приблизился к углублениям - Это просто норки кротов. А следов здесь ничьих
нет.
Медленно мы пошли дальше. Ничего не было и на второй стене - фасаде с двумя
оконцами. Но на третьей, глухой...
Начиная с высоты 175 сантиметров вниз под углом 10 градусов слева направо по
четырем бревнам шли отметины, оставленные каким-то двигавшимся с огромной
быстротой деревянным телом. Остатки этого тела, кстати довольно трухлявого,
прилипли к стене в виде плотных, потерявших структуру дерева нашлепок. Сила
удара была так велика, что до сих пор вокруг мест удара влага была отжата на
расстояние до полутора сантиметров. Тело прошло к стене по касательной, не
задев за выступающую крышу. При более внимательном рассмотрении становилось
ясно, что угол в 10 градусов с вертикалью составляла лишь цепочка из четырех
отметин, само же тело двигалось под углом в 20 градусов, поочередно касаясь
бревен разными своими частями, как бы слегка поворачиваясь при этом. Чтобы
так получилось, ширина тела должна была составлять сантиметров 15.
Казалось естественным, что это быстро мчавшееся тело, оставившее последнюю
отметину лишь в 103 сантиметрах над землей, должно было с огромной силой
врезаться в землю. Но ничего подобного не произошло. Трава под местом удара
оставалась ничем и никем не тронутой. На земле - ни одной ямы или
взрыхления. Там вообще не было ничего по виду похожего на прилипшее к стене
вещество. Валялся лишь небольшой кусок коричневого, разрушавшегося при
прикосновении дерева, но он лежал здесь давно: травы под ним не было.
Дальнейший осмотр не дал ничего нового. Не были обнаружены и следы второго
удара.
Притащив жердь, мы пытались воспроизвести удар, но домик не желал
подпрыгивать, звук был слаб, жердь отскакивала от стены после первого же с
ней соприкосновения. Человеческой силы не хватало ни на удар "с поворотом",
ни на удар "с отжимом влаги.
Шутник, заставивший нас пережить неприятные моменты, был не только силен
(куски дерева держались на стене несколько пет) но и ловок: собственных
следов он не оставил. Зачем он шел сюда через лес темной дождливой ночью и
почему вновь ушел в нее? Неужели для того, чтобы попугать нас? А может,
шутник приехал на транспорте? Но мы ни до удара, ни после не слышали шума
мотора и не видели света фар.
6
24 сентября я проводил первую группу и встретил вторую. Приехали Виктор
Малышев, Александр Зенитато, Сергей Смирнов. Нас стало четверо. Завезено
было опять так много, что вновь пришлось выпрашивать трактор.
Честно говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Вымотавшись за
последний год с организацией экспедиции, я умудрился и сильно одичать за
прошедшие трое суток, мне казалось, что я не был дома уже с месяц. Олег и
Игорь сдержанно сияли в мыслях - они были уже дома. Трое прибывших тоже
сияли, но ослепительно, сыпали остротами и требовали отчета о содеянном: они
еще не представляли себя в грязи и сырости, которые их ожидали.
Вскоре вонючее чудо техники дернулось и потащило телегу с компанией
свежевыбритых и чистых, среди которых затесался один грязный и небритый, еще
двое таких же махали им вслед руками.
Одна из намеченных программ - измерение радиационного фона - начала
выполняться сразу же, как только тронулся трактор.
- Ну что? - допытывался неутомимый Сергей, приехавший несмотря на
недомогание - Я же по вашим рожам вижу, что что-то было?
Что, собственно, было? Стуки-бряки? Все это, несмотря на необычность
(которая, объявись шутник, тотчас перешла бы в разряд серой реальности),
стоило весьма мало сравнительно, скажем с точной информацией о наличии
возвышенности под слоем мха на озере, в месте указанном Гусевым, но так уж
устроен человек: точные знания для него часто пресны, а влечет к себе в
первую очередь тайна. Был и еще непонятный случай, который можно объяснить
простым переутомлением: уже при подходе к поселку, когда стали видны крыши
домов, Игорь вдруг охнул, остановился и потащил с себя рюкзак. Мы с Олегом
тоже сняли рюкзаки и решили отдохнуть, хотя идти до места оставалось всего
минут семь.
