системами технического и эксплуатационного отсеков нет.
Центральный элемент конструкции - его называют килем - тянется по всей
длине цилиндра. Когда корабль перейдет в рабочий режим, члены экипажа будут
по очереди спать в прикрепленных к этому килю койках. Вот о чем не мешает
поразмыслить. Мне до сих пор не приходилось спать в условиях почти полного
отсутствия гравитации. Говорят, толком не отдохнешь и сны немного
сумасшедшие.
В паразитном режиме сон организуется по системе "кто смел, тот и съел".
Кто побыстрее, тот цепляется за койку любой, какой только успеет,
конечностью и ведет затем из занятой позиции переговоры с тем, кто
замешкался. Некоторые из коек висят в таких местах, куда и мышь не
втиснется.
Номер люкс на любом корабле - это наблюдательный пункт командира. На
клаймере он ничем не отгорожен от остального пространства. Командир будет
делить койку со старпомом и шеф-квартирмейстером. На каждую койку по
нескольку человек. Не нужно много фантазии, чтобы понять, какой это вызовет
хаос. Приходится жутко тасовать расписание, чтобы разместить трех человек в
одной койке и каждому дать разумное количество часов сна в сутки.
Подозреваю, что штаб предпочел бы экипаж из роботов, которым вообще спать не
нужно.
Свободного места внутри цилиндра мало. Изогнутый внутренний каркас
занят пультами и рабочими станциями, расположенными почти впритык.
Внутренний круг начинается в двух метрах от каркаса. На этом уровне
функциональных модулей немного, но почти все пространство занимают нервная и
кровеносная системы корабля, а также те его органы, к которым не обязательно
иметь постоянный доступ. Если не считать нескольких люков, обеспечивающих
доступ в двухметровую трубу вокруг киля, одиннадцать метров в центре кэна
представляют собой непроходимый лабиринт труб, проводов, контактов, гудящих
коробок тысяч форм и размеров, несущих конструкций и кабельных каналов.
Тут уж я не мог не спросить:
- Да как нормальный человек может работать в этом хаосе обезьяньих
лиан?
- По головизору смотрится лучше, да? - улыбается Уэстхауз в ответ.
Он ведет меня к миниатюрному пульту астрогатора, карабкаясь, как
запыхавшийся бабуин. Сбоку к пульту примыкает пара консолей ввода-вывода
центральной компьютерной сети корабля. Спереди, подобно теленку к вымени
матери, к нему льнет аквариум самого крохотного трехмерного дисплея, который
мне когда-либо приходилось видеть. Даже у дешевых детских боевых игр дисплей
больше. С абсолютно непроницаемым выражением лица Уэстхауз напоминает мне:
- Когда на корабле будет своя гравитация, станет не так мерзко.
- Когда хуже некуда, любое изменение - к лучшему.
В проходе разгорается какой-то спор. Желая выглядеть сознательным, я
немедленно устремляюсь туда.
- Не беспокойся, сейчас угомонятся. Это Роуз и Тродаал. Постоянно из-за
чего-нибудь галдят.
- Ну, если ты так говоришь... А где шкафчики, Уолдо?
- Шкафчики?
Улыбается. Многозначительная улыбка. Улыбка садиста. Его коронная
"схватил-тебя-за-яйца-и-не-отпущу".
- Ты и впрямь новичок. Какие еще шкафчики?
- Для вещей.
Почему я не останавливаюсь? Я ведь уже одной ногой над пропастью.
- Для личных вещей.
Я не ожидал удобств офицерского салона линейного корабля, но шкафчики
все-таки рисовались в моем воображении. Я не могу оставить камеры валяться
просто так. Слишком велика вероятность, что они куда-нибудь смоются.
- Будешь пользоваться своей койкой. Твои сменщики так и делают.
Тут до меня доходит.
- Так вот почему никто ничего с собой не берет, - догадываюсь я.
- Лишились еще одного удобства, обычное дело. Вот поэтому-то те
клаймеры, где мало модификаций, типа "Восьмого шара", и пользуются такой
популярностью. Ходят слухи, что на "Восьмом" до сих пор сохранился душ.
