предупреждал меня, чтобы я был осторожен с тобой, а сам, видишь, не
уберегся.
- Всегда предупреждал? - поразилась Карми. - О чем ты?
- Ты же хэйми, а хэйми нельзя сердить.
- Я - хэйми? - вскричала Карми. - Да что за чушь! Какая я хэйми?
- Ты опять начинаешь сердиться, госпожа, - заметил принц.
- Я не сержусь, - раздраженно ответила Карми. - Но что за выдумки
дурацкие?
- Это не выдумки, - возразил принц. - Разве ты не знаешь, почему тебя
почти десять лет назад отдали Руттулу?
- Да в чем, в чем я хэйми?
- Во всем! Я не верил раньше, но теперь вижу - мой отец был прав. Ты
не похожа на благородную, но и на простолюдинку не похожа - откуда это в
тебе, госпожа? Конечно, ты хэйми. И я прошу тебя, госпожа моя, уходи из
Лорцо - или присутствие твое навлечет на наш город неисчислимые бедствия.
Я согласен отдать тебе все, что мы привезли из Сургары, только уходи,
пожалуйста.
Карми попросила:
- Покажи мне, что вы привезли из Сургары.
Молодой Горту стремительно повел ее через комнаты.
Весть о смерти высокого принца уже разбежалась по всему замку, как
круги по воде. Правда, никто пока еще не связывал кончину принца с
присутствием в замке Карми, но, очень вероятно, скоро дворня вспомнит, что
горту назвал Карми хэйми. Пока же поведение молодого принца вызывало
удивленные взгляды - ему надлежало быть у тела отца, а не бегать по замку
наперегонки с бродячей певичкой.
В покоях, куда принц привел Карми, она сразу узнала собственный
сундучок с архивом. Принц быстро распахнул перед ней крышку и бросился к
громоздкому шкафу, вываливая на широкий стол сургарские трофеи. Карми
безразлично передирала все это.
- Я сейчас позову людей, это упакуют, - проговорил принц, наполовину
обернувшись.
- Мне это не нужно, - равнодушно откликнулась Карми, вороша
пергаменты. - Разве что... Дневник Руттула у тебя?
- Это он? - принц показал ей толстые тетради. Карми приняла одну из
них в руки, быстро перелистала страницы, исписанные чужеземной скорописью.
- Храни его, - сказала Карми, поднимая глаза на юношу. - Мне он не
нужен, но когда-нибудь его у тебя спросят. А мне его не сохранить...
Принц кивнул и бережно спрятал тетради в потайной ящик в стене, вынув
оттуда шкатулку.
- Твои драгоценности, - сказал принц, открывая шкатулку.
- Да бог с ними, - махнула рукой Карми, но лежащие поверх всего бусы
заставили ее остановиться. - Погоди! Вот это я возьму.
В ее руки скользнули знакомые ей янтарные бусы Руттула. "Стажерский
ключ" по-прежнему был прицеплен к одной из бусин.
- Я отдам тебе за него Оланти, - сказала Карми, нежно поглаживая это
странное ожерелье.
- Не надо, - отозвался принц. - Зачем мне второй Оланти?
- Смотри, - усмехнулась Карми. - Я еще раз не предложу.
- Мне ничего от тебя не нужно, - твердо повторил принц.
- Если б я знала... - проговорила Карми, вертя в руках "стажерский
ключ". - Если б я знала, что эта вещь у твоего отца, я бы обменяла ее на
Оланти.
- То, что случилось, не изменишь, - ответил молодой принц. - А я не
хочу от тебя ничего брать.
- Мне нужны только эти бусы и тетради Руттула, - сказала Карми. -
Остальное я могу тебе подарить. Если хочешь, можно и дарственную запись
составить.
Принц глянул на нее зверем:
- Вот что, госпожа моя, если ты взяла все, что тебе нужно, уходи и
оставь меня в покое. А насмешек твоих я терпеть не намерен - будь даже ты
трижды хэйми.
Карми пожала плечами:
- Извини, принц, если можешь... Да, я пойду, пожалуй. Прощай!
Она уверенно двинулась прочь. Ворота замка были еще открыты; стража,
получив известие о смерти хозяина, обсуждала происшествие, забыв о своих
обязанностях, несмотря на то, что начали сгущаться сумерки.
Карми беспрепятственно миновала ворота и вышла на мрачные улочки
города Лорцо. Сумерки - не самое лучше время для прогулок одиноких
девушек, и Карми несколько раз приходилось переходить на бег, чтобы
избавиться от пьяных ухаживаний, а разок, уже недалеко от дома Горахо, ей
пришлось показать, что она умеет драться.
