Регистратор предложила показать ребенка. Женщина отвернула края одеяла и
показала младенца цвета неба перед летним штормом, темно-серо-голубого.
Ребенок был мертв так давно, что уже закостенел.
Линн Энн была так потрясена, что утратила дар речи, когда подошла
ее очередь. Регистратор поняла ее чувства и сказала, что им приходится быть
готовыми видеть все что угодно. Откинув со лба свои золотисто-каштановые
волосы, Линн Энн обрела способность говорить и сообщила имя,
университетский регистрационный номер и на что жалуется. Регистратор
предложила ей присесть, потому что придется подождать. Она заверила, что ее
примут, как только будет возможно.
Линн Энн пришлось прождать еще около двух часов, прежде чем ее
проводили по оживленному холлу и ввели в каморку, выгороженную в более
обширной комнате с помощью усеянных пятнами нейлоновых занавесок.
Расторопная медсестра измерила температуру и давление и ушла. Линн Энн
сидела на краю старого смотрового стола и вслушивалась в окружающее ее
множество звуков. Руки ее вспотели от возбуждения. Двадцатилетняя Линн Энн
училась на предпоследнем курсе и подумывала о поступлении в медицинский
институт после прослушивания соответствующих курсов. Но сейчас,
осмотревшись, она засомневалась. Это не то, чего она ожидала.
Молодая женщина отличалась хорошим здоровьем, и ее прежнее
знакомство с госпитальным кабинетом неотложной помощи ограничивалось
случаем неудачного катания на роликовых коньках в одиннадцатилетнем
возрасте. Как странно, в тот раз ее доставили именно сюда, поскольку до
переезда во Флориду их семья жила поблизости. Линн Энн неплохо помнила это
событие. Она думала, что со времени прошлого посещения в детстве
Медицинский центр изменился не меньше, чем окружающий его район.
Получасом позже появился молодой врач-интерн Хаггенс. Он был из
Уэст Палм Бич и обрадовался, узнав, что Линн Энн приехала из Корал Гейблз;
просматривая ее карту, он поболтал о Флориде. Ему явно было приятно, что
Линн Энн - хорошенькая чистокровная американка, каких ему среди последней
тысячи пациентов встречать не доводилось. Потом он даже попросил у нее
номер телефона.
- Что вас привело в неотложную? - спросил он, начиная
обследование.
- Это трудно описать. Иногда я плохо вижу. Это началось с неделю
назад, когда я читала. Вдруг возникли затруднения с некоторыми словами. Я
их видела, но не совсем понимала их значение. В то же время у меня возникла
ужасная головная боль. Вот здесь. - Линн Энн приложила руку к затылку и
провела ею по боковой части головы до точки над ухом. - Эта тупая боль
появляется и вновь исчезает.
Доктор Хаггенс кивнул.
- И я ощущаю какой-то запах.
- Что за запах?
Линн Энн немного смутилась. - Я не знаю. Такой неприятный; не
могу сказать, что за запах, но он кажется знакомым.
Доктор Хаггенс кивнул, но видно было, что симптомы Линн Энн не
укладываются в рамки какой-либо одной категории. - Что еще?
- Немного кружится голова, в ногах появляется тяжесть, и это
происходит все чаще, почти каждый раз, когда я пробую читать.
Доктор Хаггенс положил карту и приступил к осмотру Линн Энн. Он
проверил глаза и уши, заглянул в рот и прослушал сердце и легкие. Затем он
проверил ее рефлексы, просил ее дотрагиваться до предметов, пройти по
прямой линии и запоминать последовательности чисел.
- У вас все достаточно близко к норме, - сказал доктор Хаггенс. Я
думаю, вам следует принять двух докторов, вернуться и встретиться с нами в
аспирине. - Он рассмеялся над собственной шуткой. Линн Энн не смеялась. Она
решила, что так легко им от нее не избавиться, тем более после такого
долгого ожидания. Доктор Хаггенс заметил, что она не реагирует на его
юмор. - Серьезно. Думаю, вам следует принять аспирин для сглаживания
симптомов и завтра опять прийти в Неврологию. Возможно, они смогут что-то
обнаружить.
