что-то, черт возьми. Что-то! Джек колебался; частью потому, что его
напугало до онемения то, что он, как ему мерещилось, увидел в глазах
мальчика. Частью потому, что боялся, как бы форсирование разрыва связи
между Тоби и тем, что было соединено с ним, не повредило мальчику, не
спровоцировало страшную психическую травму.
А этого делать не нужно, в этом нет смысла. Но тогда ничего не имеет
смысла. Вся ситуация, и время, и место походили на сон.
Это был голос Тоби, да, но без его обычных оборотов речи и интонаций:
- В каких телах они уходят отсюда?
Джек решил ответить. Держа в руке пустую перчатку Тоби, он с ужасом
понял, что должен теперь или подыгрывать, или убежать с сыном, или
остаться с ним - безвольным и пустым, как перчатка. Родного по форме, но
без содержания, чьи любимые глаза будут тусклыми всегда.
Насколько это бессмысленно? Мысли скакали, словно балансировали на
краю пропасти, слепо нащупывая опору. Может быть, это помутнение рассудка?
Он сказал:
- Им не нужны тела, Шкипер. Ты это знаешь. Никому не нужны тела на
небесах.
- Они - тела, - сказало то, в Тоби, загадочно. - Есть их тела.
- Больше нет. Теперь они - души.
- Не понимаю.
- Уверен, что понимаешь. Их души отправились на небеса.
- Есть тела.
- Они ушли на небо, чтобы быть с Богом.
- Есть тела.
Мальчик глядел сквозь него. Но глубоко в глазах Тоби что-то
двигалось, как извивающаяся нитка дыма. Джек почувствовал, что нечто
пристально на него смотрит.
- Есть тела. Есть куклы. Что еще?
Джек не знал, как отвечать.
Бриз, прошедший через этот край склона двора, был холоден, как будто
содрал шкуру с ледников по пути к ним.
То-в-Тоби вернулось к первому вопросу, который он о задавало:
- Что они делают там, внизу?
Джек поглядел на могилы, затем в глаза мальчика, решив быть
прямолинейным. Он ведь на самом деле говорит не с мальчиком, поэтому ему
не нужно пользоваться эвфемизмами. Или он сошел с ума, вообразив себе всю
беседу и это нечеловеческое присутствие. В любом случае, его прямота не
важна.
- Они мертвы.
- Что - мертвы?
- Они. Эти три человека, зарытые здесь.
- Что значит мертвы?
- Без жизни.
- Что значит жизнь?
- Противоположность смерти.
- Что значит смерть?
В отчаянии Джек сказал:
- Пустота, отсутствие, гниение.
- Есть тела.
- Не всегда.
- Есть тела.
- Ничто не длится вечно.
- Все длится.
- Ничто.
- Все становится.
- Становится чем? - спросил Джек. Теперь он был вне ответов на
вопросы, у него были свои собственные вопросы.
- Все становится, - повторяло То-в-Тоби.
- Становится чем?
- Мной. Все становится мной.
Джек подумал, о чем, черт возьми, ОНО говорит, и имеет ли сказанное
для этого больше смысла, чем для него самого? Начал сомневаться в том, что
сегодня проснулся. Может быть, он задремал? Если не сошел с ума, то,
вероятно, заснул. Захрапел в кресле в кабинете, с книгой на коленях. Может
быть, Хитер и не приходила, чтобы сказать ему о Тоби на кладбище, и в этом
случае все, что ему нужно сделать, - пробудиться.
Бриз ощущался, как всамделишный. Не похожий на бриз во сне: холодный,
пронизывающий. И он набрал достаточно силы, чтобы стать голосом. Шептать в
траве, шелестеть в деревьях на краю верхнего леса, тихо-тихо плача.
То-в-Тоби сказало: - Приостановлены.
- Что?
- Вид сна.
Джек поглядел на могилы.
- Нет.
- Ожидание.
- Нет.
- Куклы ждут.
- Нет. Мертвы.
- Расскажи мне их секрет.
- Мертвы.
- Секрет!
- Они просто мертвы.
- Скажи мне.
- Здесь нечего говорить.
Речь мальчика все еще была спокойной, но его лицо покраснело.
Артерии, видимо, пульсировали на висках, как будто кровяное давление
поднялось выше обычного.
