ожил. - Значит, продолжим.
Скоро боль стала нестерпимой. Роб вспомнил совет Перкинса не кричать
слишком громко, но решил, что скорее не вымолвит ни звука, чем встанет
перед ними на колени. Он сжал зубы и чуть повернул голову. Молоток ударил
в другое место. Облегчение, но не надолго.
Дикая боль заполнила все вокруг. Он уже не видел лиц, не слышал
голосов. Не было ничего, кроме боли - огромной, слепой, ненасытной, она
пожирала все новые и новые удары, которые разрывались в ней с
оглушительной силой. Несколько раз он чуть не потерял сознание. Он хотел
этого, но боль вытаскивала его. Наконец, помимо своей воли, Роб закричал.
Удары прекратились. Кто-то сказал:
- Ладно, на сегодня хватит. Продолжим лечение завтра.
С тумбочки взяли люмосферу. Шаги и голоса стихли. Ушли. Нестерпимо
болела голова. Спасительный сон не приходил. Завтра ночью... И на
следующую ночь? Похоже, они не собирались оставлять его в покое.
Несмотря на боль, он попытался обдумать свое положение. Ему
предстояло прожить здесь еще четыре года - до семнадцати лет. Даже если
прекратятся пытки, у него не будет ни родного дома, ни спасительного
уединения, ни книг. А привыкнуть к такой жизни куда страшнее. Есть и
другой вариант. Но лучше терпеть мучения, чем уподобиться этим палачам.
А если он попытается сбежать, куда он пойдет? К тетке? Шеффилдский
Урбанс так далеко, да и примет ли она его? Кеннели - ближе, но и там
никакой надежды. Мистер Кеннели уже один раз отказался ему помочь, а
теперь и подавно не захочет неприятностей с властями. Побег из
государственного интерната - дело нешуточное.
Куда еще? Попробовать жить одному, но как, где? Неделю-другую можно
прятаться от полиции в брошенных домах, а потом? Денег почти нет. А когда
и те кончатся, попроситься в какую-нибудь банду? Могут и не взять...
Он не смог бы затеряться в толпе. В этом обществе каждый занимал
строго определенное положение, по которому всегда можно было установить
личность любого человека. Скрываться в Урбансах - безнадежная затея.
В Урбансах... А если? Неожиданно возникшая мысль пугала и
завораживала. Его мать пришла в Урбанс из Графства. Что если он осмелится
сделать наоборот? Пустые поля. Фермы. Там наверняка можно будет найти пищу
и кров...
Неотвязная мысль еще долго не давала ему уснуть.
3. ЧЕЛОВЕК С КРОЛИКАМИ
По воскресеньям утренней разминки не было, а завтрак начинался не
раньше восьми тридцати. Сигнал звенел за час. После завтрака мальчики
расходились по домам и чистили перышки к десятичасовой службе в
интернатской церкви. Служба длилась полтора часа, и потом до обеда еще
оставался свободный час.
Роб решил, что для побега лучшего времени, чем обед, не найти. Вряд
ли кто-нибудь заметит его исчезновение - воскресенье было единственным
днем недели, когда на обед подавали терпимую пищу, и никто, а уж тем более
дежурные старшеклассники, не пропускали его. А если хватятся после обеда,
могут подумать, что он где-нибудь прячется, дабы не искушать судьбу, ища
новых наказаний за возможные провинности. До вечерней переклички побег не
обнаружится, а это значит, что у него есть целых шесть часов.
Когда прозвенел звонок к обеду, он вышел вместе со всеми, но потом
незамеченным прокрался обратно. У всех мальчиков были маленькие
чемоданчики для изредка разрешенных визитов к родственникам. Роб сложил в
него самое необходимое: письма матери, ее фотографию, сменную одежду,
зубную щетку, плитку шоколада, которую удалось спрятать. Он выскочил из
корпуса и, пробираясь самой глухой тропкой, пошел к главным воротам.
До шоссе было довольно далеко, последние метры он уже бежал. На
счастье, долго ждать не пришлось, и через несколько минут, плавно скользя
вдоль подземных электрифицированных рельсов, подкатил автобус. Роб опустил
к щель монетку и прошел на заднее сидение. В автобусе было еще пять
пассажиров.
