считаю, что так и должно быть... Они должны уметь мыслить
системно у себя там, наверху...
ЮРАСИК. Никчемная у меня жизнь... Да двадцати восьми лет
прожил, а так ничего и не сделал... Концом только своим
туда-сюда махал... Думал, это что-то значит... И работа-то мне
больше потому и нравилась, что девчонок красивых много... Да
только что толку? Эх! ( Растягивается на кровати.) Где найти
счастье? Наверно, только в могиле...
ОЛЯ. Да что ты говоришь-то, Юрочка??
ЮРАСИК. Знаешь, перегревшийся на солнце скорпион сам себя
жалит и умирает... Эх, если бы я так мог!
ОЛЯ. Что, неужели без этого жить не стоит? А? Я понимаю,
конечно, что это наслаждение приносит безумное, что с этим
жизнь приобретает вкус, но ведь можно же любить духовно...
ЮРАСИК. Конечно! Кто не может физически, тому остается
только духовно, да?
ОЛЯ. И еще можно добиться больших успехов в труде, сделать
карьеру... Сублимация - тоже иногда не так плохо...
ЮРАСИК. Зачем мне эти успехи? Зачем мне эта карьера? Все
коту под хвост!..
ОЛЯ. Я слышала, что даже кастраты сексом заниматься
могут...
ЮРАСИК.Я даже не кастрат, не импотент, я хуже... Я вообще
никто, понимаешь, никто...
ОЛЯ. Как это там? Сейчас... ( Декламирует.)
Я - Никто. А ты - ты кто?
Может быть - тоже - Никто?
Тогда нас двое. Молчок!
Чего доброго - выдворят нас за порог.
Как уныло - быть кем-нибудь -
И - весь июнь напролет -
Лягушкой имя свое выкликать -
К восторгу местных болот.
ЮРАСИК. ( Вскакивает ) Ты что?
ОЛЯ. Это моя любимая поэтесса, Эмили Дикинсон... Она,
кстати, была старой девой, всю жизнь жила одна, учительницей
работала в селе каком-то... Никто даже и не знал, что она стихи
пишет... А после смерти нашли коробку из-под обуви, а в ней
сложены листки бумаги, исписанные бисерным почерком... И по
счастливой случайности все это не выбросили на помойку, а
отнесли редактору местной газетенки, тот прочитал, ничего,
понравилось, и отвез в город своему другу, тоже журналисту, а
тот возьми да и напечатай небольшую подборку... Стихи заметили,
и пошло-поехало... Так и появился классик американской поэзии,
к тому же, женщина...
ЮРАСИК. Но мне-то от этого не легче... Что я, тоже должен
стихи начать писать, чтобы славу после смерти получить, да?
Будут про меня также, как ты про эту, рассказывать, говорить:
"Жил в конце двадцатого века такой мудак, и, хотя у него между
ног ничего не болталось, умел он стихи сочинять талантливые про
импотентов и кастратов...", так, да?
ОЛЯ. Юра, расслабься! Ну ты что?
ЮРАСИК. Да не могу я уже расслабиться! Ты поставь себя на
мое место. Представь, что у тебя бы ничего не стало, как бы ты
себя почувствовала, а?
ОЛЯ. Точно так же... У меня и так, и так сейчас не
стало... Я ведь, может, больше твоего пострадала! А ты подумал,
как я теперь жить буду без него, подумал? Думаешь, так просто
было такого найти, чтобы подошел и душой, и телом?
ЮРАСИК. Оля, извини! Я не знал...
ОЛЯ. А что ты знал-то? Что? Ты думал, что мне нравиться с
тобой только сексиком заниматься? Да просто я не говорила тебе,
что мне больше нравится гулять с тобой под луной, слушать, как
ты фильмы пересказываешь разные... И так я все себе живо
представляла, что мне на самом деле смотреть-то их было уже и
не интересно, у меня уже и так было о них свое представление...
Твое представление, ведь я видела эти фильмы твоими глазами!..
Еще я любила музыку с тобой слушать разную... Которая нравится
тебе, та точно нравится и мне, представляешь, фантастика какая?
Тебе - "Pink Floyd", и мне - "Pink Floyd", тебе - "Jethro
Tull", и мне - "Jethro Tull", тебе - Брайан Ферри, и мне -
Брайан Ферри...
ЮРАСИК. Не нравился мне Брайан Ферри!.. Одна песня только,
может...
ОЛЯ. И мне та же самая песня нравилась... "Don`t stop the
dance", да?..
