...Одинокие печные трубы, горелый кирпич, пустое пепелище
- вот что оставили немецкие каратели от деревни, жители которой
поддерживали Советскую власть. Политрук присел и потрогал
остывшую золу. Через полчаса среди пепла, гвоздей, посуды и
оплавленного стекла были обнаружены два немецких термоса -
бачки от противогазов, саперная лопатка и коробка для дисков к
ручному пулемету Дегтярева, необгорелая, с кожаной ручкой,
хорошо смазанная солидолом. Обгорелые велосипеды, мотоцикл,
котлы лежали на обгорелой земле, уже поросшей зеленым ежиком
травы. Несомненно, здесь был бой и уцелевшие жители ушли в
партизаны. Поклявшись отомстить врагам, отряд продолжил рейд
по тылам противника.
А солнце жарит, чтоб оно пропало. Ветер задувает
бесстрашным разведчикам в ноздри, вырывая сопли и уносит их
далеко назад. Но он не в силах остановить продвижение.
Двинка скоро сузилась, начались завалы. Пришлось рискуя
жизнью, обходить бревна и колья... Под вечер нашли не очень
плохое место на левом берегу, встали у самой воды. Политрук с
Аней сходили на разведку правого берега. Пусто. Только древний
курган со следами старых раскопов... А на левом берегу - окопы,
окопы, окопы. Когда-то наши солдаты обороняли дорогу вдоль
реки. Блиндажей нет.
Наступило утро 3 мая.
Тишина над рекой. Кукушка. Соловьи. Жара.
Ирена утром насыпала в кан гречки и забыла про завтрак.
Гречка в кипятке разбухла и полезла через край. Пришлось
излишки каши прятать в отдельный пакетик, как НЗ. Появилась
Ирена. Задумалась и сказала: "Ну, что еще положить в эту
дрянь?..."
Тишина над рекой. Из палатки раздается крик, переходящий в
стон, долгий и жалкий это Малышь настигла врага. И снова
тишина.
В 11.00 - отплыв. Река сильно петляет, на поворотах в воде
торчат бревна. Вначале было еще терпимо, потом Ирена
посмотрела вперед и сказала: "Мама!". Но это была не мама. Это
начался водный слалом с вилами. И хорошо, что Серега смирно
сидел в лодке, рисовал комиксы, не пел и даже не выглядывал из
лодки, когда она шла на смерть. И высовывал свою непутевую
головенку только тогда, когда байда проходила под низкими
бревнами, мостами и его специально просили не высовываться.
Мать в последнее мгновение успевала нагнуть его голову вниз и
спасти мост от разрушения. Что могло бы задержать наступление
на этом участке.
Шли классно, как группа циркачей-каскадеров. Только у
деревни Селище под вторым мостом морда капитана Янина застряла.
Насилу протиснулся. Странно: головка ссыхается, а морда пухнет.
Труппа Дещеревского вылезла у мостика и пошла зарабатывать в
деревне хлеб и яйца. Оля чуть не раздавила серую гадючку, но
пожалела.
Скоро байда Алексея опять догнала "Салют" и осторожный
Леонид пропустил ее вперед, разведывать и убирать завалы. И
правильно сделал: показался старый мост из бревен в два наката.
Д. поднялся на мост проверять, сможет ли под ним пройти байда,
нет ли кольев на дне. На середине моста гнилые бревна
неожиданно подломились и, даже не успев выругаться, капитан
Дещеревский полетел с головокружительной высоты в ледяную
пучину... (конец третьей серии)
6. У меня девять жизней
Падал он достаточно долго и все успели насладиться этим
зрелищем. Ирена сказала Наташе: "Как жаль... Как жаль, что ты
не успела его сфотографировать..." Выйти сухим из воды капитану
не удалось, поэтому он весь день вплавь облегчал проводку
байдарок под препятствиями, поднимая со дна кучи ила и пуская
пузыри, в бульканье которых экипажам иногда удавалось разобрать
отдельные ценные руководящие указания.
Капитану Янину это приключение очень понравилось, потому
что он вообще любил нетрудные трудности и неопасные опасности.
