от князя вернулся первый гонец.
О заговоре Айцару доложили только что, а Канасия был вы зван за
десять дней? Учитесь, господа, как руками столичного инспектора назначить
домашнего командира главой государственного войска и арестовать неугодных
военачальников. А ведь еще утром Айцар колебался, стоит ли жертвовать
недееспособным племянником. Что же такое случилось за пять часов? Уж не
связано ли это как-то с запиской у Снета?
Господин Нан заверил господина Айцара, что меры, быстрые и
осторожные, будут приняты сегодня же ночью. Вечером он ждет в своей управе
управляющего Митака и господина Канасию. Впрочем, большой отряд привлечет
к себе лишнее внимание. Пусть господин Канасия отберет своих лучших людей
- но не более сорока человек.
Нан откланялся и спешно покинул усадьбу наместника.
4
Среди прочих имен, называвшихся на допросах братьев длинного и
пышного хлебов, мелькало имя некоего Тайгета. Тайгет поселился в Харайне
три года назад, переехав, конечно, из столицы. А откуда ж еще?
Пространство ойкумены, как и подобает идеальному пространству, было
неоднородно. Время в центре и на окраинах текло по-разному. Столица была
изобильней товаром и святостью; и все, исходящее из нее, стоило дороже.
Тайгет мятежником не был и никаких проповедей не разводил. Он
зарабатывал на жизнь, торгуя сонными порошками, привораживал крупного
начальника к мелкому, поставлял ворам отмыкающие двери зелья и гадал о
благоприятных для грабежа днях, а, может, не брезговал и более насущными
советами за долю в добытом.
Среди "пышных хлебов", где идеи бунта и мятежа всходили на дрожжах
суеверий, Тайгет обрел клиентуру обильней, хотя и бедней воровской.
"Пышные хлебы" считали его человеком сторонним, но молчаливым и покупали у
него, как у профессионала, предсказание или талисман точно так же, как
покупали у кузнеца надежное оружие.
К одному из протоколов было приложено и изделие Тайгета: снятый с
бунтовской шеи талисман "семь шишечек". Шаваш присмотрелся к "семи
шишечкам" и понял, что перед ним необычайно искусная подделка - вместо
редкого, привозимого из пустыни пестрого дерева, талисман был выточен из
обыкновенного клена, обработанного каким-то сложным алхимическим зельем.
Шаваш был убежден, что мало кто в Вее умеет варить подобное зелье: одного
же умельца он знавал еще в юные годы и не раз получал от него кусок хлеба
за исполненное поручение. Правда, тогда этого умельца звали Лума, и жил он
в столице, но перечень оказываемых им услуг был тот же. Три года назад,
накануне ареста банды Хворого Уха, Лума бежал из столицы.
Среди ловушек, расставленных Шавашем, Тайгет занял не последнее
место.
Разговор Шаваша и Тайгета был весьма короток. Провидец узнал
столичного следователя, которого помнил еще босоногим мальчишкой, но
радушно приветствовал гостя. Шаваш справился о Кархтаре, Тайгет отвечал,
что с бунтовщиками не водится.
- А с грабителями?
Тайгет был сама оскорбленная невинность.
Тогда Шаваш по памяти перечислил, в каких именно делах, по признанию
Хворого Уха, Тайгет был наводчиком и идейным руководителем, и какую долю
он с этого имел. Признания и в самом деле значились в протоколах: Хворое
Ухо давал их под пыткой, пытаясь уйти от ответственности; и под пыткой же
взял обратно: очень нужно было судейским портить отчетность непойманным
бандитом.
- Так что, - заключил Шаваш перечисление, - ты теперь должен быть
человек богатый и трех тысяч, обещанных за Кархтара, тебе не надо.
Тайгет вздохнул. Да разве ж эти три тысячи достанутся ему? Стражники
же их и поделят, а ему, Тайгету, только дулю покажут: мол, нишкни, хорошие
люди со смутьянами не водятся. Меткое наблюдение Тайгета о нравах управы
не было лишено основательности и сильно мешало ловить преступников.
