красновато-желтым песком пляжей, - казался воплощением земного рая.
Известно было, что является он частным владением и весь, с населением и
зверьем, принадлежит графу Добротворскому, крупнейшему землевладельцу
Палладии. "Санфлауэр" шел на юг, держась милях в трех от линии берега.
Сайрус стоял на мостике, слушал штурмана. Повязку ему снимали на два часа
в день. Видел он уже несколько лучше, боли почти не чувствовал - но
фельдшер честно сказал, что острота зрения потеряна безвозвратно и что
большим счастьем будет, если все вот так и останется: иногда некоторое
время спустя начинает мутнеть роговица...
- А вот и речка, - сказал штурман неуверенно. - Да! Ясно вижу устье
реки, сэр!
- Командуйте, лейтенант, - сказал Сайрус. - Считайте, что меня на
мостике нет.
На "ты" они перешли как-то незаметно для обоих - обратили внимание
уже потом, спустя время, и даже удивились, как естественно это произошло.
Лев выздоравливал, хотя и медленно: новые его раны, от камней и щепок,
были обширны, но неглубоки. Ах, как сражался он тогда, перед лицом смерча,
за право получить эти раны!.. Светлана засмеялась про себя. Благодаря
Левушке она отделалась двумя черными кровоподтеками: на бедро и повыше
бедра. А Билли вообще остался без царапины. Вот он, катится по лугу
колобком наперегонки с Софти, безобразным псом грязно-белой масти и породы
двортерьер, больше всего на свете обожающим подкрасться тихо или внезапно
наскочить - и облизать все лицо. Эти двое, маленький человек и огромный
пес, подозрительно быстро нашли общий язык...
Лейтенант Дабби не посвящал ее, понятно, в планы своих действий.
Отряд совершил марш на восток и находился сейчас милях в
пятнадцати-двадцати от восточного побережья Острова. Светлана знала
только, что населения здесь очень мало и что палладийская армия сюда не
приходила, да и не стремилась.
Что тогда здесь делали партизаны?..
- А о каком Марине ты сказала, что он твой брат? - спросил Лев, тоже
глядя на резвящихся на лугу. - Я слышал эту фамилию. Но ведь братьев у
тебя, насколько я знаю, нет?
- Не могла же я сказать, что он был моим любовником, - пожала плечами
Светлана. - А где ты эту фамилию слышал?
- Там, у себя...
- А-а...
- Знаешь, я все жду, когда ты начнешь меня расспрашивать: кто я, чем
занимаюсь... и прочее. Ведь я же тебя тогда чуть не...
- Я обратила внимание.
- Всякая женщина...
- Я не всякая, к сожалению. От этого мои проблемы. А относительно
тебя - все и так ясно. А если что не ясно, так просто не хочется узнавать.
Как не хочется, например, снова встретиться с Глебом.
- Он обидел тебя?
- Нет. По крайней мере, в обычном смысле. Просто мне было очень
больно, когда я поняла, что - все. Что больше ничего не будет. И я боюсь
повторения этой боли... Ладно, будем нелогичными. Тогда, в восемьдесят
третьем - что ты делал в том доме?
- Закрывал проход. Через этот дом бредуны проходили к нам. Приносили
подарки...
- А дядюшка Лоуэлл просто попал под горячую руку?
- Да нет, что ты. Это был агент бредунов, один из самых-самых...
- Это - точно? Ты не ошибаешься?
- Абсолютно точно. Я видел своими глазами, как он принимал тех, дары
приносящих...
- Так ты можешь... проникать в тот мир?
- В общем, да. Я могу находить проходы. Я скаут.
- Здорово. А вот Глеб умел перемещаться без всяких проходов.
- Я знаю. Правильнее сказать, он умел создавать разовые проходы.
Таких, как он, называют сквозниками, пенетраторами...
- Таких? Их что, много?
- Что ты. Единицы. В нашем ведомстве был один, да и тот погиб. По
глупости: начал чистить револьвер, а разрядить - забыл...
- Как его звали? - вздрогнула Светлана.