- Что, устал? - спросил я Игоря.
- Да знаешь, рюкзак потяжелел килограммов на шестнадцать, да так резко,
будто туда пудовую гирю бросили, от неожиданности аж мышцы потянуло.
Позднее мы узнали, что сразу же по возвращении в Ярославль Игорь попал в
больницу - стало плохо с сердцем. Но здесь необходимо заметить, что врачи
советовали ему провести лечение еще до экспедиции, мы об этом не знали, а
сам Игорь с больницей решил не спешить.
Трактор полз, полз и, наконец, к вечеру дополз до того места, где буксовал
накануне. Грязь была как солидол, и машина слушалась толчков телеги, а не
рулевого управления. Вскоре мы вновь застряли. И, как в прошлый раз, в
избушке были лишь в двенадцать ночи.
7
На этот раз бурение провели на Северном озере и протоке. Малышев как
гидрогеолог работал обстоятельно. Пробы были отмыты, анализ их предстояло
сделать в Ярославле.
На Северном же озере провели промеры уровней дна, удаляясь от уреза воды.
Песок лежал ровненько, как на столе, на глубине всего 4,5 метра. Никакой
"чашеобразности" верхнего дна здесь не наблюдалось. Пробив щупом первый слой
песка, дошли до основного дна: на глубине 11,3 метра щуп с хрустом вошел в
гравий.
Радиация везде была в норме. Нарушений радиоприема не отмечалось.
Проводились работа приборами, наблюдения за компасами и буссолью, серии
ночного фотографирования. В двух местах на осарках сделали вертикальные
срезы почвы, обнаружив при этом и осколки глиняных сосудов, которые позднее
археологи датировали XI веком. Продолжили программу по биолоцированию.
Делались спилы деревьев, отбирались образцы почвы и шлака. Вновь был
произведен осмотр озера близ урочища - и вновь безрезультатно: никаких
следов "контейнера". Но работа шла. В этой, шестой последней экспедиции
второго полевого сезона мы успешно набирали данные, которые предстояло
осмыслить лишь в будущем, здесь же требовался труд, часто однообразный и
нелегкий. После прошлогодних разведок и "налетов" практически с пустыми
руками это была наша первая экспедиция, когда мы работали методически и
довольно долго. Несмотря на все трудности, это был нормальный экспедиционный
ход работ. Два года борьбы за возможность работать именно так принесли свои
плоды. Это была первая и маленькая, но - победа.
* * *
Позднее мы узнали, что в результате проделанных исследований были получены
предварительные подтверждения некоторым нашим предположениям,
высказывавшимся еще в начале работы, в 1988 году. Виктор Малышев представил
заключение, в котором, в частности, говорилось:
"Анализ карт местности показывает, что в районе работ есть хорошо выраженные
в рельефе кольцевые озера диаметром от 0,5 до нескольких километров. Съемки
1970 г. не смогли установить происхождение загадочных озер. Выдвигались
версии их карстового или мерзлотного (термокарстового) образования.
Сейчас типичные для метеоритных кратеров концентрические возвышения на дне
озер, проявляющиеся в виде цепочек островов, и идеально круглая форма озер
позволяют утверждать, что они образовались при падении метеорита
(метеоритного дождя) в период после валдайского оледенения.
Кроме того, можно предположить, что динамическое воздействие от удара могло
усилить неотектонические процессы, в том числе "омолодить" разломы, по
которым усилилось поступление грунтовых вод, питающих озера".
Если в этом месте действительно в давние времена прошел "метеоритный дождь",
то имелись некоторые основания допустить, что в районе Череповца издревле
выплавлялось железо не земного, а космического происхождения. Это было бы
возможным, если бы тела, оставившие кратеры, являлись железными
(железо-никелевыми) метеоритами. Аналогичные факты известны. Выяснилось,
например, что богатейшие залежи никеля в Канаде (провинция Онтарио) тоже
имеют космическое происхождение: около двух миллиардов лет назад в этот
район упал огромный железо-никелевый метеорит.
