Сава опустила глаза на свои грязные сапоги.
- Да, - согласилась она. - Ты прав, Малтэр.
Она двинулась в свои покои. Малтэр, озабоченный ее спокойным, даже
бесчувственным поведением, последовал за ней, по пути подавая знаки своим
людям. Сава шла по комнатам, никого и ничего не замечая. Слух о ее
появлении уже разнесся по всему дому; люди Малтэра оглядывали ее с
любопытством, знакомые слуги кланялись, кое-кто пытался поцеловать ей
руку.
- Не надо, - бросала Сава отрывисто, потом, узнав слугу, приказала: -
Принеси ведро воды, Мирау.
В ее комнатах было пусто. Малтэр мысленно похвалил себя за то, что
запретил своим людям входить в покои принцессы и апартаменты Руттула.
Слуга с ведром теплой воды вбежал в ее комнату сразу за ними,
остановился, кланяясь, на пороге.
Сава затопталась, стаскивая с ноги сапог. Слуга подскочил, опустился
на колено, помог снять обувь и унес ее. Сава нетерпеливо дернула шнуровку
капюшона и тут же запутала узел. Эта резкость была единственным признаком
ее волнения. Малтэр подошел, потрогал узел крепкими пальцами, поддел
булавкой и распустил шнуровку.
- А, - сказала Сава равнодушно. - Ты еще здесь?
- Я сейчас уйду, - проговорил Малтэр. - Тебе кого-нибудь прислать?
Сава качнула головой:
- Нет. Зайди через часок.
Малтэр легко поклонился и затворил за собой дверь.
Сава разделась, поплескалась в еле теплой воде, которая тут же стала
грязно-мутной, вытерлась насухо большим льняным полотенцем и застыла на
сундуком со своими нарядами.
Что ей надеть? Не было у нее траурных платьев.
Сава припомнила не очень давний разговор с Руттулом. Она увидела на
улице похоронную процессию и, загоревшись интересом, спросила, какой цвет
на его родине считается траурным.
- Вот в Майяре это белый, а в Миттауре, наоборот, лиловый или
синий...
- У нас - черный, - ответил Руттул, погруженный в бумаги. - А в
некоторых местах, насколько я знаю, белый. Но если ты выбираешь цвет
платья на мои похороны, то советую тебе траура не надевать. Я хочу, чтоб
на моих похоронах ты была в красивом платье. В самом красивом, какое у
тебя только найдется.
Сава перебирала в сундуке наряды. Здесь их было не так уж много,
большинство платьев она держала в Савитри, но здесь были самые роскошные,
самые дорогие, в которых она при случае поражала гостей Руттула.
Вот платье из белого шелка, но с вышитыми алыми и золотыми цветами,
совершенно легкомысленное, совсем не соответствующее сегодняшнему
настроению Савы. Вот сине-зеленое, вот голубое... Все пестрое, яркое,
раздражающе-веселое.
Она вспомнила о новом, ни разу еще не надеванном платье, которое Хаби
обещала отослать в Тавин. В сундуке его не было. Сава нервно пробежала по
комнатам. Сверток она нашла в спальне, на широкой тахте; Сава развернула -
да, это было оно.
Черный бархат, золотое шитье... С этим шитьем, помнится, Сава
намучилась, пытаясь повторить рисунок шитья на Руттуловом костюме. Сколько
драгоценного бархата было испорчено, пока она не добилась сходства;
девушки-златошвейки натерпелись с этим платьем, и Саве было немного стыдно
из-за своего самодурства.
Она хотела поразить Руттула, а потом, когда загорелась мыслью о
миттауском мече, вздумала надеть именно это платье, когда будет дарить
меч; поэтому она попросила Хаби после мелких доделок отправить платье в
Тавин.
Сава расправила платье, вгляделась в черноту бархата. Да, она наденет
именно его.
Сава окунулась в шелестящую ткань. Зеркало отразило ее фигуру,
облитую черным бархатом. Сава тщательно застегнула пуговички. К платью она
заранее приготовила воротник золотистого игольчатого кружева, но сейчас
передумала и выбрала шарф из золотой парчи. Дополнили наряд черные
замшевые башмачки на невысоком каблуке.
