
престол государя Меенуна каждый год делают дерево выше на одну
мерку и шире на одну мерку. Из-за этого нарушились пропорции, и
механизм, вращающий ветви, оказался слишком слаб. И мне жалко
будет, если все дело сегодня кончится тем, что найдут
проворовавшихся чиновников, и не обратят внимание на недостатки
конструкции.
- Вы смотрели чертежи старых деревьев? - заинтересовался
Арфарра.
Даттам кивнул и начал новый чертеж, и тут эти двое сели друг к
дружке и стали толковать, отставив еду и девушек, так что
хозяйка заведения даже обиделась: ну, в самом деле, разве люди
приходят в ее заведение потолковать о шатунах и кривошипах?. А
третий юноша, Харсома, сидел рядом и потягивал через соломинку
вино, и так зевал, что Арфарра с упреком воскликнул:
- Харсома, да вы хоть понимаете, о чем мы говорим?
- Вполне понимаю, - сказал Харсома, - вы говорите, что для того,
чтобы предотвратить подобные происшествия, нужно бороться не с
казнокрадством чиновников, а с коренными недостатками самого
механизма.
Даттам с опаской на него посмотрел, а Харсома улыбнулся и
продолжал:
- А знаете ли, господин Даттам, почему при первой династии
Золотое Дерево было таким низким?
Даттам не знал, и Харсома объяснил:
- Дело в том, что при первой династии Государев День справляли
по-другому. В деревне выбирали людей, и те съезжались в столицу
для обсуждения действий властей. Эти же люди привозили деньги,
добровольно собранные народом для праздника, и хотя народ наш
щедр, выстроенное на добровольные взносы Дерево было слишком
мало, чтобы упасть под собственной тяжестью.
Тут одна из девушек села Арфарре на колени, запрокинула головку
и хихикнула:
- Не тронь, - укушу.
Харсома посмотрел на девушку, усмехнулся и добавил:
- Так выпьем же за государя Миена, который из скромности отменил
обычай, дабы не отягощать народ лишними тратами.
Арфарра процедил сквозь зубы:
- Правильно сделал государь Миен. Они зачем съезжались -
жаловаться... Жаловаться и сейчас можно, доносные ящики на
каждом шагу... Народ должен не жаловаться, а принимать законы...
И спихнул девицу с колен. Парень рядом обиделся:
- Слушай, костяная ножка, ты колдун или "розовенький"? Ты чего
казенную девушку обижаешь? Вот я сейчас стражу кликну!
Парень, конечно, хотел их напугать. Все закричали, поднялась
свалка. Арфарра брезгливо усмехнулся, говорит Даттаму: держись
за меня. Махнул рукавом - из печенья полез белый дым, лавка
взлетела под потолок...
Даттам очнулся, - над ним небо в серебряную сетку, на деревьях -
золотые яблоки, - небесный дворец!
Cпутник, Харсома, сказал Арфарре с досадой:
- И для таких-то фокусов я вас пускаю к тайным книгам!
* * *
Даттам часто встречался с новыми друзьями. Харсома был
троюродный племянник вдовствующей государыни, инспектор по
налогам. Как описать? Незлобив, незаметен.... Совершенный
чиновник подобен истине: нельзя говорить об истине, но лишь
благодаря истине возможна речь.
Арфарра был сыном мелкого сельского чиновника, и после экзаменов
хотел стать монахом в храме Шакуника.
Монахи-шакуники тогда не могли рассчитывать на карьеру при
дворе. Шакуник пришел в империю вместе с варварами, и при
государе Амаре знатные люди переполнили храм деньгами и землями,
взятыми со всей ойкумены. Когда государь Иршахчан возобновил
древние законы и вернул захваченные земли народу, отменив "твое"
и "мое", храм был, увы, на стороне тех, кто проявил
непочтительность к государю. Государь указал, что храмовые земли
принадлежат ему, как воплощению Шакуника, разорил храмовые
мастерские и пощадил только сокровищницу.