8
Наступает вечер. Усталые люди сидят у догорающего костра, и сгущающаяся тьма
все сильней и сильней сжимает его свет. На многие километры вокруг - ни
огонька. Лишь гроздья крупных звезд висят в близкой бездне. Закрывая их, с
шипеньем и слабым свистом проплывает в воздухе огромная птица. Холод, мрак и
пустота вокруг нас. Сильно пахнет водой, травами и тиной. Тишина наполнена
редкими звуками: что-то ухает в лесу; вот тяжелая черная вода жирно
плеснулась и запузырилась; что-то шипит и трещит.
Угли в костре догорают, звезды пылают все сильней и звуки становятся громче:
те, кто их производит, давно уже считают эти места своими; они потихоньку
подвигаются к умолкнувшим пришельцам, бормочут, стонут, гукают. Мы озираемся
вокруг: где мы? Разве есть на свете города? Или они - химера?
Последний уголь погас, и дом - как заплата из черного бархата на ткани
звездного балдахина. Скрипит, отворяясь, дверь. Входить нужно тихо, не
спеша, чтобы тишина, уставившаяся нам в затылки своими зрачками, не сочла
это за трусость, не бросилась бы, как хищный зверь, сзади, не ворвалась в
дом.
Слабо загорается пламя свечи. Еще одно, еще. Теплый свет разливается все
шире, вот он коснулся лиц людей, ласкает стены. Кто жил здесь? О чем думал?
Почему ушел? Когда в последний раз собирались здесь за столом люди, ели,
смеялись? Что помнят эти стены?
В печи все сильней трещит и пылает. Тепло заполняет избу, сливается со
светом свечей. Стол застилаем бумагой, уставляем нехитрой снедью. Голоса все
громче. Суета, топот, гомон. Гремит посуда. Дымящиеся котлы с пищей и
душистым чаем водружаются на стол. Придвинуты скамьи - приглашать никого не
надо, каждый садится на свое место. Шутки, смех, сигаретный дым. Под
обильные комментарии черпак, как маятник, раскачивается от котла к мискам,
до краев наполняя их грубым мужским варевом - все будет съедено. Простота и
безыскусность обстановки расковывают: тепло, возня, шутки, смех и дружелюбие
заполняют домик до последнего закутка, как теплая, освещенная и насыщенная
жизнью вода - аквариум. Какое нам дело до того, что снаружи!
Древний благодатный напиток из заветной фляжки с бульканьем выплескивается в
подставленные железные и алюминиевые кружки - сегодня можно. Оживление
возрастает.
- Дав-нень-ко я не брал в руки шашек, - с расстановкой произносит кто-то из
остряков, ставя жестяной сосуд на стол.
- Знаем мы вас, как вы плохо играете, - с расстановкой же добавляет другой,
придвигая к себе лук, хлеб и сало.
- Давненько я...
- Знаем мы вас.
Жесть с грохотом сдвигается. Тост за удачу, за дружбу. Аппетит отличный,
слова "дай" и "добавь" звучат чаще других. Ложки снуют как челноки. Наконец,
насыщаемся.
Веселье, вино и пища сделали свое дело: мышцы еще ноют от работы м ходьбы,
но мы вновь сильны, напряжение спало. Смакуем чай, и постепенно гомон
утихает. Мы припоминаем дневные события, вновь переживаем их, оцениваем.
Мысль, как фонарик, как гонец, то и дело засылается нами во внешний мир,
который сейчас, в наших воспоминаниях, все еще дневной: он солоноватый от
пота, мозолистый, врезающийся лямками в плечи и усталостью - в ноги, он
такой болотистый, туманный, травянистый и пахучий...
В молчащей ночи по огромному радиусу циркуль мысли чертит размашистую кривую
вокруг центра - домика, поочередно касаясь озер, болот и тропинок, где мы
