- Не я их добыл. Есть у меня промывальщик. С виду - ничто. Но гений. На
отмели в сто метров он берет одну лопату грунта, но именно ту, где лежит
единственный на отмели самородок.
За окном шумел город. Настольная лампа давала приглушенный свет, и каждый
из двух пожилых мужчин в номере думал о силе, которая заставляет их
рисковать, тревожиться, лезть на рожон, хотя все можно спокойно, уютно,
уважаемо... Их давно не интересовали личные деньги, зарплата, и даже
честолюбие с возрастом как-то прошло. Силой этой называлась работа.
Но что такое работа? Кто может дать этому краткое и всеобъемлющее
определение? Страсть? Способ самоутверждения? Необходимость? Способность
выжить? Игра? Твоя функция в обществе? И так далее, до бесконечности.
- Когда меня хватит третий инфаркт, - сказал Чинков, - я хочу в этот миг
перед смертью знать, что выполнил почти все, к чему был предназначен. На
этом точка. И знаешь: огради меня на первых порах от Города. Всегда ведь
найдется пяток людей, которые будут ставить палки в колеса, чтобы в случае
провала заявить: "Я предупреждал, что средства уйдут на ветер". Но они будут
ставить их умело, чтобы в случае удачи заявить: "Я всегда верил в Территорию
и помогал, чем мог". Ты знаешь это лучше меня. У меня уже есть канцелярский
опыт.
- Я все-таки на что-нибудь годен, - повторил Сидорчук. Чинков глянул на
этого седоволосого, уже по-министерски мягкого, уже о животиком и руками,
сложенными на животике, человека с умным, но уже совсем городским, чиновным
лицом, вспомнил, как видал его опухшего от комаров, в драной штормовке и с
цепкими движениями лесовика и, вздрогнув от предчувствия, подумал, что ему
не дожить до городской жизни, не суждено.
- Ты отдаешь отчет в том, что, если россыпь, если золотоносный узел там
есть, его все равно найдут? Через пять, через семь, через десять лет? Его
неизбежно найдут в ходе планомерной съемки?
- А зачем я тогда? Зачем тогда кадры, которые выучены и могут работать
больше, чем лошади? Им тесно на олове. Мне тесно в твоей грядущей методике.
Эти кадры скоро выйдут в тираж. И я скоро выйду в тираж. Простит ли тебе
государство, что ты не использовал нас до конца? Через семь лет... А если
это золото потребуется... сегодня вечером?
- Ты к тому же и демагог. Но я на твоей стороне. Знаешь, о чем я мечтаю?
Поступить куда-нибудь "тыбиком".
- Что это за должность?
- Ну, есть такая хорошая работенка. "Ты бы сбегал". Сокращенно "тыбик".
- Именно, - усмехнулся Чинков. - Там, в Городе, давно хотят из меня
тыбика сделать. Но я сам из них сделаю...
- Не хвастайся до. Хвастайся после... С Городом ты справишься. Ты
справься с природой.
- Прилетай к нам. Поживешь на разведке. За куропатками сходишь. И, может
быть, дашь совет. Ты ж золотарь... Или уже нет?..
- Уже нет. Для экспедиций я кончился. Для них я вышел в тираж. Но и
здесь, как видишь, работенки хватает.
- "Познай, где свет - поймешь, где тьма. Пускай все же пройдет неспешно,
что в мире свято, что в нем грешно, сквозь жар души и хлад ума", - с улыбкой
процитировал Будда.
- Что это?
- Блок. Уж извини, что образованность демонстрирую.
- Лети обратно, Илья. В клинику не забудь зайти. Не заставляй меня
ссориться с "Северстроем".
- Черт! Ах, черт! - Чинков постучал себя по коленке. - Все обдумал,
рассчитал все ходы, все варианты. Но не думал, что так легко охмурю тебя. Не
предвидел этого. Удивил ты меня, Иван.
- Самовлюбленный ты человек, товарищ Чинков. Пуп земли.
- Я пуп Территории. В этом и есть моя сила, - серьезно ответил Чинков. -
Меня отец так воспитал. Всегда стремиться на мостик, если ты даже трюмный
матрос. Но стремиться за счет своей силы. Гордый был у меня старик.
Военно-морская школа.
