едва придя в свой замок, принц позвал к себе одного их хокарэмов, Эльсти,
и отпустил его на полтора месяца - на отдых. Наутро, после того, как
Эльсти уехал, торопливо собравшись в дорогу, Горту отослал другого
хокарэма, Кароя, с посланием в Гертвир, заодно поручив ему разузнать,
какие мнения слагаются в Майяре к следующему собранию Высочайшего Союза.
Шэрхо был третьим, последним из хокарэмов. Когда Горту вызвал его, он
сказал:
- Меня ты тоже хочешь отослать, государь? С кем же ты тогда
останешься?
Горту усмехнулся:
- Нет, Шэрхо, ты мне нужен здесь. Обратил ли ты внимание в доме Тови
на девушку, которая рассказывала какие-то байки?
- Маленькая кэйвирка? - вскинул брови Шэрхо. - Конечно. Я видел, она
пела с Ашаром.
- Отыщи и приведи ее сюда, - приказал Горту. - В Круглую башню.
Шэрхо кивнул.
- Обращайся с ней как можно мягче, - добавил Горту. - Иди.
Шэрхо поклонился и пошел. Поскольку в приказе не было сказано, чтобы
он поторопился, он присел недалеко от фонтанчика на улице Оружейников и
стал рассеяно наблюдать за входящими и выходящими из дома Горахо -
насколько он знал, Карми с Ашаром жили там.
Карми появилась довольно скоро - у нее вошло в привычку бродить по
Лорцо утром, когда горожане не очень расположены к песням.
Она подошла к площади, на которой шумел небольшой базарчик,
приценилась к засахаренным орешкам, но торговец, который слышал вчера ее
пение, насыпал ей их в тряпичную кошелку даром, заодно выяснив текст
одного из куплетов, что она пела вчера. Карми негромко напела неясное
место, и торговец, запомнив слова, добавил еще полдюжины сухих абрикосов.
Потом Карми, пройдя по базарным рядам, купила ранних летних ягод в
небольшом берестяном коробке и съела тут же, на рынке, глазея на драку
бойцовых петухов. Шэрхо решил, что вполне может позволить ей эти невинные
удовольствия; он подошел к ней только потом, когда она, уйдя с рынка,
углубилась в пустынный узкий переулок.
Шэрхо, увеличив шаги, догнал ее.
- Принц Горту приказал привести тебя в замок, - сказал он.
- Ашара он тоже зовет? - ничуть не испугавшись и не смутившись,
однако хмуро и неприветливо спросила девушка.
- Ашар ему не нужен, - отозвался Шэрхо, - зато ему понравилось, как
ты вчера рассказывала в доме Тови.
- Он меня видел?
- Да, малышка, - усмехнулся Шэрхо. - И ты произвела на него
неотразимое впечатление. Послушай-ка, девочка, - удивился он. - Где твой
кэйвеский говор? - Ибо сейчас девушка говорила, как северогортуская
крестьянка. - Разве ты не из Кэйвира?
- Нет, я не из Кэйвира, - передразнила она его
подчеркнуто-гертвирскую речь. - Да и ты ведь не в Гертвире вырос.
- Я - другое дело, - ответил Шэрхо. - Меня учили.
- Меня тоже учили, хоть я не хокарэми, - откликнулась девушка и
добавила: - Я не хочу идти к Горту.
- Тогда я тебя туда на плече отнесу, - шутя сказал Шэрхо. Он протянул
к ней руки, но Карми проворно отскочила в сторону.
- Ладно уж, - проворчала она. - Посмотрим, зачем я понадобилась
высокому принцу.
Высокий принц, прежде чем увидеть девушку, долго выспрашивал
хокарэма, как она вела себя. Узнав о ершистом и отнюдь не пугливом
характере, Горту прошептал: "Да, это она", и отправился в Круглую башню,
где в пустынном зале, требующем значительного ремонта после прошлогоднего
землетрясения, ожидала его Карми.
- Я был рад узнать, что ты жива.
- Еще бы, - ядовито ответила Карми. - Небось подумываешь прибрать к
рукам...
Горту прервал ее резким жестом. Проследив за его взглядом, Карми
посмотрела в лицо Шэрхо и пробормотала, пожав плечами:
- Первый раз вижу, чтобы стеснялись хокарэмов.
- Зачем посвящать в наши дела Орвит-Ралло? - возразил Горту.
- И то верно, - согласилась Карми. - Но как же мы будем
разговаривать? Намеками? Однако мы можем намекать на разные вещи.