- А чем занимаются монахи сейчас? - спросил как-то Даттам.
- Осмысляют сущее и существующее, - ответил Арфарра.
А Харсома прибавил:
- Деньги дают в рост.
Увы! И сказать постыдно, и умолчать нельзя. Казалось бы:
уничтожили в империи торговцев, отменили корыстолюбие, ни один
частный человек не смеет завести себе мастерскую. И что же? Иные
храмы обратили сокровищницы в ссудные кассы, стали вести себя
хуже торговцев. Даже те впадают в соблазн, которым вера
предписывает презирать мирское. А Шакуник - варварский бог, бог
грабежа и богатства. Монахи говорят: Шакуник предшествует
субъекту и объекту, действию и состоянию, различает вещи друг от
друга, придает им смысл и форму, и нет в мире ничего, что было
бы чуждо ему - золото, серебро, камни... И копят, и приумножают,
а золото - проклятая вещь: сколько ни съешь, все мало. А Арфарра
всего этого тогда не замечал.
* * *
Государь Иршахчан, как известно, поощрял изобретателей, особенно
искателей золота и вечности. Бесчестные люди, однако, наживались
на страсти Основателя, толпами стекались в столицу. При
испытаниях все шло хорошо: и золото из меди вываривалось, и
новые водоотливные колеса вертелись...
Однако если общиннику будет в два раза легче поливать, разве он
станет в два раза больше сеять? Нет, он будет в два раза меньше
работать.
И вот, когда последние проявления непочтительности были
истреблены, инспектор Шайшорда подал доклад. "Нынче в
государстве мир, механизмы же родятся от войны и корысти
отдельных лиц, а рождают народную леность...". В результате
доклада государь изволил запретить недобросовестные изобретения.
После этого некоторые книги попали в государеву сокровищницу,
как и все редкостное. Однако Даттам и Арфарра, по ходатайству
Харсомы, имели доступ в Небесный Сад. Ходили туда каждый день:
книги - плод проклятый: сколько ни ешь - все голоден.
Трое друзей были совершенно неразлучны. Ели вместе, спали
вместе, вместе ходили в веселые переулки. Даттаму как-то раз
понравилась барышня Харсомы, тот немедленно уступил ему барышню,
и еще два месяца платил за домик, где она жила. Вообще у Харсомы
денег было удивительно много, гораздо больше, чем полагалось
дальнему родственнику императора.
* * *
Как-то Харсома показал Даттаму бумагу о делах, творящихся в
Варнарайне. Сообщалось, что некто Хариз, доверенное лицо
наследника, даром велел цеху кузнецов отделать его новый
загородный дворец, угрожая в противном случае снизить расценки и
довести цех до полной нищеты. А спустя два месяца тот же Хариз
подал заявление о том, что-де баржа, груженная светильниками для
столицы, утопла. Кузнецам из-за этого не выплатили денег за
светильники, а между тем светильники и не думали утопать, - они
были тайно выгружены в одном из поместий наследника, а баржу
затопили пустую, чтобы скрыть казнокрадство. Назывались также
имена девиц, которых Хариз держал у себе на подушке, стращая их
арестом семьи.
Даттам изумился:
- Как это к тебе попало?
Харсома махнул рукой:
- На жалобном столбе висело... Это правда, что тут написано?
- Да откуда же я знаю? - изумился Даттам, - хоть писал-то кто?
- Да дядя твой, голова твоя соленая! Что он за человек? Это
правда, что он поссорился с Харизом из-за взятки? Сам - умелец
все пять пальцев в масле держать... Что это за история с ушками
треножника?
Но Даттам об ушках треножника ничего не знал.
Его интересовали лишь механизмы - числа, обросшие плотью. Любил
он их за то, что, если что-то не так, - можно было разобрать на
части и переложить по-правильному. А мир механизмом не был, и