- Я хочу попасть в Неврологию сейчас, - сказала Линн Энн.
- Но это же отделение неотложной помощи, а не клиника.
- Меня это не касается, - заявила Линн Энн, скрывая свои эмоции
под маской агрессивности.
- Ну хорошо, хорошо. Я свяжусь с Неврологией. Я найду и
офтальмологов, но на это может потребоваться время.
Линн Энн кивнула. Какое-то время она не говорила, опасаясь, как
бы ее оборона не растворилась в слезах.
И время действительно потребовалось. Было уже больше шести, когда
занавеску вновь раздвинули. Линн Энн подняла глаза на бородатое лицо
доктора Уэйна Томаса. Доктор Томас, чернокожий из Балтимора, удивил Линн
Энн: она никогда не лечилась у чернокожего доктора. Но она быстро забыла о
своей первоначальной реакции и стала отвечать на его конкретные вопросы.
Доктору Томасу удалось выявить еще несколько фактов, которые он
счел существенными. Примерно за три дня до этого у Линн Энн был один из ее
"эпизодов", как она их называла, и она вскочила с постели, где лежа читала.
Дальше она помнит только, что "пришла в себя" на полу, после потери
сознания. Очевидно, она ударилась головой, так как справа на голове
появилась большая шишка. Доктор Томас узнал также, что у Линн Энн было два
атипичных мазка и она должна была через неделю вновь прийти в клинику
гинекологии. Кроме того, недавно у нее была инфекция мочевых путей, которую
успешно лечили сульфуром.
Покончив с анамнезом, доктор Томас вызвал медсестру и провел
самое тщательное за всю жизнь Линн Энн объективное обследование. Он
проделал все, что делал доктор Хаггенс, и многое другое. Большинство тестов
были для Линн Энн полной тайной, но дотошность доктора ее обнадежила. Ей
только не понравилась поясничная пункция. Лежа на боку и уткнувшись
подбородком в колени, она ощущала, как игла проходит сквозь кожу в нижней
части спины, но боль была кратковременной.
Закончив, доктор Томас сказал Линн Энн, что хочет сделать
несколько рентгеновских снимков и удостовериться, что она не повредила
черепа при падении. Уже уходя, он сообщил, что обследование выявило только
наличие некоторых зон тела, видимо утративших чувствительность. Доктор
признал, что не знает, имеет ли это значение.
Линн Энн вновь ждала.
- Можешь поверить? - спросил Филипс, отправляя в рот очередную
порцию салата. Он быстро прожевал и проглотил. - Первый смертельный исход в
операционной Маннергейма, и как раз пациент, снимок которого мне нужен.
- Сколько ей было - двадцать один? - поинтересовалась Дениз.
- Вот именно. - Мартин добавил в еду соли и перца, чтобы придать
ей какой-то вкус. - Трагедия, даже двойная, поскольку я не могу получить
этих снимков.
Нагрузив в госпитальном кафетерии подносы, они забрались в самый
дальний от раздачи угол, стараясь получше изолироваться от окружения. Стены
грязно-горчичного цвета, пол покрыт серым линолеумом, формованные
пластиковые стулья ужасного желто-зеленого оттенка. Слышно постоянное и
монотонное бормотание госпитальной системы оповещения, произносящей имена
врачей и номера, по которым им надлежит позвонить.
- По какому поводу ее оперировали? - спросила Дениз, взяв у шефа
немного салата.
- Припадки. Но интересно, что у нее, возможно, был множественный
склероз. Когда ты утром ушла, мне пришло в голову, что изменения плотности,
которые мы видели на ее снимке, могут представлять какое-то развившееся
неврологическое заболевание. Проверил ее карту. Множественный склероз
предполагался.