Шаваш отсчитал двадцать рисовых десяток в качестве довода, что три
тысячи от Тайгета не уйдут. Тайгет сгреб бумажки и заметил, что, в случае
чего, три тысячи должны быть золотые, а если рисовые - то пять тысяч. "Еще
торгуется", - восхитился Шаваш про себя и принял условия знахаря.
Кархтар явился к Тайгету в час Пшена и потребовал еды и предсказания
будущего. Будучи и сам большой докой по этой части, Кархтар, видимо,
полагал, что даже хороший повар может отобедать в чужой харчевне. Тайгет
стал жарить для дорогого гостя курицу и послал мальчишку - в соседнюю
лавку за фруктами и лепешками, в управу - за стражей.
Курица была зажарена и съедена, горка фруктов заметно поредела,
хозяин расставил чашки и пошел за чайником. Тайгет имел профессиональную
любовь к сонным порошкам и чисто человеческое отвращение к шумным дракам в
доме; из чайника, принесенного Тайгетом, можно было наливать две разные
жидкости. Что-то показалось Кархтару подозрительным в том, как хозяин
держал чайник; или настой выцвел от сонного порошка.
Кархтар хлебнул раз, другой и учуял странный вкус чая. Он
поперхнулся, сорвал с чайника крышку и шваркнул посудиной об пол. Та
обиженно хрупнула и раскололась, обнажая свое жидкое и вероломное нутро.
Кархтар вытащил из рукава нож и поднес чашку с чаем к губам хозяина,
видно, думая, что в ней яд.
- Пей, - но тут же выругался и выплеснул чашку в лицо Тайгету: с
крыши во двор уже шлепались стражники.
Кархтар успел ранить одного в живот, но потом выпустил нож из рук и,
посоловев, сел на пол.
Это спасло ему жизнь - стражники убрали ножи в рукава; но, озверев и
плюнув на вышестоящие указания, били бунтовщика долго и старательно, и,
когда Шаваш оторвал своих людей от тела, Кархтар давно уже был без
сознания.
Тайгет убежал из кухоньки и сидел в соседней комнате тихо, как мышь.
Кархтару скрутили руки, сунули в мешок, вынесли с черного хода и
погрузили в паланкин: благо расположение тайгетова дома было рассчитано
как раз на незаметные посещения.
Перед уходом Шаваш подобрал нож Кархтара, сунул его одному из своих
людей и вполголоса отдал соответствующее распоряжение.
Уже выходя на улицу, Шаваш услышал писк и затем - шлепок упавшего на
земляной пол тела; стражник вернулся через минуту. Шаваш дернулся углом
рта: эта часть указаний начальника была ему не по душе. Однако
строго-настрого было велено, чтоб об аресте мятежника никто не знал.
Нан вернулся в управу с парадного крыльца, как раз когда Кархтара
вносили с заднего хода в гостевые покои, где не было чужих глаз. Кархтара
вытряхнули из мешка прямо на пол, и Нан тут же погнал из кабинета всех, в
том числе и Шаваша. Он лишь поинтересовался, убил ли кого-нибудь Кархтар.
"Только Тайгета", - нехорошо улыбнувшись, ответил Шаваш.
На прощанье Нан сказал Шавашу:
- Скоро в управу пожалует управляющий Айцара, Митак, и сорок отборных
конников. Конникам скажи, что предстоит серьезное дело, и вели сварить рис
и мясную разварку. В разварку положишь сонный порошок. Управляющего
допросишь сам.
Шаваш помолчал и осведомился, чего Айцар хочет.
- Он хочет, - ответил Нан, - под предлогом заговора истребить тех
командиров, которые не хотят встать на его сторону! Этот негодяй покупает
у горцев зерно, награбленное по его приказу, и осмеливается при этом
обвинять в связях с горцами своего племянника!
Оставшись один, Нан наклонился над Кархтаром. Тот лежал неловко, как
и полагается лежать людям со связанными сзади руками, запрокинув голову и
всхрипывая. Из-под разорванного ворота рубахи вылезал крученый трехцветный
шнурок. Нан потянул за шнурок - на его руку легла "сумочка со счастьем".