- А я-то думал, что на бомбардах души плохие.
- И это правда. Старик говорил, что ты летал на истребителях и
занимался тем же, чем я здесь занимаюсь. Это роскошные лайнеры по сравнению
нами. Привет, командир.
- Ну, не может быть, чтобы нельзя было организовать все это получше.
Командир пожимает плечами, будто эта тема ему совершенно безразлична.
Он улыбается. Похоже, он специально отрабатывал эту тонкую, насмешливую,
загадочную "улыбку командира", с высоты своего положения забавляющегося
проделками вверенных ему детишек.
- Природа требует свое. Все в порядке на борту, мистер Уэстхауз?
- Как раз начинаю проверку, командир.
Я понял намек: я путаюсь под ногами. Все заняты, на борту корабля -
хаос. С койками, кажется, разобрались, люди ползают друг по другу, наводя
порядок на своих рабочих местах.
Несмотря на то что корабль был осмотрен в гавани, им хочется еще раз
все проверить. Не то чтобы они не доверяли компетентности портовых техников
- просто им надо знать самим. От этой техники зависит их жизнь.
Я слоняюсь без дела и пытаюсь проникнуть в тайну Старика. Что ни
говори, теперь, когда мы на борту, он стал еще более замкнутым и
недоступным. Пройдя сквозь входной люк, он сменил маску и принял облик,
скроенный по ожиданиям команды: сильного, немногословного, умелого и
уверенного Командира. Терпимого ко всем личным дрязгам, строгого ко всему,
что может нарушить работу корабля. Я уже видел этот спектакль на других
кораблях, но нигде он не разыгрывался так прямолинейно и с таким холодным
расчетом.
Надеюсь, что со временем командир все-таки смягчится. Надеюсь, он не
выкинул меня из головы навсегда. Он - половина всего материала для статьи.
Уэстхауз тоже изменился, когда этот новый командир пересек его орбиту.
Мгновение - и он стал безразличен ко всему, кроме своих астрогаторских
побрякушек.
Здесь, на клаймере, есть, видимо, какая-то магия. Старик и Уэстхауз
испарились, а появившийся на их месте лейтенант Яневич, старший помощник,
обращается со мной, как со своим старым приятелем. Кто еще поменял личину,
просачиваясь в люк? Бредли? Не знаю, на борту я его еще не видел. А с
остальными не знаком.
Я убираюсь с их дороги в операционном отсеке и отправляюсь обследовать
другие. Мне не удается найти ни одного человека, который имел бы время и
желание побеседовать со мной, пока я не достигаю самого дна кэна. А там
знакомлюсь с Эмброузом Дикерайдом, нашим инженером.
На наш разговор о его работе я трачу час. Нить рассказа теряю через
пять минут.
Не зная физики, Академию не закончишь. Тамошний курс я выдержал
благодаря личному упорству и хитроумной мнемотехнике. Но как только речь
заходит о физике более тонкой, чем ньютоновская, у меня мозг покрывается
какой-то броней. Думаю, что в общих чертах я еще кое-как могу представить
себе то, о чем говорил Эйнштейн. Райнхардта с его гипермеханикой я принимаю
на веру. Несмотря на героические усилия Дикерайда и все, что я читал раньше,
ноль-состояние и клайминг останутся для меня чистой воды ведьмовством до
самой смерти.
Дикерайд утверждает, что между классической, ньютоновской,
эйнштейновской и райнхардтовской механикой существует еще бесконечно много
точек зрения на Вселенную - целый спектр. Главный параметр эйнштейновской
точки зрения - константа с, скорость света в вакууме. Райнхардт
переворачивает все вверх дном, утверждая, что дважды два - лишь время от
времени равняется четырем, а с - константа лишь при определенных условиях,
хотя эти условия есть практически везде и всегда. Он придумал способ
продемонстрировать, что по-настоящему универсальный параметр - сила
тяготения.