- Я намекаю только на одну вещь, - Горту будто невзначай коснулся
знака Оланти на своей груди. - Ты знаешь, я всегда старался относиться к
тебе хорошо И я вовсе не намерен силой отбирать у тебя что-либо. Я могу
быть щедрым. Я достаточно богат и влиятелен, чтобы помочь тебе вернуть все
то, чего ты лишилась.
- Моего мужа ты тоже можешь вернуть? - холодно спросила Карми.
- Нет, разумеется, но разве в его смерти есть моя вина?
- Я ни в чем тебя не виню, высокий принц, - ответила Карми. - Но
только после его смерти ничто не имеет для меня ценности достаточно
большой, чтобы об этом следовало говорить.
- Значит, и вещь, которую я хочу получить от тебя, тоже не дорога?
- Ее я хочу сохранить, - объявила Карми. - Это единственная память о
тех временах. И неужели тебе мало того, что ты имеешь? Пройдет град, и
тебе не надо будет ничего, - усмехнулась она.
Горту сказал медленно:
- Тогда я вынужден просить тебя, чтобы ты оставалась в моем замке. Я
даю тебе время, чтобы ты передумала. Если тебе понадобятся служанки, скажи
Шэрхо, он распорядится.
- К твоим услугам, сударыня, - поклонился с усмешкой Шэрхо, понявший,
что Карми - вовсе не безродная простолюдинка.
- На черта мне служанки? - благородный кэйвеский выговор в этот
момент звучал дико. - Пусть дадут мне пару одеял и какой-нибудь тюфяк...
...Ашар, разыскивавший вечером Карми, узнал от Керти, племянника
Горахо, что тот видел, как девушку увел в замок хокарэм принца. "Позвали
петь? - подумал Ашар. - Но почему же тогда не пригласили меня? Или это то,
чего она опасалась, когда отказывалась отвечать на вопросы?"
Когда Карми не вернулась и завтра, и послезавтра, и через несколько
дней, Ашар понял, что здесь дела темные, тайные, к пению никакого
отношения не имеющие. А тут еще пришли с юга вести, что чума отступила;
ашаровские слушатели вспомнили о молитвах, перестали сорить деньгами, и
Ашар стал подумывать о том, что пора перебираться петь в другие края, не
так избалованные его вниманием.
Перед уходом он занялся приведением в порядок денежных дел. С собой в
странствия он собрался взять лишь два золотых и немного серебра - на
дорожные расходы; весь же свой заработок в Лорцо он оставил Горахо с тем,
чтобы тот, если надо, пользовался деньгами. Ашар был человеком богатым и
мог бы жить в свое удовольствие в огромном фруктовом саду в окрестностях
Лорцо. Но там распоряжался сын Ашара, а старик, не желая баловать сына
подачками, предпочитал копить деньги в сундуке Горахо, чтобы сын получил
их после его смерти. Да и жить, считал Ашар, лучше богатым человеком, чем
все отдавшим родственникам старым дедом, никому не нужным и только
путающимся под ногами. По пути из Лорцо Ашар собирался зайти к сыну и
запасся хорошими подарками и для сына, и для невестки, и особенно для
внучат, чтобы дети с восторгом встречали каждое появление дедушки.
- Погоди, погоди, - вспомнил Горахо. - А эта девка, Карми? Ты ее
сумку возьмешь с собой?
- Пусть останется у тебя, - ответил Ашар. - Если она заявится, то
непременно придет к тебе.
- А если она скажет, что в ее сумке что-то ценное было, а теперь
пропало? - предложил Горахо.
- Что ты! - поднял на него глаза Ашар. - Неужели ты, цеховой мастер,
с безвестной девкой не справишься?
- Странная она девка, - напомнил Горахо. - Вдруг из благородных?
- Давай посмотрим, что в ее сумке, - предложил Ашар. - Я свидетелем
буду, если что затеется.
Он принес сумку Карми и вытряхнул на лавку содержимое. Увесистый
сверток с монетами шлепнулся, скользнув, на пол. Горахо поднял его, но,
разгибаясь, услышал растерянный голос Ашара:
- Знаешь, приятель, свидетелем я тебе не буду.
Горахо глянул. Ашар держал в руках хокарэмское одеяние.
- Ладно, - сказал с тяжелым сердцем Горахо. - Давай-ка уложим все на
место.
4
В день святого Сауаро, ближе к вечеру, ветер приволок с севера черную
зловещую тучу. Лучи заходящего солнца окрашивали края тучи в пурпурный
цвет, еще больше оттеняя ее темноту.