Когда-то к этому платью она придумывала замысловатую прическу и для
этой прически заказала ювелиру заколки, но заколки остались лежать в
шкатулке для драгоценностей. Она решила ничего не делать с косой, даже не
стала расчесывать, только чуть пригладила. Сава перекинула косу через
плечо, растрепала заплетенный в крысиный хвостик конец, провела по нему
щеткой.
Коса у нее была всем на заглядение, толстая и пушистая, длиной по
колено. Иногда вдовы в знак печали остригают волосы; Сава их теперь
понимала: ей хотелось вцепиться в косу и рвать ее. Но Руттула этим не
воскресишь.
В дверь постучали. Сава откликнулась.
Вошел Малтэр, для которого неожиданностью оказался вид Савы. Он
призадумался, оглядывая ее.
- Пусть будет так, - пробормотал он немного погодя.
Сава подняла сверток с арзрауским мечом, сняла грубую холстину.
- Дай я понесу, - предложил Малтэр.
- Нет, - качнула головой Сава. - Я сама. Веди к Руттулу.
Малтэр отворил перед ней двери. Сава пошла, поддерживаемая Малтэром
под локоток, в малую залу Руттуловых апартаментов.
Увидев безжизненное тело, Сава пошатнулась. Малтэр подхватил ее,
подвел к стулу и усадил. Но сколько он не всматривался в лицо принцессы,
ни одной слезинки он не заметил.
Сава взяла себя в руки. Она встала, драгоценный свой арзрауский
сверток оставила на стуле и подошла к Руттулу. Смерть изменила лицо
Руттула; оно окаменело, погрубело, стало совсем чужим.
Сава поцеловала его в лоб и с печалью стала смотреть на покойного
сургарского принца.
- Ты, конечно, хочешь знать, как он умер... - произнес над ее ухом
почти неслышный голос Малтэра.
- Зачем мне знать? Я могу догадаться, - возразила Сава негромко, но в
тишине зала ее голос прозвучал пронзительно-резко. - Он внезапно тяжело
заболел и вчера умер. Мне этого достаточно. Надо ли мне знать больше?
Малтэр промолчал. Немного погодя он решил продолжить:
- Госпожа моя, как ты прикажешь хоронить его? В завещании принца нет
ни слова о способе погребения...
Ответа он не услышал. Сава смотрела на Руттула.
Малтэр мог кое-что разъяснить Саве. Высокий Майяр давал за живого или
мертвого Руттула огромную награду. Предать им живого - над этим Малтэр еще
подумал бы, но выдавать тело мертвого на поругание врагам - этого Малтэр
допустить не мог. К таким делам он вообще относился щепетильно и никогда
не позволял своим людям глумиться над телами убитых врагов. Руттул же
последние пятнадцать лет был его другом, пусть не очень близким и вовсе
малопонятным, но другом, верным и надежным. И Малтэр понимал, что даже
если б над могилой Руттула вознесся курган в сто саженей высотой, майярцы
все равно бы его срыли, только чтобы добраться до тела ненавистного врага.
Малтэр подумывал об огненном погребении - как в древние времена, но
каковы на этот счет были обычаи той страны, откуда пришел Руттул? Вдруг он
вышел из народа огнепоклонников, подобных кринассцам, почитающих предание
мертвого огню осквернением божества? Малтэр, правда, припоминал, что
Руттул скорее поклонялся одной из звезд в созвездии Горного Льва. Он
посматривал порой на эту звезду в ясные ночи, она неизменно притягивала
его взгляд, может быть, он и молился ей украдкой. Но все-таки, думал
Малтэр, как же он отнесся бы к огненному погребению? Малтэру вовсе не
хотелось поступать кощунственно с его духом.
Сава отрешенно смотрела на мертвого принца. Малтэр еще раз решил
нарушить молчание:
- Ладно ли будет предать его земле? Придут майярцы и разроют
могилу...
- Майярцы? - переспросила Сава. - Придут? Почему? - Она осеклась и,
глянув на Малтэра, глухо проговорила: - Нет, об этом после. А сейчас...
сейчас вели приготовить лодку и... прикажи Мирау подать черный плащ
Руттула - тот самый, праздничный.
- Лодку? Но, госпожа моя, на том берегу майярцы...
- Да? Потом расскажешь, - отозвалась Сава.