Горахо, обеспокоенный неясными слухами, стоял у дверей своей лавки.
Карми подошла и скромно, как подобает небогатой девушке, поздоровалась с
ним, спросив об Ашаре.
- Ашар ушел, госпожа хокарэми, - ответил Горахо почтительно.
- А, - поняла Карми. - В моей сумке пошарили, похоже?
Горахо пропустил ее в дом.
- Говорят, в замке что-то произошло? - спросил он.
- Горту умер, - кивнула Карми, вытаскивая из-под скамьи свою сумку.
- Святые небеса! - воскликнул Горахо. - Отчего же он умер, моя
госпожа?
Карми, достав из сумки Смироловы хокарэмские одежки, сказала
равнодушно:
- От проклятия хэйми.
Она тут же начала переодеваться, и Горахо стыдливо отвел глаза.
- Собери лучше мне чего-нибудь поесть в дорогу, - сказала Карми,
заметив его смущение.
Горахо метнулся за провизией и мигом принес каравай хлеба и солидный
кусок вяленого мяса; в широкие листья раннего летнего транги был завернут
липкий комок сухого варенья, а в лыковом туеске лежало полдюжины яиц.
- Ну-ну, - сказала Карми, вертя в руках драные хокарэмские сапоги. -
Куда мне столько? - Она побросала съестные припасы в сумку, оставив часть
на скамье, бросила, решившись, сверху и сапоги, подумав, что лучше ходить
в удобных башмаках бродячей певуньи. - И не продашь ли ты мне нож?
- Метательный, боевой или... - начал горахо.
- Или, - усмехнулась Карми. - Есть ножи на саутханский лад, знаешь
такие?
- Конечно, госпожа. - Горахо тут же принес несколько ножей - довольно
тяжелых и длинных. Среди них был один наиболее ценный, в кожаных ножнах,
украшенных серебряными блестками, очень дорогой, но Горахо охотно бы
пожертвовал им, лишь бы избавиться от опасной гостьи.
Как он и ожидал, нож привлек внимание Карми.
- У меня на него денег не хватит, - проговорила она, примеряясь к
рукояти. - В долг поверишь?
- Да, конечно.
- Сколько за него хочешь?
- Шестнадцать эрау, - ответил Горахо, называя не ту цену, которую
запрашивал с покупателей, а ту, за которую в конце-концов продал бы нож
после упорного торга.
- Я заплачу не позднее чем через два месяца, - сказала Карми,
прикидывая в уме лорцоский ростовщический процент. Получалось, что через
два месяца ей придется заплатить почти двадцать пять эрау.
- Заплатишь, когда тебе будет угодно, госпожа, - поклонился Горахо,
вовсе не надеющийся когда-то получить за нож деньги.
Карми нацепила ножны с ножом на пояс, затянула ремень, одернула
куртку и, подхватив котомку, ушла. Когда она подошла к городским воротам,
было уже совсем темно, и они были заперты; однако стражники из уважения к
хокарэмскому сословию выпустили Карми через гонцовскую калитку. Конечно,
они узнали "Ашарову внучку", но задавать вопросы хокарэми ни у кого не
повернулся язык.
И Карми направилась на запад по Миттаускому тракту, спеша побыстрее
оказаться у горного озера, где сейчас стоял глайдер.
Шэрхо, получив возможность отлучиться от похоронной суеты только на
второй день, явился к Горахо наводить справки о таинственной хэйми.
Оружейник тут же заявил, что хокарэми ушла в тот самый вечер, когда умер
принц.
Шэрхо, услыхав, что Карми именуют хокарэми, удивился, но вида не
показал.
- Ты уверен, что она хокарэми? - спросил Шэрхо. - Лучше помолчать,
чем выдумывать невесть что.
- Но она на глазах у меня переоделась в хокарэмскую одежду, -
объяснил Горахо.
- А, тогда действительно, - равнодушно согласился Шэрхо, скрывая
недоумение. - Но я бы не советовал тебе об этом кому-нибудь рассказывать.
- Да весь город уже болтает, - возразил Горахо. И не с моих слов,
поверь.
К Шэрхо он мог позволить себе отнестись более фамильярно. Шэрхо был
давно всем известен, он был свой, лорцоский, и оружие, случалось, Шэрхо
покупал у Горахо.
- Все же лучше не болтать, - проговорил Шэрхо на прощание.