- Знаю я все про твоего отца, - сказал Сидорчук. - Изучал в свое время
анкетные данные. Я про тебя много знаю. Поэтому даю совет: побывай у Калдиня
в Риге. Без поддержки коллектива твоя затея ничего не стоит. Мнение Калдиня
- очень много. Его уважают. Он, можно сказать, кариатидой в поселке
работает.
Чинков с сопением вытащил из внутреннего кармана пиджака картонный
квадратик.
- Билет до Риги. Позавчера еще взял.
- Странный ты человек, Илья, - сказал Сидорчук. - Тебя в темноте
испугаться можно. С нечистой силой ты, по-моему, дружбу водишь.
Манера Чинкова держать себя отстраненно от мелочей неизменно помогала
ему. Рижского адреса Калдиня он не знал. Поэтому на вокзале он дал шоферу
такси денег и попросил "выяснить, где находится данный товарищ. Вот тут все
записано. Буду ждать вас в вокзальном ресторане". В полдень они уже ехали в
загородную клинику.
Калдинь лежал в отдельной палате. Чинков видел его несколько раз на
северстроевских совещаниях, они были даже слегка знакомы. Сейчас Чинкова
поразило, что под одеялом Калдинь казался еще длиннее и еще костистее.
Казалось, зеленое больничное одеяло прикрывает мощный и прочный скелет.
- Насколько я знаю вас, мое мнение ничего изменить не может, - сказал
Калдинь. Седые волосы его отсвечивали на подушке. Лицо было свежим и
загорелым. - Я думаю, что, если я предам ваши идеи анафеме, вы скажете, что
я вас поддержал.
- Ну зачем же такое злодейство? - усмехнулся Чинков.
- Для пользы дела. Разве не оправдание? Но, знаете, я вас поддержу.
Взамен...
- Что взамен? - быстро спросил Чинков.
- Не пугайтесь. Взамен вы выведете на дорогу мальчиков... Жору Апрятина и
Сережу Баклакова. Я не успел. Они уже инженеры, но я хотел сделать из них
геологов.
- Я сделал бы это без вашей просьбы, - не скрывая облегчения, вздохнул
Чинков. - Знаете, я верю в "метод большого болота". Подводят человека к
большому и коварному болоту и дают задание сходить на ту сторону и
вернуться. Болото, знаете, опасное. Трава обманчивая, трясины, окна, всякие
подгнившие веточки. Если вернется, значит, будет ходить.
- А если завязнет?
- Вытащить, обмыть и отправить в сухие места.
- Похоже на вас. Это ваш почерк.
- Вы верите в золото Территории?
- Странный вопрос, Илья Николаевич. Верить или не верить можно в идеи.
Золото - материальная вещь. Можно знать или не знать о его наличии. Я не
знаю, есть ли на Территории золото. Мы думали это сделать иначе. Держаться
за олово, чтобы оправдать существование управления. И вести планомерную
методическую съемку. Чтобы потом искать в комплексе. Золото, вольфрам,
ртуть. И так далее.
- Это слишком затяжной метод, - пробормотал Чинков.
- Смешно! Я в больнице, из которой, вероятно, не выйду, уговариваю вас не
спешить.
- Вы еще вернетесь с управление.
- Бросьте, Чинков. Я мало вас знаю, но думаю, что вы неплохой актер.
Только роль утешителя вам не подходит.
- Я буду рад работать с вами, - Чинков встал.
- Это не страшно, Чинков. - Калдинь приподнялся на локте, и костистое
стариковское тело еще резче обрисовалось под одеялом. - Вы знаете, не
страшно. Болышую и лучшую часть жизни я занимался изучением горных пород.
Смерть - лишь переход из мира биологического в мир минералов. Таково
преимущество нашей профессии, смерть не отъединяет, а объединяет нас с ней.
- Я верю, что... - упрямо пробубнил Чинков и осекся, услышав иронический
смех.
- Вы лучший посетитель из всех. Ко мне много приходят друзей. Но вы
единственный из всех, кто даже не спросил, чем я болен. Не надо извинений,
Чинков. Все правильно. Теперь я спокоен за управление. Вы бросите на пол
свой собственный труп и сами через него перешагнете, но управление достигнет
цели. Я искренне рад.
- И я все-таки верю, - глухо сказал Чинков. - Я верю в золото Территории.
Он повернулся и вышел из палаты.