Малтэр поклонился. Когда он ушел, Сава распеленала арзрауский меч и
подошла к Руттулу. В руках его, сложенных на груди, она вдруг заметила
странные четки, которых никогда не видела раньше в доме Руттула. Она
осторожно высвободила из его пальцев нитку янтарных бус и поднесла к
глазам.
А ведь бусы-то эти ей знакомы. Сава видела их... Да что там, она
играла ими когда-то очень-очень давно. Потом они незаметно куда-то исчезли
- и вот объявились на другом конце страны в руках покойного правителя
Сургары.
Малтэр тихо появился рядом, заинтересованно кося взгляд на арзрауский
меч.
- Откуда это? - спросила Сава, показывая бусы.
- Это четки Руттула, - ответил негромко Малтэр.
Сава обмотала бусы вокруг запястья и указала на меч:
- Помоги мне...
Вдвоем они опоясали тело Руттула арзраускими раззолоченными ремнями;
Малтэр, с почтением рассмотрев меч, поцеловал его и вложил в ножны. Мирау
стоял рядом с лучшим плащом Руттула, которому предстояло стать его
саваном.
Сургарского принца укутали в просторный плащ, и Сава, перед тем, как
черная пушистая шерсть скрыла лицо Руттула, еще раз поцеловала его.
- Отнесите его в лодку, - приказала Сава.
Сама она следовала за его телом. Когда она вышла во двор, Сава
машинально подобрала подол, чтобы драгоценный бархат не пачкался о еще
сырой ил, нанесенный наводнением.
Тело положили в лодку, и Сава села рядом. Гребцы в предрассветных
сумерках отвели лодку согласно приказу к глубокому омуту.
- Бросайте, - приказала Сава. Один из гребцов привязал к телу Руттула
Тяжелый кувшин с золотом. Главным предназначением этого кувшина было
снабжение сургарского принца в загробном мире наличными деньгами; вдобавок
он должен был послужить грузом, чтобы тело не всплыло.
Гребцы перевалили тело за борт. Сава в оцепенении смотрела на
уходящее в темную воду черное пятно. Она собиралась бросить вслед телу и
бусы, но что-то удержало ее от этого; может быть, приятная теплота бусин,
совсем неказистых на вид. Теплота бусин...
Эти невзрачные бусы были в его руках, когда он умирал, они согревали
его пальцы, когда стыла кровь, они вобрали в себя его дыхание...
Нет, эти бусы Сава не выбросит.
- Здесь глубоко, - сказал один из гребцов, подумав, что она
сомневается, надежна ли могила. - Омут бездонный.
Бездонный? Нет, конечно. Но даже в самую сильную засуху глубина в
этом месте оставалась не менее двадцати саженей; Руттул когда-то промерял
озеро, подыскивая тайник для глайдера. Он отметил здесь еще мощный слой
ила. Глайдер тут держать было нельзя - он становился прямо-таки мохнатым
от грязи... Ах да, глайдер!
Сава вынула "стажерский ключ" и отправила глайдер в горя, в озеро
Праери, где глайдер прятался до прошлого вечера. Сава очень быстро
ощутила, что глайдер вышел из поля действия "ключа"; случайно она поднесла
"ключ" к бусам, и тот крепко прицепился к крайней из бусин. Сава с силой
отцепила "ключ", а потом опять вернула его на прежнее место. Похоже, одни
руки сделали и "ключ", и "бусы"...
Лодка уткнулась в берег. Сава вышла из задумчивости. Малтэр,
встревоженный, расхаживал по берегу.
- Тебе, наверное, надо отдохнуть, госпожа моя, - сказал Малтэр, когда
они возвращались к дому.
- Я не хочу отдыхать, Малтэр, - проговорила Сава. Она остановилась и
глянула на него сухими глазами. - Я вообще не хочу жить, Малтэр.
- Так нельзя говорить, - ответил быстро Малтэр. - Тебе плохо, ты
устала, у тебя горе. Но так говорить нельзя. Не гневи богов. Поплачь, моя
госпожа. Слезы смягчают горе...
- Я знаю, Малтэр, - послушно кивнула Сава. - Но я не могу плакать,
хоть у меня на сердце камень. Тяжело, Малтэр. И знаешь, у меня сейчас
такое чувство, будто я не живу, а смотрю со стороны на себя как на