Получалось, чем дальше, тем больше загадок задавала странная девчонка
Карми. Конечно, она не могла быть хокарэми, Шэрхо в этом не сомневался,
однако откуда же она могла взять хокарэмскую одежду непонятно. И поведение
Карми ставило в тупик: слишком вольно она себя держала и с Шэрхо, и с
принцем.
"И для того, чтобы связаться с Карми, - вспомнил Шэрхо, - принц
отослал двоих хокарэмов - которые, как я понимаю, могли ее узнать."
Позже, когда весть о смерти хозяина дошла до этих двоих, они
вернулись, но ни один, ни другой не могли понять, кто эта девушка.
Приметы, которые тщательно описал Шэрхо, никого не напомнили двум
хокарэмам, каждый из которых не менее трех раз видел принцессу Сургарскую.
Но разве какой-нибудь хокарэм мог допустить, что аристократка может вести
себя подобным образом?
Стенхе и Маву, конечно, могли бы рассказать о своей подопечной
принцессе, но никто из майярский хокарэмов уже давно не видал их; ходили
даже слухи, что они погибли в Сургаре.
Из майярский хокарэмов кое-что о сургарской принцессе мог бы поведать
Мангурре, телохранитель Готтиса Пайры, но Мангурре, определив как-то
принцессу как забавную девицу, по обыкновению своему в подробности
вдаваться не стал, полагая, что чем меньше о женщине говорят, тем для нее
лучше.
5
Горное озеро встретило Карми безлюдьем, и хорошо знакомый пейзаж
воскресил в ее душе воспоминания о тех деньках, которые когда-то проводила
здесь маленькая принцесса Сава. Но когда она, миновав скалистый мыс,
далеко вдающийся в озеро, увидела со склона долину, в которой прежде
располагался лагерь Руттула, она поняла, что и здесь остались следы резни,
которая полгода назад пронеслась по Сургаре.
Шесты и рваные клочья шатров еще валялись на каменистой земле, а в
том месте, где раньше стояла палатка Руттула, был насыпан огромный курган
из небольших камней. Шест, стоящий на вершине кургана, пестрел вьющимися
на ветру лиловыми, оранжевыми и белыми лентами, и Карми по этому
поминальному знаку поняла, что весной, когда сошел снег, миттауские монахи
похоронили мертвых. Вероятно, где-то рядом они устроили и монастырь, и
Карми завертела головой, отыскивая их следы. Почти сразу она увидела
островерхих шатер из свежесрубленных бревен - часовню - и рядом -
недостроенную избу. Двое монахов тащили бревно, а еще один, совсем старый,
сидел у часовни, твердя молитвы.
Карми спустилась к постройкам и, подойдя к часовне, села около
монаха, а тот, не обращая на нее внимания, тянул речитатив на древнем
языке, на котором тысячу лет назад говорило все население этого края от
западного Майяра до восточного Саутхо. Современный миттауский был ему
родственен, но, зная этот язык достаточно хорошо, Карми могла только
догадываться, о чем ведет речь старый монах. Перед ним лежала книга, и
старик даже перелистывал ее страницы, но текст монах бормотал наизусть,
лишь изредка сверяясь с книгой.
Дочитав до конца главы, монах остановился. Он потянулся за кувшином с
питьем, но Карми опередила его, услужливо налив пахучий мятный напиток в
затейливо разукрашенную глиняную чашку.
Монах поблагодарил ее на ломаном майярском; Карми поспешно ответила
по-миттауски. У монахов с хокарэмами отношения сложные, но миттауские
монахи более терпимы к людям, чем майярские; тем более, что и девушка в
хокарэмской одежде не склонна была задирать служителей божьих.
Как надо разговаривать с миттаускими монахами, Карми не знала; в дни
ее прошлогоднего путешествия в Миттаур с монахами разговаривал Стенхе, для
нее же самой они были тогда неинтересным приложением к пещерным храмам
Нтангра и монастырю Карали-лори. Теперь приходилось пенять себе за
невнимательность, и Карми, вздохнув, начала нащупывать манеру общения.
Она заговорила о красотах нтангрских храмов - эта тема была приятна
миттаусцам; монах, благосклонно предложив ей поесть с дороги, вручил чашку
со своим питьем. Карми, с удовольствием прихлебывая из чашки прохладный
напиток, выслушала притчу о трех путниках, сама тут же рассказала другую
притчу, и монах, с каждой минутой все дружелюбней относящийся к девушке,