ЮРАСИК. Но теперь все в прошлом, понимаешь, в прошлом...
ОЛЯ. Почему в прошлом? Все в будущем! Как я рада, что ты
от этой крысы уходишь... Не любил ведь ты ее никогда, ведь так?
А меня - любишь... Скажи, что любишь...
ЮРАСИК. Люблю.
ОЛЯ. Скажи громче!
ЮРАСИК. Люблю!
ОЛЯ. Скажи полностью!
ЮРАСИК. Я тебя люблю! ( Обнимает ее. Целует.) Мне ведь
тоже, если хочешь знать, секс этот иногда не главным казался...
Мне просто нравилось быть с тобой, лежать при свечах,
разговаривать... А иногда, особенно после работы когда
приходил, уставший сильно, для меня же это как обязанность была
какая-то постыдная...
ОЛЯ. А почему этого ты не говорил раньше?
ЮРАСИК. Не знаю, как-то стыдно было... Тогда ведь я даже,
помню, подумал как-то: вот, если бы я его не имел, насколько бы
у меня жизнь была проще... Никаких проблем тебе! Живи и
радуйся!
ОЛЯ. Ты так думал?
ЮРАСИК. Не с тобой когда был, а с Лолитой этой
Анатольевной...
ОЛЯ. Правда?
ЮРАСИК. Ну, конечно! Представь, целый вечер на ногах,
покушаешь на ночь, придешь к тебе, соскучишься же страшно,
выплеснешь все, а потом домой, к этой... И тоже супружеские
обязанности выполнять надо... А сил никаких! Когда по три - по
четыре раза выходило, думал, все, капец мне пришел! Ан нет,
ничего! И уж никак я не ожидал, что этим дело закончится...
Всегда таким сильным себя считал в самцовом отношении!..
ОЛЯ. Вот, видимо, потому природа и проучила... Но это ведь
не главное, Юра, не главное! Главное - в другом... В нас... В
нас самих... Может, ты скажешь, что я дура набитая, идеалистка
несчастная и совсем с ума сошла от философии своей, но мне
кажется, если есть в нас истинные чувства, то все остальное не
имеет никакого значения... Все остальное ровным счетом ничего
не значит... Лишь бы была любовь... Я все равно тебе верной
буду... Также, как эти три года, я буду твоей и десять лет, и
двадцать, и тридцать... Твоей, только твоей! А ты просто должен
верить в себя! Потому что, если будешь хорошо себя чувствовать
ты, буду хорошо себя чувствовать и я...
ЮРАСИК. Оля, где же я был раньше? На какой планете обитал,
когда мой единственно близкий и дорогой человек был рядом?
Они обнимают друг друга.
ОЛЯ. Мне так хорошо с тобой... Ой!
ЮРАСИК. ( Отстраняется от нее.) Что случилось?
ОЛЯ молча смотрит на мужчину.
ЮРАСИК. Я так счастлив! Так счастлив! Спасибо, что все это
произошло, и я понял, что у меня есть ты... Я теперь самый
счастливый человек на свете! Правда? Ведь да?
ЮРАСИК берет ОЛЮ на руки и кружит с ней по комнате. Гаснет
свет. Занавес.
КОНЕЦ.
Сергей Кузнецов,
Пиво и квас
c Copyright Сергей Викторович Кузнецов,
620067, Екатеринбург, ул. Уральская, 60 - 68. Тел.41-18-47.
E-mail: sergsmith@dialup.mplik.ru
Пьеса в одном действии.
Екатеринбург, июль 1997 г
Действующие лица:
СТАС БЛОХИН, юноша 25 лет
ПРОЗЕРПИНА КУКОЛЬНИКОВА, девушка 23 лет
ПОКУПАТЕЛЬ
Место действия:
Третья неделя июня. Рабочий день. Стоит страшная жара.
Настоящее пекло. Как в Африке. Температура в тени - 32° С.
Плавится асфальт. Положение усугубляется тем, что повсюду
летает тополиный пух. Он забивается в глаза и в носы пешеходам.
Но горожане мужественно сохраняют на своих лицах остатки
обычной чопорности. Как же, приличия должны быть соблюдены.