За полдень распогодилось, через стекло автобуса ласково пригревало
солнце. Машин на улицах было немного - обычно в погожие дни большинство
людей стремилось уехать из Лондона к морю или куда-нибудь поразвлечься.
Роб чувствовал отчаяние. Перед глазами мелькали улицы. Сомнения не давали
покоя мальчику. Зачем он вообще сюда приехал? Его схватят раньше, чем он
доберется до границы, и отправят в интернат. А потом? Новое, еще более
тяжкое наказание - "официальное" и "неофициальное". Вдобавок, прицепят на
запястье унизительный радиопередатчик, который будет сообщать о его
передвижении. О второй попытке бегства можно и не мечтать.
Пока не поздно, надо возвращаться. Но удастся ли проскользнуть
незамеченным? А если - нет? Автобус обогнул Трафальгарскую площадь. На
солнышке чинно расхаживали голуби; били фонтаны; с плексигласовой колонны,
сменившей каменную, взирал Нельсон. Нет, решил Роб, он ни за что не
вернется, и постарается не попасться им в руки.
У вокзала подвесной дороги он выскочил из автобуса и нырнул в первую
попавшуюся будку видеофона. Там, поглядывая в карманное зеркальце, нет ли
слежки, он скинул школьную красно-коричневую куртку с отличительным
значком, скомкал ее и запихнул между стеной и будкой. Мусорщики придут
только следующим утром, а до тех пор, если повезет, тайник не обнаружится.
Он придирчиво осмотрел себя: серые брюки, белая рубашка. Вполне заурядный
вид, если бы не этот предательский галстук "школьного" цвета. Роб сорвал
его и сунул вместе с курткой. После этого он сразу почувствовал себя
лучше.
Расспрашивать было опасно, и Роб бродил по вокзалу, глазея по
сторонам. На табло он отыскал Рединг. Решение было уже принято - лучшего
пути в Графство не придумать. Граница проходила в нескольких милях
севернее Рединга. Увидев цену билета, Роб вздрогнул. Одиннадцать с
половиной фунтов, на два фунта больше, чем было у него в кармане. На
счастье, детские билеты оказались вдвое дешевле.
Поезд отходил через двадцать минут. Купив билет, Роб решил где-нибудь
перекусить. После скверного интернатского завтрака прошло полдня, и он
порядком проголодался. На огромном голографическом рекламном табло перед
буфетом золотисто-коричневый цыпленок-великан поворачивался на вертеле и
плюхался на гигантскую тарелку с грудой хрустящего жареного картофеля.
Впечатление усиливалось дразнящим запахом, который безжалостно атаковал
ноздри мальчика. А над картинкой торопливой ленточкой подмигивало:
- Это блюдо... сегодня... всего 2,25 фунта...
Роб проглотил слюну и отвернулся. В ближайшем автомате за пятьдесят
центов он получил сэндвич с прозрачным пластиком ветчины и печенье, но
голод не унимался. Не в силах больше бороться с дурманящим ароматом
рекламы, Роб пошел к поезду, хотя до отправления оставалось пятнадцать
минут. На удивление, оба вагона оказались почти полными. Он не мог понять,
почему все вдруг решили поехать в Рединг, пока не услышал, что его
попутчики напротив говорят о Карнавале.
В Урбансах часто устраивали Карнавалы. По поводу и без повода, в
любом месте и в любое время. Люди съезжались со всей округи, даже
издалека, чтобы окунуться в суматошную кутерьму Карнавала, веселую
мешанину из танцев, парадов, уличных шествий, обильной еды и выпивки.
Карнавал спутал все планы. Роб хотел уехать в самую северную часть города
и оттуда пробираться к границе. А теперь... Автобусы наверняка ходят, как
придется, если вообще ходят.
Еще было время сойти с поезда и взять билет в другое место - скажем,
в Челмсфорд, тоже недалеко от границы. Но на второй билет не хватало
денег. Если попробовать обменять билет, придется идти в Справочную службу,
а там начнутся расспросы: кто, зачем... Нет, уж лучше сидеть тихо.