- Игорь Павлович... Да нет, ему было за шестьдесят. Твой Глеб сейчас
служит в ведомстве князя Кугушева, это Департамент охраны, а я - у
контр-адмирала Сахновского, военная разведка. У Глеба свое подразделение,
он там царь, и бог, и воинский начальник... Не знаю, чем именно они там
занимаются. Будто бы намерены нанести поражение бредунам на их же
территории. И будто бы - уже нанесли...
Светлана хотела что-то сказать, но замерла. Знакомый и жуткий
механический клекот донесся откуда-то - справа, слева?.. Она вылетела
из-под крон, чувствуя себя и Билли крошечными медленными жучками на темном
стекле, сгребла детеныша в охапку и метнулась обратно. Навстречу ей из-за
леса косо вывалилось чудовище, сверкнуло глазами, пронеслось с грохотом...
Не веря себе, Светлана остановилась и посмотрела чудовищу вслед. Каким-то
невероятным усилием зоркости и памяти она сумела увидеть и узнать.
Различить в бледном пятне за бликующим стеклом черты лица...
Это был мистер Пэтт.
Туров даже оглянулся и попытался увидеть еще раз ее, женщину с
ребенком на руках. Что-то смутно знакомое и даже тревожное мелькнуло и
пропало. Лишь много позже, глубокой ночью, устраиваясь кое-как на жесткой
койке постоялого двора в небольшом полувымершем поселке с гордым именем
Кастл-Маунт, он вспомнил вдруг эту женщину и даже не то чтобы узнал -
седьмым, восьмым чувством проник, кто она такая. Жена Сайруса Кэмпбелла,
лорда Стэблфорда. Любовница Глеба Марина - и, весьма вероятно, мать его
ребенка...
Он даже сел в кровати. Но ничего сделать было уже нельзя.
Передняя машина остановилась, окутываясь пылью и дымом. За нею,
громоздясь, пристраивались остальные. Хорунжий Громов с трудом сдержал
заплясавшую кобылу: "Тихо, Зорька, тихо..." С передней машины ловко
соскочил высокий человек с пятнистой форме и быстро пошел к казакам,
отмахивая рукой.
За спиной зачпокали затворы, громов сказал через плечо:
- Отставить, робяты. Без нервы, ясно?
Сам - соскочил с седла и пошел навстречу пятнистому, придерживая
шашку.
- Майор Баглай, - сказал пятнистый спокойно, поднося руку к голове, к
мягкой бескозырке без околыша. - Командир разведывательной роты.
- Хорунжий Громов, - лихо и небрежно отсалютовал Громов. - Командир
заставы.
- Не проводите меня к своему начальству, хорунжий? - спросил Баглай.
- Надо бы как-то миром все уладить...
- Миром был бы в самый раз, - согласился Громов. - Верхами ездите -
или все более на железе?
- Больше на железе, - сказал Баглай. - Но и верхами можем - как без
этого?
Поднятый внезапной телеграммой (телеграф при трудовиках работал с
перебоями, судорожно, но - работал), Виктор Пигулевский, он же Виктор
Виндам, последние полгода - начальник тюрьмы Свитуотера, самого большого
города на восточном побережье Острова, - начал немедленно готовиться в
дорогу. Он знал, что этот час придет, поэтому все основное всегда было под
рукой.
В Свитуотере проходы были, но использовали их редко, поскольку
Свитуотере сопрягался с китайским городом Аньда. У Пигулевского, да и не
только у него, всегда вызывало изумление, почему сверхтекучие китайцы не
просачиваются в Транквилиум? Казалось бы, чего проще... Но китайцев, как и
вообще азиатов, здесь было по пальцам перечесть. Феномен, не имеющий
достойного объяснения... Идти через Китай было долго и муторно, проще -
здесь доехать до Тринити и перейти в Благовещенск.
Поезда ходили только воинские и какие-то "специальные". Как раз такой
и готовился к отправке, когда Пигулевский, потрясая своими пасскардами и
пауэрбэджами, налетел на вокзального "мастера" и принудил его к сдаче. В
результате отправку поезда задержали, к неудовольствию двух профсоюзных
шишек, то ли везущих какой-то груз героям-фронтовикам, то ли, скорее
всего, намылившихся вывезти какое-то добро из прифронтовой полосы. И к
Пигулевскому они до поры относились прохладно - но когда узнали, что он
участвовал еще в первом восстании мастеровых и матросов в Порт-Элизабете,
оживились и частично приняли его в свои ряды.
