Бесшумно летела она по мостовой, минуя дом за домом, а когда выскочила в
ясную и спокойную ночь, облегченно вздохнула. Справа виднелось здание, на
стене которого была нарисована вывеска издательства "Пролетай".
Она понюхала воздух, ощутив сразу тысячи запахов, каждый из которых
что-то означал, был понятен и знаком, добавлял штрих к этому странному,
казалось, заснувшему миру, тем не менее, наполненному жизнью до предела.
Надо только уметь ее учуять. Она чувствовала, как сквозь запах страха и
безразличия, а также едва уловимый запах спокойного сна просочился
немногим более явственный запах спрятавшейся добычи.
Она снова судорожно принюхалась.
Нет, эта добыча была слишком далеко, за пределами ее владений,
когда-то давно и честно завоеванных в поединке.
Она свернула за угол, подумав, что вот тут ее владения кончаются и
она только постоит на самом краю, а потом побежит назад, к другому краю,
отсюда километрах в двух.
И тут ей в ноздри ударил настолько сильный запах добычи, что она
остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Самая лучшая - после человека - добыча: олень-великан!
Он стоял за киоском "Союзпечати", настороженно оглядываясь по
сторонам и тревожно ловя ночной воздух, надеясь учуять опасность прежде,
чем она учует его. Как бы не так.
Волчица скользнула в тень забора, перемахнула через брошенный и
насквозь проржавевший велосипед, подкралась еще ближе, готовясь для
единственного, неотвратимого, как нож гильотины, прыжка. И вновь
остановилась, только сейчас сообразив, что олень - на чужой территории.
Вон он - рукой подать, а взять нельзя. Чужой. И остается только
молиться, чтобы его что-нибудь спугнуло, и он рванул в нужную сторону,
пересек условную, но точную границу. Ну же... Ну... чего ты медлишь? Того
и гляди появится Рваное Ухо, хозяин соседской территории - тогда все, пиши
пропало. А может, он уже сейчас подкрадывается к добыче и той осталось
жить считанные секунды? Она снова понюхала воздух. Нет, Рваным Ухом пока
не пахло.
Собственно, то, что олень убит на чужой территории, надо еще
доказать.
А если попадешься? Нет, нельзя, слишком велик риск. Если
попадешься... Оборотень ты или нет? В конце концов, должно тебе повезти?
Эй, ты же всегда была правильным оборотнем и уважала закон. Сейчас ты
повернешься и уйдешь, тихо-мирно уйдешь. Эта добыча не для тебя. Ну, давай
же. Повернулась, пошла, пошла прочь отсюда. Эта добыча не твоя. Давай,
уходи...
И все же она прыгнула. Она, наверное, не смогла бы объяснить, почему.
Уже повернулась уходить, и в этот момент ее тело сжалось, как пружина,
развернулось и прыгнуло. Волчица пожалела об этом еще в прыжке и даже
попыталась извернуться в воздухе, но было поздно. Она упала на спину
оленя, и на полминуты все ее внимание сконцентрировалось на его горле,
которое надо было разорвать, но только после того, как смертельно
испуганный зверь окажется на ее территории.
Все, пора. Волчица вонзила клыки, и ее пасть наполнилась горячей, с
солоноватым вкусом и сладким запахом, кровью. Олень начал падать, она едва
успела спрыгнуть и, прокатившись по мостовой, услышала его предсмертный
кашель. Вскочив, Катрин рванулась к оленю, чтобы напиться свежей крови, и
тут из ближайшего подъезда выбрался Рваное Ухо и не спеша направился к
ней.
Так, приехали.
Некоторое время они стояли друг против друга, ощетинившись и скаля
клыки. Пять, десять минут. А потом Рваное Ухо повернулся,
медленно-медленно потрусил вдоль по улице и, пока он не свернул за
ближайший угол, вокруг была мертвая тишина, взорвавшаяся сразу, словно
стремясь наверстать упущенное, воем ветра, далеким протяжным уханьем и
разухабистой песней из "Общепита":
Эх, да собирались бегемоты на войну,
На старинную клоповью сторону.
Подняли по всей округе ералаш,
Надевали дружно на нос патронташ.
