крейсера дали полный ход, между ними и транспортами неизбежно возник
разрыв, по ходу боя все возраставший. Ухач-Огорович шел в бой двумя
колоннами, уступом: "Орлан", "Сарыч", "Лунь" и "Панголин" составляли
основную ударную силу, блокирующую голову неприятельской колонны, а три
фрегата и броненосцы шли правее и на пять кабельтовых отставая, так что у
наблюдателей О'Греди до последней минуты создавалось впечатление, что
палладийские корабли выстроены в одну линию. И когда фрегаты увеличили ход
и втиснулись между своими крейсерами и флагманом О'Греди, а громоздкие
броненосцы оказались не вдали, не в хвосте длинной колонны, а совсем
рядом, на фланге - сделать уже ничего было нельзя. Разве что выстрелить
первым.
Но и этого меррилендский адмирал не успел. Залп фрегатов опередил его
на четверть минуты.
Итак, получилось следующее: все палладийские корабли имели
возможность бить из всех орудий, за исключением казематов левого борта;
меррилендские могли стрелять только носовыми; лишь три-четыре
меррилендских корабля могли вести достаточно эффективный огонь, прочие
находились слишком далеко от палладийского строя. Таким образом,
первоначальное двойное превосходство в артиллерии сменилось на соотношение
примерно обратное: на каждые два палладийских снаряда О'Греди мог отвечать
едва ли одним, да и то это соотношение менялось все более в пользу моряков
Македона: уже через десять минут огневого боя флагман О'Греди "Дэйлиа"
перестал отвечать огнем на огонь, окутался дымом и отвалил влево. Македон
перенес огонь на "Лили"...
Три крейсера один за другим сгорели в фокусе вогнутого зеркала,
составленного палладийской эскадрой. Капитан второго ранга Дамс, командир
"Лоурел", сломал строй и повел корабль круто вправо, на тройку потрепанных
фрегатов. За ним пошел "Роуз". "Жасмин" и "Вайолит" остались на прежнем
курсе.
Палладийской эскадре тоже пришлось туго. На "Орлане" взорвалась
носовая башня, два снаряда пробили цистерну с маслом и подожгли его, еще
один - разнес рулевую машину, и теперь бронзовое перо руля перекладывала
палубная команда, руками выбирая цепи. Матросы падали под градом осколков,
на смену упавших приходили новые... "Лунь" лишился всех офицеров, огнем
руководил мальчишка-гардемарин; башнями командовали мичмана; рулевой вел
корабль сам, сообразуясь с собственным пониманием боя, "Сарыч" был истыкан
во множестве мест, и потом, копаясь в его железных потрохах, инженеры
качали головами: вот здесь на вершок прошло... здесь на полвершка... Лишь
в конце боя он получил снаряд в машину, но это уже ничего не решало.
"Панголин" медленно тонул, у него была две пробоины ниже ватерлинии,
машины работали только на откачку воды, переборки сдавали. Но именно его
восьмидюймовый снаряд поразил крейсер "Жасмин" в самое сердце - в
пороховой погреб. Пламя вымахнуло до небес. С проломленным взрывной волной
бортом корабль стремительно лег на борт и стремительно затонул. С него не
спасся никто.
Короткая схватка "Лоурел" и "Роуз" с тройкой фрегатов и поспешивших
на помощь им "Орланом" была короткой. И без того понесшие огромные потери,
фрегаты не могли, казалось, оказать серьезного сопротивления только
вступавшим в бой тяжелым крейсерам. Три попадания подряд восьмидюймовыми
развалили пополам "Яр". Но сосредоточенный и точный огонь комендоров
"Ветерана" и "Татарина" с короткой и неумолимо сокращающейся дистанции был
не менее страшен: носовую башню "Лоурел" заклинило, снесло фок-мачту и обе
дымовые трубы. "Роуз" получил полтора десятка попаданий с "Орлана", в том
числе в котел и в машину. По инерции он прошел еще около мили и лег в
дрейф. Тела ошпаренных моряков составляли жуткий его след...
