видел подобное на других кораблях. Скоро закончатся разговоры о завтра, даже
мыслей об этом не будет. Все начнут жить минутой. Мир сожмется до размеров
клаймера. Самые грандиозные планы будут простираться не дальше предстоящей
вахты.
Я не в ладах с кошками. Как правило, нам удается благополучно
игнорировать друг друга. Я чешу Фреду голову, потом за ушами. Он выглядит
довольным.
- О чем ты думаешь? - спрашиваю я.
Эти идиоты изобрели целый том правил касательно пребывания животных на
борту. Как удалось протащить его? В одном из рюкзаков?
Не мешает ли кошачья шерсть работе системы подачи кислорода? Кошка -
штука небольшая, но для ее перевоза с Ханаана на Тервин, а потом на корабль
нужен был целый заговор.
- Я вижу, ты прощен.
Это голос командира, беспрецедентно спокойный и бесцветный.
Обернувшись, я вижу, что он балансирует на брусьях подобно паукообразной
обезьяне. Кепка сдвинута на затылок, из-под нее соломой торчат волосы.
Теперь, здесь, без чужих, он выглядит моложе и счастливее. Его улыбка нежна,
почти женственна, в глазах - веселые искры.
- Ты о чем?
- Чтобы ты смог взять свои дополнительные десять килограммов, пришлось
пожертвовать некоторыми вещами Фреда. Ему придется обойтись без сластей.
Он взмахнул рукой. Удивительно, что я до сих пор не обратил внимания,
какие у него длинные и изящные пальцы. Пальцы пианиста. Художника. Ничего
общего с жирными сардельками профессионального воина.
- Ничего страшного. Фред способен на хитроумнейшее воровство. Он всегда
в патруле толстеет в отличие от нас, превращающихся в прыщавые пугала.
Я видал передачи с записями возвращения "победоносных героев" из
успешного патруля. Белые и в самом деле тощие и покрыты гнойниками. А у
темнокожих вид полинялый.
Старик должен быть на своем месте, и он исчезает, прежде чем я успеваю
задать хоть один из своих вопросов. Ладно, спрошу Яневича. Так, старпом тоже
исчез. Уэстхауз с головой ушел в свой прибор слепого полета, что-то ему
бормочет, будто, если сейчас нашептать ему ласковых слов, он будет хорошо
работать и потом. Может быть, он его соблазняет?
Все заняты. Кроме шеф-квартирмейстера.
Никастро - маленький, худой, смуглый человек, возраст с виду - от
двадцати пяти до пятидесяти. Это его последний патруль. Бросив вызов судьбе
и предрассудкам, он женился во время отпуска. Глядя на него, можно подумать,
что он теперь жалеет о своем безрассудстве. Проявляет нервозность.
Кратковременные срывы, как это называют. Говорят, чтобы пройти десять
патрулей и не сдвинуться хотя бы отчасти, нужно быть каменным.
- Сержант, расскажите мне о Фреде. Как выжило это животное? Совершенно
очевидно, что это уже не первый его полет. Ветераны будто считают его членом
экипажа.
Некий гений изобрел скафандр для кошек и научил их влезать в него по
сигналу тревоги?
Никастро смотрит на меня своими маленькими черными, немного
сумасшедшими глазами, в них еще живы воспоминания о слишком многих патрулях.
- Корабельный кот. В списке по старшинству он первый. Откуда он тут
взялся, теперь уже никто не помнит. Это его четырнадцатый патруль.
Увольнительных на берег не берет. При всех заходах где-то прячется. Живет
здесь, всех локтями распихивая, как его старший тезка. Прошу вас, не
отвлекайтесь от экрана, сэр. На клаймерах работа не дублируется - вы сейчас
наш единственный визуальный наблюдатель.
Ответ Никастро меня не удовлетворяет, но, похоже, большего узнать мне и
не удалось бы. Пока что. Мне необходимо проявить себя, показать, что я
способен таскать свой вес и переносить жару. А пока я - лишний, а значит,
каждому из-за меня достается чуть меньше. Я занимаю место, вырабатываю
тепло, потребляю пищу. Хуже того, я - чужак. Из тех проклятых идиотов, что
врут по головизору.