- Скажи мне!
Джек непроизвольно задрожал, все больше страшась таинственной природы
этих изменений, встревоженный тем, что он разбирается в ситуации меньше,
чем думал, и что его невежество может привести к неверным решениям и
подвергнуть Тоби большей опасности, чем та, в которой он находится.
- Скажи мне!
Охваченный страхом, смущением и разочарованием, Джек схватил Тоби за
плечи, посмотрел в его чужие глаза:
- Кто ты?
Никакого ответа.
- Что случилось с моим Тоби?!
После долгого молчания:
- В чем дело, папа?
Кожа на голове Джека зудела. То, что его назвало "папой" _э_т_о_,
ненавистный чужак, было самым худшим оскорблением.
- Папа?
- Прекрати.
- Папа, что случилось?
Но это был не Тоби. Нет. Голос все еще не нес его естественных
интонаций, лицо было вялое, а глаза по-прежнему были "не такими".
- Папа, что ты делаешь?
То-в-Тоби очевидно не осознавало, что его маскарад разоблачен. До сих
пор оно думало, что Джек верит, будто говорит с сыном. Паразит боролся за
продолжение спектакля.
- Папа, что я сделал? Почему ты сердишься? Я ничего не сделал, папа,
правда!
- Что ты такое? - спросил Джек.
Слезы побежали из глаз мальчика. Но неясное что-то было за этими
слезами, самоуверенность кукольника в силе своего обмана.
- Где Тоби? Ты, сукин сын, кто бы ты ни был, верни мне его!
Прядь волос упала Джеку на глаза. Пот заливал лицо. Любому, кто
появился бы сейчас рядом с ними, его чрезвычайный страх показался бы
слабоумием. Может быть, и так. Или он говорил со злым духом, который
управлял его сыном, или он сошел с ума! В чем больше смысла?
- Отдай его мне - я хочу его обратно!
- Папа, ты пугаешь меня, - сказало То-в-Тоби, пытаясь вырваться от
него.
- Ты не мой сын.
- Папа, пожалуйста!
- Прекрати! Не играй со мной - тебе не обмануть меня, ради Бога!
Он вывернулся, обернулся и, споткнувшись о надгробие Томми, повалился
на гранит.
Упав на четвереньки при рывке, с которым мальчик вырвался от него,
Джек сказал яростно:
- Отпусти его!
Мальчик пронзительно завизжал, как будто от удивления, и повернул
лицо к Джеку.
- Папа! Что ты здесь делаешь?
Он снова говорил как Тоби.
- Уф, ты меня напугал! Что ты тут выискивал на кладбище? Мальчик, это
не забавно!
Они не были так близко, как недавно, но Джек подумал, что глаза
ребенка больше не кажутся ему чужими: Тоби, казалось, снова его видит.
- Боже мой, на карачках, рыщешь по кладбищу.
Мальчик снова был Тоби, все в порядке. То, что управляло им, было не
достаточно хорошим актером, чтобы так играть.
Или, может быть, он всегда был Тоби. Раздражающий выбор между
временным сумасшествием или страшным сном снова больно поразил Джека.
- Ты в порядке? - спросил, он, снова садясь на корточки и вытирая
руки о джинсы.
- Я чуть в штаны не наложил, - сказал Тоби и захихикал.
Этот чудесный звук. Это хихиканье. Сладкая музыка.
Джек сжал бедро рукой, сильно сдавил, пытаясь успокоить дрожь. - Что
ты?.. - Его голос задрожал. Он прочистил горло. - Что ты делал здесь?
Мальчик указал на "Фрисби" на жухлой траве. - Ветер снес летающее
блюдце.
Оставаясь на корточках, Джек сказал:
- Иди сюда.
Тоби явно колебался.
- Зачем?
- Иди сюда, Шкипер, просто иди сюда.
- А ты не собираешься кусать меня за шею?
- Что?
- Ну, не собираешься притвориться, что хочешь укусить меня за шею или
что-то такое и снова испугать меня, как сейчас, когда ты подкрался?
Очевидно, что мальчик не помнил их беседы, пока был... под контролем.
Его осведомленность о появлении Джека на кладбище возникла тогда, когда
он, испугавшись, отвернулся от гранитного надгробия.