Далее был автомобильный мост (надежный), обнос, а потом
сплошняком пошли завалы, бревна, лабиринты и мели. Но
советского человека ничем не запугаешь! Перед каждым завалом
Серега высовывался и спрашивал: "Мам, можно погрести?", на что
получал суровый ответ.
Приятно для уха советского человека звучали по реке
первомайские лозунги капитана Дещеревского, тоже бывшего
политрука: "Задери нос левым веслом!", "Поворачивая вбок, ты
помогаешь течению!", "Ку! Наступая на бревно, ты продвигаешь
центр тяжести!" и т.п. Оперируя непонятными "галсами" и
"траверсами", первая байда с трудом выковыривала себя из крутых
поворотов, в то время как команда капитана Янина, используя
только Иренкину "маму" и общее "опаньки!", выходила из
безвыходных ситуаций. И после каждого поворота капитан обещал
всех представить к медали "За отвагу".
В 17.00, уже истекая соплями, впали в Западную Двину. Река
широкая и глубокая. Прямо с берега опустил весло в воду, но до
дна не достал.
Перекур и перекус. Олег спросил: "Мы сегодня закончим
плыть?" Услышав Да! , не выдержал и закричал "Ура!", потом
опомнился и поспешно добавил: "Как жалко..."
До деревни Кресты, откуда ходит автобус в Кунью, по карте
35 км. Правда, течение у Двины быстрое, и не петляет она, как
Двинка... Двинку-то - 14км - шли 9 часов. Решили плыть до
упора. То ли есть на карте деревня с таким названием, то ли
махать веслом, пока не закипит пот на спине... В общем, до
Упора. Последнее выступление танкиста-политрука перед
прорывом, короткое и убедительное, для поднятия боевого духа
отряда:
- А знаете ли вы, товарищи, что такое байдарка?! Байдарка
- это боевая машина, не сочетающая в себе ни броню! Ни огонь!
Ни ударную силу! Ну, девки, или грудь в Крестах, или оверкиль в
кустах! Вперед, с богом!
Обрадованные скорым концом операции, комсомолки бережно
усадили капитана в середину лодки и загребли. Кипела пена за
бортом, проносились безлюдные деревни с аистами... Иногда,
впрочем, капитан Янин сам брал в руки весло, чтобы указать
гребцам правильный курс или стукнуть Серегу по голове. В
остальное время он вдохновлял женщин на подвиг. Едва заслышав
его голос, изможденные комсомолки начинали осатанело выгребать.
Доброе, ласковое слово капитана способно творить с женщинами
неожиданные чудеса и "гроб с веслами" развил сверхъестественную
скорость. Экипаж Дещеревского отстал и казался издали маленьким
и жалким...
В 21.00 были в Крестах. Дещере вышел в деревню, поколдовал
немного и вернулся с буханкой хлеба. В последний раз причалили
к высокому левому берегу, выгрузились и помыли байдарки. Только
сварили ужин, как пошел дождь. Доедали кашу впятером, политрук
скромно из кана, остальные четверо - из одной тарелки одной
ложкой. Искать под дождем ложки никто не хотел.
Глаза закрыл, а кругом - вода, вода, разводы, разводы....
Хорошо спится в дождик.
А утром - солнце уже жарит, петухи поют, соловьи орут!
В палатку неожиданно ворвалась Ирена с криком "Кончать
адмирала!", имея в виду Дещеревского. Но поддержка
присутствующих показалась ей недостаточной (все опасались, что
будет, если Д. вылезет из спальника), тогда Ирена сделала вид,
что ее не поняли, закричала: "Качать адмирала!" и перевела все
в шутку.
Ничего не понимаю, подумал политрук.
Где-то здесь должна была проходить линия фронта. Разведка
показала, что вся высотка в лесу изрыта глубокими блиндажами,
позициями для орудий, танковыми аппарелями. И по берегу тоже
шли окопы - немецкие. Но немцев не было. Оказалось, линия
фронта Велиж - Западная Двина осталась в 5 км выше по реке, в
деревне Каминский Бор. Ее миновали вчера так быстро, что ни
одна пуля не догнала. Там много кладбищ, наших и немецких.