Веселой жизни ждать не приходится. Остается надеяться, что полет будет
кратким и зрелищным.
Со своими обязанностями я справлюсь. Навыки не забываются. Что меня
действительно беспокоит, так это резкость. Мог разжиреть. Мог потерять
самодисциплину, нужную для перенесения трудностей.
- Задние толкатели - чисто, - докладывает кто-то из рядовых, повторяя
информацию с корабля-носителя.
Никто особо не интересуется. Но надо же знать, где мы находимся и не
пора ли уже расставаться с кораблем-носителем. Через несколько минут тот же
человек докладывает:
- Управление с буксиров отключено. Готовы к ускорению ноль одна десятая
g.
Никастро жестикулирует. Я гляжу. Он показывает. В том направлении, куда
нас влечет инерция. Я киваю. Не могу припомнить, в каком положении
относительно корабля-носителя мы находились раньше. Сейчас будет боковая
тяга.
- Квартирмейстер, когда начнем ускоряться, дайте общую тревогу.
Вернулся старпом. Никастро чуть меняет положение в кресле и
заговаривает с одним из солдат.
Я ввожу команды для привода камеры, обозревая прилегающее пространство.
Корабль-носитель оторвался от Тервина. За ним медленно уходит назад яркий
полумесяц. Мы вошли в зону боевых действий и должны быть готовы. Господа из
той фирмы могут объявиться в любой момент.
Спикер начинает вещать без передыху.
- Планетарная защита в состоянии готовности. Проход через пост Красной
Флотилии. Экран Ромео Танго Сиерра, ось две девятых семь, пятнадцать
градусов от зенита.
Кто-то где-то осатанело стучит по клавишам, вводя информацию в
компьютер. Я вздрагиваю от стука клавиш. Наверное, механические. На больших
кораблях на клавиатуре нет кнопок - просто сенсоры, реагирующие на легкое
касание пальца.
Одним глазом глядя на Тервин, я жестом подзываю Яневича. Он вприпрыжку
подскакивает с самодовольной ухмылкой, будто не сомневается, что сейчас я
задам особенно тупой вопрос.
- Где шкафчики для скафандров?
Я вспомнил, что до сих пор не подогнал скафандр. Почему мне не
предложили? Они что, взяли для меня первый попавшийся на вешалке?
- Не бери в голову.
- Но мне же нужен скафандр по боевой тревоге!
Ухмылка.
- Ходи в чем есть.
Легкая паника.
- А как же скафандр?
Он прижимает к подбородку палец в дурашливой задумчивости. Волевой
квадратный подбородок добровольца с агитационного плаката, совершенно
неуместный на таком узком лице, не сочетающийся с поджарым телом. Из-за
такого подбородка он выглядит немного тяжеловесно, а в минуты отдыха его
лицо кажется тупым.
- Скафандры. Надо подумать. Может быть, у мистера Вейреса в техническом
отсеке что-нибудь найдется для внешних работ.
- Нет скафандров? Господи...
Это они меня огорошили. Я и не слыхивал, чтобы можно было идти в бой
без дополнительной защиты - скафандра. Тупо смотрю на корпус корабля. От
беспросветной тьмы меня отделяют шесть миллиметров напряженного титана.
Два дополнительных миллиметра вспененного полифлекса от микрометеоритов
и немного изоляции. Все это внутри металла. И никаких скафандров.
- Ах, это для вас сюрприз? - саркастически скрипит Яневич. - А известно
ли тебе, сколько весит скафандр?
Уму непостижимо. Что они себе думают в штабе? Нет скафандров. Никакой
заботы о человеке.
На мое плечо опускается чья-то рука. Я поднимаю голову и встречаюсь
глазами с легкой улыбкой Никастро.
- Добро пожаловать на клаймер, сэр.
Нет скафандров. Малейшее повреждение корпуса, и мы погибли. Вот уж
действительно "добро пожаловать"!
Первые мимолетные впечатления.