Вытянув руки, Джек раскрыл ладони и сказал:
- Нет, я не буду ничего такого делать. Просто иди сюда.
Скептично и осторожно, с удивленным лицом, обрамленным красным
капюшоном лыжного костюма, Тоби подошел к нему.
Джек схватил мальчика за плечи, поглядел в его глаза. Серо-голубые.
Ясные. Никаких дымных спиралей за радужкой.
- Что такое? - спросил Тоби, хмурясь.
- Ничего. Все нормально.
Импульсивно Джек прижал мальчика к себе, крепко обнял.
- Папа?
- Ты не помнишь, да?
- А?
- Ну и хорошо.
- У тебя сердце как одичало, - сказал Тоби.
- Все в порядке, я нормально, все в порядке.
- Я, правда, чуть в штаны не наложил. Один - ноль в твою пользу!
Джек отпустил сына и с трудом встал, пот на лице казался маской изо
льда. Он откинул волосы назад и протер ладони о джинсы.
- Давай пойдем домой и выпьем немного горячего шоколада.
Подняв "Фрисби", Тоби сказал:
- А мы не можем поиграть сначала, ты и я? Вдвоем в "Фрисби" играть
лучше.
Кидать тарелку, пить шоколад. Нормальность не просто вернулась, она
обрушилась как десятитонная. Джек усомнился, что сможет кого-то убедить в
том, что Тоби совсем недавно был глубоко в грязном омуте
сверхъестественного. Его собственный страх: и его восприятие чужой силы
исчезало так же быстро, и он уже не мог точно вспомнить эту силу, чье
действие он испытывал на себе. Тяжелое серое небо, все клочки голубого
бегут за восточный горизонт, деревья дрожат на ледяном ветру, жухлая
трава, вельветовые луга, игра с "Фрисби", горячий шоколад. Весь мир ожидал
первых хлопьев зимы, и ничто в ноябрьском дне не допускало возможности
существования призраков, бестелесных существ, чужой силы и других
потусторонних явлений.
- Можем, пап? - спросил Тоби, размахивая тарелкой.
- Хорошо, немного. Но не здесь. Не на этом...
Так глупо прозвучит - не на этом кладбище. Может, плавно перейти в
один из этих гротесков - "Войди-Туда-И-Попробуй-Возьми!" из старых
фильмов. Потом надо сделать второй дубль и, закатив глаза, опустив руки,
провыть: - "Ноги мои, не подведите меня!"
Вместо всего этого, он сказал:
- ...Не так близко к лесу. Может быть... Внизу, около конюшни.
Размахивая летающим блюдцем "Фрисби", Тоби промчался между
столбиками, вон с кладбища.
- Чур, кто прибежит последним, - обезьяна!
Джек не погнался за мальчиком.
Сжав плечи под холодным ветром, погрузив руки в карманы, он уставился
на четыре могилы, снова обеспокоенный тем фактом, что могила Квотермесса
плоская и заросшая травой. Причудливые мысли пришли ему в голову. Сцены из
фильмов Бориса Карлова. Грабители склепов и вурдалаки. Осквернение.
Сатанинские ритуалы на погосте йод луной. Даже учитывая то, что он пережил
только что с Тоби, его темнейшие мысли казались слишком фантастичными для
объяснения лишь того, почему одна могила из четырех выглядит более
нетронутой. Однако, сказал он себе, объяснение, когда он узнает его, будет
совершенно логичным и вызовет не меньше мурашек на коже, чем вариант с
упырями.
Фрагменты беседы, которую он вел с Тоби, зазвучали у него в голове
без порядка:
- Что они делают, там, внизу? Что значит смерть? Что значит жизнь?
- Ничто не длится вечно.
- Все длится.
- Ничто.
- Все становится.
- Становится чем?
- Мной. Все становится мной!
Джек почувствовал, что у него в руках достаточно фрагментов, чтобы
сложить по крайней мере часть ребуса. Он просто не мог разглядеть, как они
соединяются. Или не видел этого. Может быть, он отказывается складывать
их, потому что даже несколько кусочков, которые у него есть, соединившись,
проявят такую жуть, с которой лучше не встречаться. Хотел ли разгадать,
или думал, что хотел, но трусливое подсознание пересиливало.
Когда он поднял взгляд с искалеченной земли на три камня, его