Горту к небу не присматривался; пока он находился в своем замке,
погода его не интересовала; хлынувший дождь не мог нарушить его планов.
Но дворовый мальчишка, прибежав в залу, закричал восторженно: "Град,
град!", и Горту, повинуясь внезапному предчувствию, выглянул, отодвинув
ставню, из окна.
Да, туча принесла с собой град. Полупрозрачные бесцветные горошины с
дробным стуком сыпались во двор, отскакивали от каменных стен, впрыгивали
в открытое окно.
"Пройдет град - и тебе не нужно будет ничего", - так сказала
несколько дней назад бывшая сургарская принцесса. И вот град пошел.
"Прокляла, - догадался Горту. - Она прокляла меня!"
Разве мог он забыть, что госпожа Карэна, или Ур-Руттул, или Карми -
как бы она себя не называла - не простая смертная. Она хэйми, одержимая, в
ее силах налагать проклятия или снимать проклятия, исцелять или насылать
неведомые хвори...
"Прокляла... - в глубоком испуге догадывался высокий принц, который
вовсе не был трусом. - Зачем, зачем я с ней связался!"
Смерть холодной рукой коснулась его груди; дыхание перехватило.
- Шэрхо, - хотел крикнуть Горту, но голос стал сипящим, слабым.
Однако хокарэм услышал, вбежал в покой, увидел побледневшего принца,
сползающего на пол, отирая дорогим кафтаном прокопченную побелку на стене.
- Карми, - прохрипел принц, - позови Карми.
- Немедленно, - кивнул хокарэм и, выскочив за двери, послал одного из
слуг позвать девушку: - Чтоб сей миг была здесь!
Шэрхо в два прыжка вернулся к принцу, перетащил поближе пестрый
саутханский ковер и уложил принца прямо так, на пол, едва прикрытый грубой
шерстью.
Он расстегнул кафтан и рубаху, тер грудь, попытался сделать массаж,
которому учился когда-то в Орвит-Ралло. Слуги, привлеченные его криком,
заглядывали в двери, толпились в коридоре. Кто-то побежал доложить
молодому принцу, и тот, встревоженный, прибежал на мгновение раньше Карми.
Девушка вбежала вслед за ним и с разбегу упала на колени около тела.
- Прокляла, - бормотал принц, - прокляла меня, хэйми. - Глаза его уже не
видели.
- Что ты, - ласково сказала потрясенная Карми. - Что ты испугался,
дядюшка...
Голос ее проник в сознание умирающего; в глазах появилось осмысленное
выражение.
- Ты не проклинала? - прошептал он.
- Нет, нет, конечно, что ты, - убеждала его девушка.
- Тогда я сейчас встану, - шептал принц. - Отдохну и встану... Только
отдохну...
Он умер несколько минут спустя, затянутый смертельной усталостью в
глубокую дрему.
- Умер, - сказал Шэрхо, опуская руки, но стоя, как стоял, на коленях
у тела.
Стало тихо, и в этой тишине слышен был приглушенный плач Оль-Марутте,
всхлипывания служанок и вздохи слуг.
Карми поднялась с колен. Казалось ей, что все смотрят на нее с
ненавистью; она попятилась, выбралась в коридор и, желая оказаться
подальше от замка, поспешила к воротам, еще не запертым на ночь, но
молодой Горту, задыхаясь, догнал ее, схватил за руку, развернул к себе.
- Погоди, госпожа моя, - говорил он. - Погоди! Прокляла и убегаешь?
- Нет, нет, - твердила она. - Поверь, это не я. Я не хотела...
Молодой принц, однако, тащил ее за собой - не в те покои, где только
что умер его отец, а в другие; он втолкнул девушку в комнату и, плотно
закрыв дверь, привалился в изнеможении к стене.
- Послушай, госпожа моя, я не хочу жить под твоими проклятиями. Сними
проклятья с моего рода, с моего замка, с мачехи моей и брата, уж не знаю,
кого ты еще могла проклясть; сними - и я клятву дам, что сделаю для тебя
все, что ты только пожелаешь...
- Теперь ты послушай! - воскликнула Карми. - Клянусь хлебом, солнцем
над головой и святыми небесами, что я вовсе не желала смерти твоему отцу.
Моя вина в его смерти есть, я не отрицаю, но клянусь, что никто больше не
умрет от того, что я разозлилась на твоего отца. И мне не нужно ничего от
тебя, Горту, я не торгую ни жизнью, ни смертью, поверь мне!
- Я хочу верить тебе, госпожа, - сказал молодой Горту. - Отец всегда