Времени у нее оставалось никак не больше часа. Да и то, если повезет.
Рваное Ухо вместе с двумя друзьями, которых он призовет по закону, мог
быть и минут через пятнадцать.
Волчица оглянулась. Вон тот тупичок подойдет. Здесь им придется
нападать по одному. Хотя, конечно, это не поможет.
Нет, если уж начала нарушать законы, надо делать это последовательно.
Нельзя было упускать Рваное Ухо. Задала бы ему трепку прямо здесь. По
крайней мере, были бы какие-то шансы его прикончить и тем самым закрыть
дело. А теперь...
Волчица в который раз понюхала воздух. Нет, ничего опасного пока не
появилось.
Она положила голову на лапы и задумалась.
Хорошо, я нарушила закон и жду неотвратимого наказания. А почему?
Почему нельзя попробовать спастись? Но как? На земле ее обязательно
выследят и убьют. Значит, нужно найти другой путь. Какой?
Она встала и, вернувшись в облик человека, бросилась к соседнему
дому, на стене которого виднелась пожарная лестница...
Перепрыгнув на пятую крышу, Катрин злорадно подумала о том, какая
морда будет у Рваного Уха, когда он не обнаружит ее там, где она должна
быть.
Под ногами гремела кровельная жесть, сыпалась черепица, трещал шифер,
а она бежала все дальше и дальше. Возле лозунга "Во главе с Верховным
Предводителем, великим борцом за мир, вперед, к победе", она остановилась
и, оторвав от него кусок материи, на котором случайно оказались буквы
"ПО", намотала на тело. А потом нашла удобное место, легла на очередной
крыше, спрятавшись за ее толстым парапетом и, благо ночь была теплая,
мгновенно уснула.
Катрин проснулась в полдень. Внимательно огляделась по сторонам и
убедилась, что опасности нет.
Она спустилась по водосточной трубе и, очутившись на небольшой
кривоватой улице, прошла ее до конца. В конце улочки был скверик, в центре
которого стояла скульптура "Девушка с ослом", своим растрескавшимся телом
и отколотым носом олицетворяя всеобщее счастливое детство.
И тут навстречу ей с одной из скамеек встал Рваное Ухо. Он шел,
неторопливо передвигая обтянутые джинсами "Бэби леви" ноги, потом сунул
правую руку в карман, где у него был пружинный нож. И те двое, что шли за
ним, сделали то же самое. Хорошо понимая, что теперь-то ей не уйти,
волчица пожалела, что вчера не рискнула забежать в свое жилище и взять
оружие. А еще она подумала, что от судьбы не уйдешь.
Захлопнув дверь бункера, Харлам подтянул пояс и забросил за спину
рюкзак. Оглянувшись, он пошел вдоль по улице, жмурясь от утреннего солнца.
А вокруг был город, словно появившийся из кошмара. Слепящие блики прыгали
по позолоте православных церквей, по хрому и никелю супернебоскребов,
отражались в броневых стеклах магазинов и начищенных до блеска медных
фигурках в лавках старьевщиков.
Поглядев вверх, Харлам увидел парящего над городом дракона и
усмехнулся.
Какой только нечисти, оказывается, не существовало в минувших веках:
драконы, кентавры, русалки, оборотни, не говоря уже о домовых и прочих. И
вся эта живность, проскользнув из прошлого, устроилась и расплодилась
здесь. Нечисть! Он вспомнил русалку, которую видел третьего дня.
Познакомиться бы с этой нечистью поближе, где-нибудь в интимной
обстановке.
Он двигался вперед, все время приглядываясь и прислушиваясь к
окружающему миру, стараясь предугадать момент, когда из-за поворота на
него кинется саблезубый тигр или же сверху спикирует птеродактиль, раскрыв
узкую, усаженную острыми зубами пасть и яростно сверкая маленькими
красными глазками.