Где-то между двумя этими точками зрения я и заблудился, обнаружив, что
мох на деревьях в этом лесу есть с двух сторон.
Дикерайд предложил мне представить себе Вселенную как апельсин, О'кей.
Это достаточно просто, хотя мои глаза говорят мне, что Вселенная бесконечна.
В гиперпространстве, где рушатся законы Ньютона и Эйнштейна, находится корка
этого апельсина. Просто и элегантно. Теперь друг мой Дикерайд берет
апельсин, как будто это бейсбольный мяч, кидает его и заявляет, что эта
корка существует везде в равной степени с содержащей ее Вселенной. Апельсин
частично состоит из корки до самых семечек. Это связано с тем, что
пространство имеет кривизну, и, направившись вперед по прямой, ты в конце
концов вернешься туда, откуда вышел. Пользуясь же математикой Райнхардта,
можно срезать путь - ведь гиперпространство в каждой своей точке
соприкасается с любой другой своей точкой. В совершенном гиперпространстве,
являющемся, похоже, таким же мифом, как и совершенный вакуум, можно
преодолеть расстояние в один световой год, не потратив на это вообще
никакого времени.
Темна вода во облацех. Кстати об облаках. Я, например, до сих пор так и
не понял, что это за пушные звери у меня над головой, называющиеся кучевыми,
перистыми и прочими облаками. Можно, конечно, открыть учебник и просто
поверить тому, что там об этом написано. Но снова я смотрю на облако и снова
не могу понять, почему эта хреновина не падает камнем на землю - хрясь! Как
кусок айсберга.
Гиперпространства в чистом виде не бывает, оно всегда загажено утечками
времени, гравитации и субатомного вещества, которое в этом состоянии уже не
является вполне веществом. А вокруг сидят кварки и прочая нечисть, которой
здесь быть вообще не полагается, и обменивается зарядами за нулевое время...
Математика райнхардтовского Гиперпространства завязана на замкнутую и
расширяюшуюся Вселенную. Мне сообщают, что однажды, когда мы снова начнем
сжатие к исходному яйцу, гиперпространство подвергнется катастрофическому
обращению полярности. Или, если прав Дикерайд, это обращение и вызовет
коллапс.
Вот потому я и не могу поладить с физикой. Ничто не является таким,
каким оно кажется, с каждым днем все меньше остается вещей, на которые можно
было бы опереться.
И опять-таки ключ ко всему - гравитация.
Одна из распространенных фикций - представлять гиперпространство как
негатив той Вселенной, которую мы наблюдаем вокруг себя, населенный такими
странными зверями, как константа минус с, отрицательные силы субатомных
связей, антигравитоны и антихрононы.
Дикерайд на этом не останавливается и говорит, что мы вплотную подошли
к клаймингу, движению в направлении, "перпендикулярном" гиперпространству, к
переходу в ноль-состояние.
Теперь на деревьях вообще нет мха. И самих деревьев нет. И компас мой
он вывел из строя.
В гиперпространстве дважды два четырем не равняется. Ну, хорошо. Моя
матушка готова была поверить и не в такие небылицы, просто чтобы поддержать
разговор. Но... в ноль-состоянии e - просто троюродная сестра
mс2. В ноль-состоянии даже с2 может быть
отрицательным числом.
Ну, что я могу сказать? Очередной триумф тех, кто благословлял нас
корнем из минус единицы.
Я перестал верить в Бога, как только стал достаточно взрослым, чтобы
увидеть бесчисленные несоответствия и противоречия в католических догматах.
Моя вера в законы физики рухнула после того, как, годами набивая шишки о
нерушимые законы термодинамики, я обнаружил несоответствия и противоречия в
описаниях нейтронных звезд, черных дыр, гиперпространства и звезд
преисподней. Я не согласен на набор законов физики, которые годятся на любой
день, кроме вторника.
Но я верю в то, что вижу и ощущаю. И верю, что это правильно.
А на практике, чтобы сделать корабль клаймером, заставить его перейти в
ноль-состояние, огромное количество энергии закачивается в тор клаймера, где