Заправляя сумочку обратно за ворот, Нан с брезгливостью заметил на
своих руках кровь. Он снял кувшин, предусмотрительно поставленный на полке
рядом с судьей Бужвой, ополоснул руки над серебряной лоханью в углу и
остаток воды плеснул Кархтару в лицо.
Тот полежал некоторое время смирно, потом залупал глазами, завертел
головой и наконец уставился прямо в глаза Нану. Ничего хорошего в его
взгляде не было. Кархтар привалился к стене, попытался покрутить руками,
но это у него получилось плохо.
- Если не будешь драться, развяжу руки, - сказал Нан.
Кархтар шумно задышал и откашлялся.
- Обязательно буду.
Инспектор пожал плечами.
- Тебе виднее.
- И говорить я ничего не буду. Поймали так поймали. Твое счастье,
инспектор, тебе повышение, и мне повышение, - Кархтар засмеялся, - тебе
чином, мне виселицей, Так?
Нан сидел, откинувшись на подушки, и рассеянно смотрел на
привалившегося к стене человека. Человека, который всю жизнь мечтал
попасть в руководители всамделишного восстания и теперь пытался говорить с
государственным чиновником так же, как в книгах в старину говорили
Баттавет и Нуш, и справедливый разбойник Кумли. С народом, это, наверное,
получалось неплохо, потому что народ тоже считал, что так и следует
говорить. Но здесь, в казенном уюте, это звучало немножко нелепо: потому
уже, что Кархтар слишком явно привык обращаться к собеседнику на "вы".
Кархтар нервно дернулся и проговорил:
- А если бы ты попался мне в руки, я бы тебя даже вешать не стал.
Нет! Или только в самом конце. Ты хороший инспектор. А вот Тайгет плохой
гадатель: тут и без всякого ясновидения дойти можно, что он долго не
проживет.
- Тайгет уже убит, - сообщил Нан. - Твоим ножом.
Кархтар изумился.
- Право же! Доблестный столичный инспектор поймал главного бунтовщика
и убийцу городского судьи. Зачем же еще делать из меня убийцу какого-то
вонючего Тайгета?
- Ну, во-первых, судья был убит одним из находившихся рядом
чиновников, а вовсе не из толпы... - Нан приостановился: Кархтар
побледнел, и глаза его разбежались.
- Но мы, - начал он и остановился.
- Убили невиновного. Это бывает. Убитый ведь, если не ошибаюсь, был
из длинных хлебов и настраивал народ против вас?
- Он был шпионом наместника! Он не был невиновен! Если бы ему
приказали убить судью, он бы его убил.
- А когда вы придете к власти, - поинтересовался Нан, - то так и
продолжите карать по принципу "если бы"? Что с вами? Вам плохо?
Кархтар и в самом деле побледнел и дернулся, как будто хотел закрыть
лицо руками. Но руки были связаны за спиной.
- Тайгетово пойло... - неопределенно произнес Кархтар. - Но мне
сказали, что он во всем признался. Я бы иначе...
Нан хотел было поздравить своих коллег при Кархтаре, столь рано
догадавшихся, что признание - царица доказательств, но вовремя
остановился: Кархтар мог поздравить его с тем же.
- А ведь я бы бунтовщиком тебя не назвал, - внезапно сказал он вместо
этого.
- Вот как? - Кархтар был оскорблен.
- Толпа вряд ли бы за тобой последовала, кричи ты о злоупотреблениях,
скажем, господина аравана. - Нан сделал паузу, но Кархтар забыл
справиться, чем это господин араван лучше других чиновников. Да и вообще -
люди зарятся на чужие амбары, когда не имеют своих собственных. Так что
главным бунтовщиком была нищета.
- Поздравляю с тщательным изучением доносов, господин инспектор, -
Кархтар уже вполне оправился, - только доносчики чуть-чуть переврали: я
говорил, что причина бунта - не голодный, который отнимает хлеб у
чиновника, а чиновник, который отнимает хлеб у голодного.
Нан пожал плечами.
- Не будем спорить об авторстве цитаты, принадлежащей анонимному
автору "Ширванчайского восстания".
- Ого! Сразу видно, что доносы пишут люди образованные, не то что
голь безъязыкая, которая поднимает бунты.
- Тебе не нравятся те, кто пытается водворить правду путем доносов,