Но все было спокойно в этом утреннем, еще полусонном мире, где каждый
громкий звук казался кощунством, где ночная роса еще блестела на траве
скверов и на стволе "тигра", стоявшего прямо посередине улицы. Люк танка
был открыт, и из него, как скворец из гнезда, вдруг высунулся индеец,
потрясая томагавком. Закричал:
- Бледнолицый! Мой, Белый Бизон, сейчас будет твоя, поганый пес,
немного скальп снимать, если ты не одаришь меня виски, порохом и
добротными одеялами, без которых мой, Белый Бизон, неудобно спать в этой
железной пещера.
Он величественно повел рукой и стал извлекать из люка палицу, лук,
стрелы с костяными и каменными наконечниками, а также короткое копье.
Тратить патроны Харламу не хотелось, и он выстрелил всего лишь один
раз. Пуля звонко щелкнула о броню танка.
- Вот ведь, черт, - сказал индеец, усаживаясь на край танка и
доставая из кармана пачку "Кэмел". - А я-то надеялся, что у тебя кончились
патроны. Хуг, всю жизнь не везет.
Он сплюнул и стал, неторопливо покуривая, рассматривать Харлама и его
снаряжение.
- Слушай, парень, похоже, ты из двадцатого века?
- Ага, - сказал Харлам. - Я вообще снаружи, а там сейчас 98 год.
- Да уж, - покрутил головой индеец. - А я, когда эта штука случилась,
жил в 89-м и учился в Оксфорде. А теперь приходится вот чем заниматься.
Лучше всего, конечно, маскарад действует на тех, кто жил в начале
двадцатого века. Тогда как раз зачитывались всеми этими Куперами,
Сальгари, Хаггартами.
- А может, тебе махнуть через границу - наружу! - предложил Харлам. -
За девять лет мир не изменился.
- А, только стал еще пакостнее, - махнул рукой индеец. - Что там
хорошего? Инфляция, гангстеры, наркотики, смог. А здесь я сам себе хозяин!
Тут неподалеку есть кусок прерии, на котором живут человек сорок чайенов и
штук двести бизонов. Представляешь, настоящих бизонов! Нет, такое бросать
нельзя.
Он стал собирать в кучу оружие и прятать его в башню.
- Понимаешь, я мог бы жить с ними, но они пока возражают. Все
допытываются, какой мой тотем. А я откуда знаю? Эх!
Белый Бизон махнул рукой и, потушив сигарету, полез обратно в люк.
Когда снаружи осталась только голова, он сказал:
- Пока! - и захлопнул тяжелую крышку.
- Ну и ну! - сказал сам себе Харлам. - Веселый мир. Воспитанник
Оксфорда грабит на дороге честных людей под видом дикого индейца. Анекдот!
Он улыбнулся и пошел дальше.
Минут через пятнадцать ему встретились усатые мужики в поддевках,
тащившие зацепившийся за карниз какого-то дома первый солнечный луч. Луч
был толстый, золотистый, весь словно сплетенный из огненной шерсти, и
мужики то и дело подплевывали на обожженные пальцы, но добычу не бросали,
а с криком, матом и веселым кряхтеньем тащили свое сокровище все дальше и
дальше. За ними ковылял вавилонский купец и, выдирая клочки из крашенной
охрой ашурбанипалской бороды, кричал:
- Да покарает вас богиня Иштар! Сыны греха! Да забодает вас великий
бык Мордух! Верните немедленно то, что вам не принадлежит!
Мужики не обращали на него внимания, только временами кто-нибудь из
них советовал купцу сходить и нюхнуть сырых опят, на что представитель
вавилонского купечества начинал орать, как резаный.
"А может быть, все эти русалки и прочие вовсе не из прошлого? -
подумал Харлам, провожая взглядом процессию. - Может, они побочный эффект
хроноклазма? Впрочем, пусть в этом ученые разбираются. Наше дело -
добраться куда надо и сделать что приказано. Остальное - до лампочки".
Он сверился с компасом.
Пока он идет правильно.
А день уже начинался. Предприимчивые бабки торговали пирогами,
пампушками, варениками, ватрушками, беляшами и еще черт знает чем.
Мимо ехал отряд крестоносцев, и его предводитель, за спиной у
которого торчала рукоятка большого двуручного меча, остановив коня,
предложил Харламу отправиться вместе с ними защищать гроб господень от