Офицеры: холодны, иногда - умеренно дружелюбны. Некое подобие
душевности выказал один лишь Дикерайд. Если задуматься, то ничего обидного в
этом нет, просто они подозревают, что мое присутствие здесь - это идея
адмирала Танниана. Никому, за исключением командира, не ведомо, как нелегко
было мне сюда попасть. Интересно, догадывается ли он, насколько я теперь об
этом жалею?
Команда: равнодушны, с возможным исключением для Никастро.
Из прочих меня удостоил беседой только тахионщик. Придется проявить
терпение. Даже на линии огня солдаты с подозрением относятся к незнакомым
офицерам. А в этот раз им приходится объезжать сразу троих.
У Дикерайда это третий патруль, но с этой командой он летит впервые.
Инженеров постоянно переводят с корабля на корабль. В конце концов каждый из
них получает свой собственный клаймер и становится частью силовой установки.
Младший лейтенант ведет себя немного странно, кажется, что он готов дружить
со всеми - по крайней мере пока еще не нашел своего места. Но он слишком
старается. Наверное, он стоящий инженер - иначе бы он сюда не попал. В одном
пропаганда права: на клаймерах служат лучшие из лучших, элита флота.
Дело он может знать хорошо, но я не представляю себе его хорошим
офицером - лидером. Может быть, это связано с родом его работы.
Догадка, что лейтенант Вейрес непопулярен, гениальности не требует.
Даже не обязательно прислушиваться к тому, что говорят за его спиной
солдаты. Он вечно суетится и ничьей работой никогда не доволен. Он не
способен держать рот на замке, даже когда это самое умное. И если у него
есть выбор между положительным и отрицательным замечаниями, он всякий раз
выбирает последнее.
Лейтенанта Пиньяца я видел лишь мельком. Он чем-то схож с Вейресом,
хотя чуть потише, но более воинственный и злобный. С большим кубиком на
плече. Понятно, что выслужился из низов.
Бредли - стандартный продукт Академии. Самостоятелен, компетентен,
уверен в собственных силах. Хороший работник и приятен в разговоре. Похоже,
он уже завоевал симпатии своих подчиненных. Далеко пойдет, если переживет
десять патрулей.
Пока он ребенок. Через пару лет он будет выглядеть так, будто отделился
от командира почкованием. Морщины и ввалившиеся глаза сделают его на десять
лет старше. Команда будет полностью доверять ему и ни в грош не ставить
штаб. За ним без раздумий пойдут в налет на адские врата, будучи уверенными,
что Старик вытащит. И всю дорогу будут костерить давших такое задание
идиотов.
Выяснить, что представляют собой унтер-офицеры и солдаты, у меня пока
не было возможности. Здесь, в операционном отсеке, можно особо выделить
Джангхауза (тахионщик, кличка - Рыболов), Кармона (иногда называемого
Патриотом), Роуза, Тродаала и сержанта Никастро. Все - бывалые солдаты, и
все уже летали с командиром.
Роуз и Тродаал - типичнейшие сержанты. Отпрыски породы, выведенной еще
Саргоном Первым. Мозг с единственной извилиной, и никакой мысли ни о чем,
кроме траха. Их шуточки, устаревшие еще ко временам падения Ниневии,
по-своему занимательны.
Кармон - безмолвный патриот; и слава Богу, что безмолвный, - никого не
изводит речами. Напоминает ящерицу, затаившуюся в ожидании добычи. На его
лице - выражение спокойного терпения, "наступит и мой день". Он находится в
постоянном напряжении, и окружающих это нервирует.
Как уже сказано, Рыболов - это местный проповедник. По неписаному
правилу, выработанному ради каких-то нужд группового подсознания, такой
человек есть на каждом корабле, даже, что удивительно, на таком маленьком.
Наш - христианин с ярко выраженными харизматическими наклонностями.
Раз уж у нас есть Проповедник, тогда должны быть и Ростовщик,
Самогонщик, Фарцовщик (человек, у которого всегда есть что-нибудь на продажу
и который может достать все, что захочешь), Букмекер, Вор и Нытик. Нытик -
это человек, которого все шпыняют, самая важная фигура в любой маленькой,
замкнутой социальной системе. Ходячий катарсис, и. о. Иисуса, невольно