Это был разгром. "Астер", избитый до полной неподвижности, и почти
невредимый "Вайолит" спустили флаги. "Лоурел" уходил куда-то, дымясь, и
никто не знает, что с ним случилось в конце концов. На горящие и
неподвижные "Дэйлиа" и "Роуз" высадились абордажные команды. Сохранившие
ход "Лунь" и "Татарин", ведя сторожевики и корветы, направились к колоннам
практически беззащитных транспортов...
Минул полдень.
Этим же утром произошел другой морской бой, на этот раз бескровный. В
проливе Картера, между островами Беллей и Волантир, старенькая, с
изношенными машинами канонерка "Энн" попыталась перехватить идущий с
необычайной скоростью парусник странного вида. Капитан канонерки в своем
рапорте использовал обороты "как нам показалось", "возможно, что..." и
прочие подобные; в действительности же он ясно видел (поскольку владел
лучшим на флоте биноклем работы мастера Арфонса - с двадцатичетырехкратным
увеличением), что парусник имеет два очень длинных и узких корпуса,
соединенных широким аркообразным пролетом. Две мачты в форме буквы "А"
были наклонены вперед; непривычного кроя паруса располагались под довольно
большим углом к вертикали и сейчас, при ходе под крутой бакштаг, не только
гнали судно вперед, но и выхватывали его из воды. Немало людей стояло на
мостике, на пролете и на самих корпусах, опираясь на леера. В ответ на
выстрел канонерки - бомба боднула волны кабельтовых в двух позади
парусника - на корме его порывисто засверкало, и три секунды спустя
цепочка пенистых столбов отделила канонерку от цели. И капитан каким-то
внутренним чутьем понял, что не промахом это было, а предупреждением, и
скомандовал лево на борт...
"Воланд" вошел в Срединное море. На борту его, помимо команды, было
около двухсот пассажиров: молодых мужчин, русских и американцев, не
понаслышке знающих, что такое танки. Безоткатные орудия, производство
которых на Хармони лихорадочно осваивали весь последний год, прошивали на
полигонах десятидюймовую кованую сталь.
Олив расчесывала волосы перед зеркалом, присматриваясь и повторяя
движения той, другой Олив, которая стояла за стеклом. Потом та, за
стеклом, тревожно замерла и прислушалась. Вздохнула, виновато развела
руками, отложила гребень, кивнула на прощание и заторопилась к выходу. За
дверью была длинная зыбкая лестница из неструганых досок, грязная и
скрипучая. Лестница выводила к светлому четырехугольному отверстию
непонятно в чем. Олив спустилась - ступени опасно прогибались - и вышла
наружу. Белая, будто мукой обсыпанная, земля, непонятно чего развалины...
Лишь черные столбы с оборванными проволоками стояли, как похоронные свечи
в белом свадебном торте. Идти можно было только прямо. Зовущий голос - его
не слышно ушами, но если распахнуть грудь... Серая лошадь выбежала из-за
угла дома, висящего на струях застывшего дождя, мелко засемени, пошла
боком, боком - и легла, дернула ногой... все. Что-то приподнялось над нею
- невидимое, воздушное... так фокусник срывает со столика шелковый платок,
так хозяйка убирает салфетку с пирога... Черный зверь с крыльями сжался
для прыжка на месте мертвой лошади. Он был похож на гигантскую летучую
мышь в крокодиловой коже. Олив вскрикнула - но нельзя было не идти, а идти
можно было только прямо.
Она прошла мимо зверя - и долго чувствовала его прожигающий взгляд.
Башня впереди была такой: будто из узкой щели в стене выбирался
человек, почти выбрался, и тут его застало окаменение. Вот рука... вот
нога со вздувшейся от безумной натуги мышцами... вот плечо, шея. Лицо.
Красивое лицо. Короткий нос с прямой спинкой, упрямый подбородок...
Никогда не видела она этого человека. Второй, похожий на упавшую гранитную
статую, до половины ушел в землю, преграждая дорогу. Она обогнула его,
посмотрела назад. Это был Вильямс. Обросшего бородой, изможденного, с
безумными глазами - она его все равно узнала. И был кто-то третий, черный
всадник, два коня следом, - он приближался, но почему-то не был виден; но
Вильямс, припавший ухом к земле, слышал его: жажда возмездия и решимость
отразилась на гранитном лице, он приподнялся, камень его тела пошел
трещинами...