Тринити кишел армией. Похоже было на то, что части стоят друг на
друге в несколько слоев. Пехота, морская пехота, кавалерия,
железнодорожники... Смотреть на это было, с одной стороны, тягостно, а с
другой - странным образом грело. Пигулевский давно заметил за собой, что
втайне сочувствует палладийцам. Пусть они там и
монархисты-черносотенцы-крепостники - но одной крови, ты и я... Он знал,
что это неправильно, но ничего не мог поделать с собой. Вот эти два жлоба:
они мне что, роднее?
Шептались о гибели эскадры адмирала О'Греди. Сейчас все узнаю,
подумал Пигулевский.
Нужный дом еле нашелся. Двери выбиты, в окнах ни единого стекла. На
втором этаже кто-то жил: валялось тряпье. Он дошел до черной лестницы,
спустился вниз. Медным ключом, хранившимся у него всегда, отпер заднюю
дверь. Открылась она с трудом: по ту сторону было по колено светло-серой
тончайшей пыли. Загребая ее, спотыкаясь, плюясь и кашляя, он пересек двор
и вышел на улицу. Здесь пыли было хоть и не по колено, но по щиколотку
наверняка. И - никаких следов... У разбитой витрины аптеки он остановился,
перебрался через прилавок и прошел в служебные комнаты. Лестница,
прислоненная прежде к стене, упала и еле угадывалась под пылью и плоскими
листами пепла от сгоревших газет. Он поставил лестницу на место, поднялся
к потолочному люку. На чердаке пыли было не в пример меньше. Пигулевский
дошел до другого люка, открыл его. Там была нормальная, ничем не
захламленная комнатка: столик, три стула, кушетка. Служебное помещение КГБ
на вокзале в Благовещенске. Он спускался, когда дверь открылась.
- Майор Пигулевский? - спросил тот, кто вошел первым - их было двое.
- Здравствуйте, с прибытием. Лейтенант Зайцев, лейтенант Проценко.
Поручено вас встретить.
- Что-то случилось? - насторожился Пигулевский. Тон у лейтенанта
Зайцева был приветливый, но напряженный.
- Ничего не случилось. Имеем приказ генерал-майора Скобликова
поступить в ваше распоряжение.
- Ого! Значит, командует опять он?
- Так точно.
- Понятно... - Пигулевский опустился на стул. - Ладно, ребята. Раз уж
вы такие лейтенанты, то раздобудьте мне пристойный билет до станции Ерофей
Павлович. Не тряся удостоверениями, естественно.
- Сделаем, товарищ майор, - Зайцев улыбнулся. - У меня корочки
железнодорожника есть... - он сунул два пальца в карман, извлек
темно-зеленое удостоверение и развернул его.
Пигулевский непроизвольно устремился взглядом на документ, где все
было по форме, только вместо фотографии изображен был огромный член, - а в
это время второй лейтенант сделал короткое движение - и Пигулевский ослеп
от белой вспышки в затылке. Лейтенант поймал его за плечи, рывком посади
прямо и в два приема - с первого раза соскользнула рука - свернул ему шею.
Расшифровав депешу, Кондратьев надолго задумался. Означать это все
могло только одно: оперативная активность сводится на ноль, следы
подчищаются. И - ликвидируются свидетели...
По-настоящему в это не вверилось, однако - вот он, приказ. Отданный
пока что ему. Попытки проникновения на территорию СССР пресекать
решительным образом, огонь открывать без предупреждения. То есть: любой
идущий сюда из Транквилиума должен быть уничтожен. Та-ак. Круто берете...
В теневом Магадане был мотоцикл, пронесенный в свое время по частям и
собранный. Двое суток Кондратьев носился по запыленному донельзя городу и
сжигал все открытые и латентные проходы. Кокаин попадал в нос, в легкие -
он не чувствовал времени, не терял сил; был азарт и погоня за самим собой.
Когда он вернулся домой, Тоня была уже там - с полураспакованным
чемоданом.
- Только попробуй выгнать, - сказала она грозно и жалобно.