- Не забудьте о мальчиках, - крикнул вслед Калдинь. Машинально вернув в
коридоре халат, Чинков пробормотал: "Череп быка-примигениуса. Вот!" Он
понял, что ему напоминал лежавший на койке главный геолог управления
Поселка.
18
Гурин и Сергушова познакомились вскоре после отлета Баклакова. Она все
еще продолжала жить в бараке, который постепенно заполнялся бородатыми
раскованными мужчинами, грохотом радиоприемников, выставленными у дверей
резиновыми сапогами, чайниками, круглые сутки кипевшими на кухонной плите,
пальбой по подброшенным в воздух пустым бутылкам из пистолетов - нечто
среднее между студенческим общежитием и приключенческим фильмом. Комната
Баклакова была ближней к выходу, и однажды она увидела в ней свет. Она
постучалась и столкнулась на пороге с очкастым и веселым человеком.
- Бог мой! Заходите, - приятным баритоном сказал он. Выкинул в форточку
сигарету и прикрыл ладонью дырку на свитере. Другой рукой он церемонно
указывал на койку Баклакова, приглашая садиться.
- Живот болит? - насмешливо спросила Сергушова.
- Не будем таить честную бедность, - Гурин отнял руку от дырки.
Она засмеялась. Ей почудилось какое-то злодейское очарование в этом
лысеющем, с короткой стрижкой, лобастом мужчине. Меж тем Гурин извлек
вьючный ящик из-под кровати, на ящик постелил газету "Юманите", на газету
поставил вынутую из чемодана бутылку коньяку "Наполеон" и две позолоченные
стопки.
- Коньяк требует позолоченной посуды, - сказал он. - Только тогда он дает
цвет.
- Вы здесь будете жить?
- Постараюсь здесь. Вы сидите на койке коллеги Баклакова. Он не успел
поставить мебель, потому что отбыл в деревню, в родовое поместье Баклаковых.
Неизвестно почему она промолчала, что знает Сергея.
- Он ваш друг?
- Друзей у меня нет. Есть приятели, как у всех в наше время, С Баклаковым
же я поселился потому, что удобнее. Простая душа. Занят мускулатурой и
геологией. О прекрасном не говорит. Про женщин тоже. Я терпеть не могу
разговоров "о прекрасном".
- Наверное, он очень хороший?
- Очаровательный. Наш простой советский фанатик.
- А вы?
- Я предпоследний авантюрист.
- Почему предпоследний?
- Обидно, если я буду последним. - А откуда такой коньяк?
- Знакомые. Шлют книги, напитки и сигареты. Заботятся, чтобы я не отстал
от века. Вместо сигарет теперь шлют пластинки. Бросил курить. Хочу дожить до
восьмидесяти. Посмотреть, чем все это кончится.
- Что именно? Уж простите, что похоже на интервью.
- Вторая техническая революция. Всеобщее забалдение. Квартиры, финская
мебель, мечта жизни - машина. Приобретатели, по-моему, собрались захватить
мир. И ну его к черту! Предлагаю выпить за вашу карьеру. Хотите, как Бендер,
составлю матрицу для любой корреспонденции на местную тему? Торбаса, пурга,
энтузиазм, снежные просторы, молодой задор, старый кочевник.
- Не хамите. Это моя работа.
- Уважаю. Работу я уважаю. И мой сосед и коллега Сергей Баклаков ее
уважает. Мы все уважаем работу.
- Экий вы...
- Я не экий. Я отдельный. Странник - вот кто я.
- Как же вам удается странником быть?
- Я знаю профессию на уровне хорошего кандидата или среднего доктора. Это
без хвастовства. Кроме того, я знаю два языка. С таким багажом я везде
желаннейший гость. В любом геологическом управлении страны. В Душанбе,
Барнауле, Ленинграде, Чите. Или на Территории. Когда мне надоест здесь, я
выберу точку на карте и двину туда. Переезды помогают мне не иметь вещей.
Так проще.
- И не пусто вам?
- А что делать? Мне грустно от ошибок истории. Раньше мир захватывали
Чингисханы, Тамерланы, македонские или орды, допустим, гуннов. Атилла
захватил мир. Теперь его плотно и неумолимо захватывают покупатели. Всюду.
От озера Титикака до Можайска. Самое неумолимое и беспощадное завоевание. Я
обожаю авантюристов. Покупатели поставили их вне закона. Вот я и