...он приподнялся и в лицо Глеба уставилась бульдожья рожа револьвера
не стреляйте полковник это я Глеб но все заволокло синим с пробелью дымом
и тяжелый кусок свинца боднул его в грудь и все перевернулось и боль была
такая что невозможно вспомнить пробило насквозь ломом и осторожно уложили
на черт знает откуда взявшиеся носилки и повезли покачивая все плыло и не
было сил вздохнуть и открыть глаза...
...будто удар грома, неслышный другим. Она даже оглянулась назад, но
там не было ни туч, ни пушек. Отряд уходил в пустоши предгорий, где
человека нельзя найти, если он этого не захочет. Билли всхлипнул, но не от
того, конечно, что услышал гром, а - просто она слишком крепко прижала его
к груди. И вот уже неделя - а эхо того грома будто бы так и прокатывается
над головой.
- А что предлагаете вы? - спросил Новый.
Василий Васильевич помедлил.
- Приложить все усилия к выводу группы вторжения, - сказал он
наконец. - Уничтожить технику, стереть следы своего пребывания. Очень
медленно и аккуратно восстановить резидентуры. Сейчас мы действуем, не
имея девяноста пяти процентов необходимой информации...
- Это сколько же вы тогда имеете? - махнул ладошкой Новый. - Пять
процентов или девяносто четыре? Непонятно выражаетесь, товаришш
генерал-майор, четче надо, внятнее...
- Вы меня не сбивайте, Михал Сергеич, я и сам собьюсь, когда время
подойдет, - сопляк, подумал Василий Васильевич, со мной Ю-Вы так не
говорил, а уж он-то был не тебе чета... да со мной, пацаном еще, Сталина
за руку здоровался, понимал дело, а ты... - Сейчас, пользуясь тамошней
смутой, не составит труда восстановить агентурную сеть. На это уйдет, по
нашим прикидкам, полтора года. И уже после того возобновлять попытки
влияния на ситуацию в целом.
- А пока, значит, признать свое полное поражение и быстренько уносить
ноги, так, что ли, товаришш генерал?
- Так точно. Напомню лишь, что именно виртуозная операция по уносу
ног стяжала Суворову Александру Васильевичу славу военного гения.
- Не надо нам тут демагогии, не надо. Военный гений, понимаш... Как
много людей в полном курсе дел относительно группа "Буря"?
- Целиком и полностью - одиннадцать. Частично - около ста. По эту
сторону. Там...
- Недопустимо много. И как же вы, бляди, сумели допустить такой
провал? Как, я вас спрашиваю?
- Товарищ Генеральный...
- Тихо! Нет у нас теперь асимметричного ответа - ты это понимашш? Что
- космические лазеры клепать нам, да? Так ты это полагаеш? Или - есть еще
надежда? - тихо спросил Новый. - Есть надежда, генерал, а? Есть?
Василий Васильевич помедлил.
- Надежда есть, - сказал он. - Мыслей настоящих пока нет...
Теперь помедлил Новый.
Маскировочные мероприятия какие вами запланированы? Дезинформация
какая?
- Атомный взрыв в мирных целях...
- Это хорошо. Это пойдет, это проглотят. Дальше: как вы собираетесь
выводить группу?
- Через оставшиеся точечные проходы. Есть несколько в Магадане, это
было бы приемлемо, но с той стороны расположен Порт-Элизабет, центр
народной власти... может получиться нежелательная коллизия, даже
столкновение, а это не в наших интересах. Сейчас расчищают старый проход
на станции Ерофей Павлович, он ведет на пустынный берег. Собираюсь вывести
через него. Технику, как я уже сказал, придется уничтожить на месте.
- Понятно... - Новый посмотрел на свои руки, как будто на ладонях у
него была написана шпаргалка. - Вы, товаришш генерал-майор, посидите пока
в приемной...
Даже тот день, когда Ю-Вы наподдал ему по сраке, не был так тяжел и