На минуту бравурная духовая музыка, заполнившая вагон, уступила место
сигналу отправления. Едва стих мелодичный перезвон, вновь грянули духовые,
и поезд заскользил вдоль сверкающих стальных проводов.
Путешествие не отняло и двадцати минут. Поезд мчался удивительно
плавно, едва заметно покачиваясь на поворотах. Внизу мелькали улицы. Сразу
за городом начинались просторы Зеленого Пояса, усеянные искусственными
озерами, садами и парками с развлекательными центрами, вместившими все для
беззаботного отдыха урбитов.
В Рединге толпы народа заполнили привокзальную площадь. Из
репродукторов без умолку лилась музыка вперемешку с крикливой рекламой.
Когда Роб сошел с поезда, зазвучала популярная песенка "Ты - мой, я -
твоя". Все радостно подпевали. Ни автобусов, ни транспорта вообще не было
видно.
Музыка смолкла, и раздалось громогласное, разнесенное мощным эхом:
- Вы счастливы?!!
- Да! - грянул в ответ дружный хор.
- Тогда оставайтесь с дядюшкой, дамы и господа! Скоро, очень скоро вы
насладитесь восхитительными танцами Воздушных Девочек! Плавно, словно
облачки, они будут парить над вашими головами в своих прозрачных
пузырьках! Семь очаровательных девушек! Всего несколько минут терпения - и
вы увидите их!
Толпа ликовала. Роб подошел к жизнерадостному краснолицему мужчине
лет сорока.
- Простите. Вы не подскажете, где здесь автобусная станция?
- Зачем тебе автобус? - Мужчина был слегка навеселе. - Оставайся и
посмотри представление! Это здорово! Я уже видел.
- Боюсь, я не смогу.
- Что за чепуха? Сможешь! Это же Карнавал!
Роб покачал головой. Теперь мужчина смотрел на него, подозрительно
сощурившись:
- А что ты тут делаешь? Ты ведь приезжий?
- Я приехал навестить свою тетю. Она больна.
- Один приехал?
- Мама уже там, - Роб лихорадочно соображал, как сделать историю
более убедительной. - Папа не смог поехать, он по воскресеньям работает.
- Значит, один, - сказал мужчина уже дружеским тоном и, перекрикивая
музыку, - Эй! Тут мальчишке надо к больной тетке! Он один приехал,
издалека! У кого-нибудь есть рядом машина?
- Нет-нет! - испугался Роб. - Не беспокойтесь, я на автобусе. Я
только хотел...
Но помощники быстро отыскались. Доброжелательство было неотъемлемой
частью Карнавала, наряду с пирушками и веселыми забавами. Во всяком
случае, в начале Карнавала. На слабые протесты Роба никто не обращал
внимания. Он сделал последнюю попытку:
- А как же Воздушные Танцовщицы?..
- В другой раз увидим, - беспечно ответил его благодетель, молодой
парень, лет двадцати с небольшим. На его груди поблескивал значок со
сцепленными кольцами, что выдавало профессионального спортсмена.
- Ну, поехали к твоей больной тетке. Моя машина тут рядом. Где
тетка-то живет?
- Шеффилд-роуд, 131, - выпалил Роб.
- Где это? - нахмурился спортсмен.
- Северный Рединг, - рискнул Роб. - Но прошу вас, не беспокойтесь...
- По дороге спросим, - предложил кто-то.
- Конечно, - согласился спортсмен. - Найдем! Ну, парни, кто со мной?
Машина на десятерых! Посмотрим, где прячется эта Шеффилд-роуд!
Всякие причуды тоже были в традиции Карнавалов. Спортсмен прямо-таки
светился от счастья обладания десятиместным электромобилем - только одна
модель была еще больше. Желающих прокатиться собралось восемь человек. Роб
уже не сопротивлялся, оставалось лишь надеяться, что удастся ускользнуть
по дороге.
Электромобили, как и автобусы, оснащались автоматическими счетчиками,
которые регулировали потребление энергии, а значит, и скорость. На
городских улицах был установлен более низкий предел. Впрочем, для
спортсмена, похоже, никаких пределов не существовало - он умудрился