Допустимы небольшие вольности, как то: у мужчин - расстегнутая
вторая пуговица, приоткрывающая волосатую грудь и нательный
крестик ( у кого он есть ), у женщин - наличие отсутствия
капроновых колготок. Впрочем, и сегодня встречаются типы с
мокрыми пятнами на боках, застегнутые на все пуговицы. Их
приближение чувствуешь по терпкому запаху пота. Они тяжело
дышат, но ни за что не допустят для себя послабления. Они
блюдут мораль общества. Их доля тяжела, но они несут свой крест
с честью. Впрочем, есть и другие...
Например, вот... Смотрите! Видите, там, недалеко от
перекрестка, между двумя магазинами - пострадавшими от взрыва
прошлой весной "Полуфабрикатами" и процветающей фирменной
"Булочной кондитерской"? Ну там, прямо под раскидистым тополем
в ста метрах от ряда коммерческих киосков? Нашли? Девушка в
черной мини-юбке, едва прикрывающей то, что мужчины видеть как
будто бы не должны, сидит на стульчике рядом с бочкой пива под
потрепанным буйными пьяными штормами брезентовым навесом и явно
скучает. Изредка к ней подходят любители пенистого
высококалорийного напитка с трехлитровыми банками и
полуторалитровыми пластиковыми бутылками и, получив наполненные
емкости, отходят на несколько шагов и заливают жаждущие
организмы. Девушка терпеливо поглядывает на них, но в глазах ее
сквозит презрение. В руках у нее книга, и даже можно прочесть
ее название - "Роза Морена" Стивена Кинга, но девушка явно не
расположена к чтению. Она выглядит несчастной и одинокой, и
лицо у нее серьезно, поэтому-то, наверное, ни один из пьющих не
пытается заигрывать с ней.
Но вот прямо на пешеходную дорожку заезжает старый ЗИЛок с
прицепленной желтой бочкой кваса и останавливается недалеко от
сидящей девушки. Из кабины выпрыгивает парень в распахнутом
белом халате, из-под которого видны клетчатая рубашка и голубые
джинсы. Вместе с водителем они отцепляют бочку. Водитель
выбрасывает из кузова стульчик и полиэтиленовый пакет с
изображением белого медведя. Затем открывает замок, поднимает
крышку и проверяет краник. Все в порядке - из краника льется
квас. Юноша в белом халате что-то тихо говорит, а что, нельзя
расслышать, водитель громко отвечает: "Ниче! Щас как налетят!
Не ссы!" Юноша снова бормочет что-то невнятное, водитель
отрезает: "Тока в шесть, не раньше!" Запрыгивает в свой
грузовичок, заводит двигатель и уезжает.
Парень растерянно осматривается и замечает девушку,
сидящую у бочки с пивом. Девушка отводит глаза. Юноша
передвигает стул. Садится. К нему подходит бабушка и, сняв
крышечку, подает ему трехлитровую банку. Наполняя банку квасом,
он ее роняет. Она падает на пол и разбивается. Бабка охает и
причитает. Юноша берет полиэтиленовый мешок из пакета и дает
бабушке, затем трижды вливает в него по литру холодного кваса
из алюминиевого ковшика. Немного помявшись у бочки и
посокрушавшись по поводу разбитой банки, бабуля уходит. Юноша
осматривает битые стекла под ногами, кроссовками сгребает их в
одну кучу. Снова смотрит на девушку. Подходит к ней.
СТАС. Скажите, у вас нет совка или веника? Я тут банку
разбил - убрать надо...
ПРОЗЕРПИНА. Нет... Откуда?
СТАС. Ну я не знаю, откуда... А что мне сейчас делать?
ПРОЗЕРПИНА. А почему вы у меня-то об этом спрашиваете?
СТАС. Ну не знаю, вы же, наверно, давно работаете, а я вот
только первый раз вышел - жизнь заставила...
ПРОЗЕРПИНА. Не знаю, я вам не справочное бюро...
СТАС. А чего вы сразу так настроены-то воинственно?
Грубите... Я же к вам по-хорошему... Просто спрашиваю...
ПРОЗЕРПИНА. А я вам отвечаю: нету у меня совка! Вам
понятно?
СТАС. ( отходя ) Коза, блин! ( Говорит громко, почти
кричит - так, чтобы девушка слышала.) Что меня больше всего
бесит в этих бабах, так это то, что стоит у них чего-нибудь
спросить, так они сразу физию надуют, как дирижабль, и вид
сделают такой неприступный - ну куда бежать? Думают, снимать их
будут, да кому они на фиг, такие, нужны? Что, нельзя, что ли,
просто, по-человечески так, ответить? Это что, к чему-то
обязывает? ( Кладет на асфальт под ногами чистый полиэтиленовый