Медленно и лениво отряд собирался на автобус. Через дорогу
напротив палатки грелась на солнышке толстенькая черная гадюка
и детский карательный отряд загнал ее в кучу хвороста.
Рассупонили и засупонили байдарки. Политрук взял нетленные мощи
"Салюта" и зашагал по висячему мостику в деревню.
Из дневника капитана Янина: "Кресты. Какой день, не знаю,
байдарку уже упаковал. Снял сапоги. Может, это и не Серега
сапог прокусил, - такие когти отросли... Автобус в 18.15. Часа
два ехали до Куньи, опять через линию фронта. Ничего не
поделаешь - надо. По советской территории до Москвы неделю
добираться.
Мучил Олега, выкручивал руки, пытал, требуя, чтобы он
сказал, где штаб отряда и фамилию командира. Но он презрительно
смеялся и мужественно отвечал только "Не скажу!" и "Ненавижу!".
Никого не выдал и не проговорился. Вряд ли он предатель.
На станции привязал Серегу к скамейке и хотел допросить.
Так и сказал: "Ну, будем исповедоваться?" Ирена подошла,
отвязала его. Посмотрела как-то странно. "Спасибо" сказала.
В Кунье за мужество и храбрость сфотографировались у
стенда "Лучшие люди района". Аня по наружной стене залезла на
здание вокзала, оставила на выступающем кирпиче шифровку в
центр.
Городок по-немецки чистенький и аккуратный, пустой. Висят
плакаты оккупационных властей: "Немецкое командование просит
русский народ выполнять приказы немецкого командования, не
укрывать партизан и раненых красноармейцев. За явку с повинной
гарантируется помилование."
Капитан Дещеревский подошел к кассе и сказал условный
пароль:
- Мне надо 8 билетов до Москвы.
- Билетов нет. Подойдите через полчаса.
Отзыв был правильный. Через час разведчики под видом
туристов занимали два купе плацкартного вагона. На одного
человека документов не было.
Когда началась проверка документов, Аня показала липовую
справку с печатью, удостоверяющей, что она - ученица 43 школы,
политрук показал пропуск на имя немецкого офицера-танкиста,
который горел на Восточном фронте и поэтому сильно не похож на
свою фотографию. Другие тоже показали липу и все бы сошло...Но
на одного человека документов не было.
- Да вы что, смерти моей хотите? - испугалась толстая
проводница. - А если облава, гестапо, наконец? Меня же
расстреляют! Прямо и не знаю, что с вами делать...
Это провал, поняли все. Или намек? Действительно, за 10
рейхсмарок проводница согласилась, чтобы ее расстреляли.
- Danke schon. Papiere ordnung. Sie kenen fahren.
Знала бы она, кого везет.
Поезд шел к линии фронта. Разведчики снова собрались в
одном купе. У соседей тихий шепот: "По сводкам - потери не так
велики. Все воюют. Комендантский час ввели, документы
проверяют... Когда ж эта война кончится. Все бомбят, бомбят,
бомбят..."
Вагон был набит беженцами.
Скоро опять - волки с человеческими лицами и люди - с
волчьими. Опять - голодный паек. Ни мяса, ни масла, ни
шоколада... Свои и чужие. И только в глубоком тылу можно
понять, что всеми, и своими и чужими движет слепая вера в
будущее счастье.
Ирена присела на краешек лавки и как могла жалобно
спросила:
- Ну, вы нас с Серегой еще возьмете?
Суровым молчанием ответили разведчики и снова тихо запели
песни о любви и о Родине.
А где-то позади вышла в эфир русская радистка и гнала
открытым текстом к линии фронта шифровку, в которой даже
Мюллер, шеф гестапо, ничего не понял.
"Восьмой - четвертому! У меня два гроба и девять жизней.
Срочно подготовьте дыру. Повторяю. У меня девять жизней!
У меня девять жизней.
У меня девять жизней..."
К О Н Е Ц
Перевод диалога у моста:
- Стой! Проверка документов! Ваше удостоверение,
пожалуйста. - Почему удостоверение? Я иду в магазин за водкой,
понял? Почему я должен показывать удостоверение в магазине? - А