- А ты не отобрал снимков пациентов с известным множественным
склерозом?
- Вечером начну. Для проверки программы Майклза мне нужно
проработать как можно больше черепных снимков. Будет очень интересно, если
удастся найти какие-нибуль другие случаи с такой же радиологической
картиной.
- Похоже, что твой исследовательский проект действительно пошел.
- Надеюсь. - Мартин положил в рот кусочек спаржи и решил больше
не есть. - Я стараюсь не дать себе радоваться так рано, но, ей Богу, это
выглядит так здорово. Потому-то я и загорелся так по поводу Марино.
Появлялась возможность получить что-то конкретное. Фактически, возможность
еще есть. Вечером будет вскрытие, и я попытаюсь установить связь между
радиологической картиной и результатами патологов. Если это множественный
склероз, то мы опять возвращаемся к началу. Но, знаешь, мне нужно что-то
такое, чтобы вырваться из этой клинической гонки, пусть хотя бы на пару
дней в неделю.
Дениз положила вилку и посмотрела в беспокойные голубые глаза
Мартина. - Вырваться из клиники? Не делай этого. Ты же один из лучших
нейрорадиологов. Подумай, скольким пациентам нужны твои знания и опыт. Если
ты оставишь клиническую нейрорадиологию, это будет настоящая трагедия.
Положив вилку, он взял Дениз за руку. Впервые ему было
безразлично, кто в госпитале может их увидеть. - Дениз, - произнес он
мягко. - Сейчас в моей жизни есть только две вещи, которые меня
действительно волнуют: ты и мои исследования. Но, если бы каким-то образом
жизнь с тобой давала мне средства к существованию, я мог бы забыть даже об
исследованиях.
Дениз смотрела на Мартина, не зная, радоваться ей или огорчаться.
Она все более и более убеждалась в его чувствах, но совершенно не
представляла, чтобы он мог связать себя какими-то обязательствами. С самого
начала она благоговела перед его репутацией и знаниями в радиологии,
которые казались энциклопедическими. Он был для нее одновременно и
любовником, и идеалом в профессии, и она не допускала даже мысли о том, что
у их связи есть какое-то будущее. Похоже, она не была к этому готова.
- Послушай, - продолжал Мартин. - Сейчас не время и не место для
такого разговора. Он отодвинул в сторону спаржу, как бы в подтверждение
этого. - Но важно, чтобы ты знала, из чего я исхожу. Ты находишься на
ранней стадии своего клинического обучения, и это приносит большое
удовлетворение. Ты тратишь все свое время на обучение и на общение с
пациентами. Я, к сожалению, трачу на это лишь самую малую часть моего
времени. Основная же часть тратится на попытки разобраться в
административных проблемах и бюрократическом дерьме. Я вот так этим сыт!
Дениз приподняла левую руку, которую он все еще крепко держал, и
легко скользнула губами по его пальцам. Это произошло быстро, потом она
бросила на него взгляд из-под своих темных бровей. Она намеренно приняла
кокетливый вид, зная, что это поможет предотвратить его внезапный гнев.
Это, как обычно, сработало, и Мартин рассмеялся. Он сжал ее руку, затем
отпустил и посмотрел вокруг, видел ли кто-нибудь.
Оба они вздрогнули от сигнала вызова. Он сразу поднялся и
поспешил к телефонам. Дениз наблюдала за ним. Он привлекал ее с самой
первой встречи, но сейчас она чувствовала, как все более притягательно на
нее действуют его юмор и удивительная чувствительность, и сейчас новое
свидетельство его неудовлетворенности и уязвимости, кажется, еще усиливало
ее чувства.
Но действительно ли это уязвимость? Не была ли жалоба Филипса на
бремя административных обязанностей только попыткой как-то объяснить
нежелание становиться старше и смириться с тем, что в профессиональном
плане его жизнь стала полностью предсказуема? Дениз не могла в этом
разобраться. Сколько она была знакома с Мартином, он всегда проявлял такую
