все это произошло без всякого шума, однако, чуткое ухо Вильчуры подхватило
какое-то необычайное движение на дворе. Так как Боркович преспокойно
продолжал сидеть на скамейке, вовсе не собираясь уходить, то начальник
стражи обеспокоенный попросил у него извинения, что оставит его одного и
пойдет узнать, что нарушило тишину в его замке...
Мацек, которого Вильчура угостил кислым пивом, вынужденный его пить,
чтобы не обидеть хозяина был в отвратительном настроении; несмотря на это
он не трогался с места в надежде, что, в конце концов, ему удастся
привлечь на свою сторону упрямого Вильчуру. Лишь только начальник стражи
появился на дворе, Кохан подскочил к нему и показал ему бумагу за подписью
и печатью короля. В первый момент Вильчура остолбенел, но Рава в двух
словах объяснил ему, в чем дело. Колебаться и размышлять нельзя было.
Старый солдат только улыбался, видя, как Провидение само толкнуло
преступника в руки правосудия.
Хотя Боркович был один, а против него было столько людей, однако,
Кохан слишком хорошо его знал, чтобы допустить мысль, что он отдаст себя
без сопротивления... Надо было готовиться к жестокой борьбе с ним.
Вильчура, вместо того, чтобы возвратиться в хату, велел себе подать
солдатское ружье и меч. Люди приготовили веревки с петлями, Кохан стоял
наготове с обнаженным мечом. Начали совещаться, как бы выкурить Борковича
из хаты. Расставили кругом людей, чтобы преступник не убежал на валы, с
которых мог бы броситься в воду.
Между тем Мацек после ухода Вильчуры первое время сидел спокойно,
задумавшись, ожидая его возвращения. Стихший на дворе шум его не
интересовал и не возбудил в нем никакого подозрения.
Видя, что хозяин очень долго не возвращается, и принимая его уход,
как обиду нанесенную ему, Мацек поднялся со скамьи, все еще ни о чем не
догадываясь. Ругая и проклиная грубияна, Боркович не знал, на что
решиться: ждать ли ему или обидеться и уехать? Но Вильчура ему был
необходим, и надежда склонить его на свою сторону еще не была потеряна, а
потому Мацек, решив прождать его еще некоторое время в душной и вонючей
комнате, сел обратно на скамейку. От скуки он начал прислушиваться к
доходившим извне звукам.
Боркович не мог понять того, что происходит на дворе. Он ясно слышал
перешептывание, быстрые, тяжелые шаги, беготню около стен, приказания,
отдаваемые глухим голосом, но ему и в голову не приходило, что это может
относиться к нему.
Ведь он мечтал о том, как здесь будет повелевать!..
Прождав больше часа и потеряв терпение, он послал ко всем чертям
негостеприимного родственника из рода Напивонов и, нахлобучив шапку на
голову, направился к выходу.
Как мы уже выше упомянули, дверь была низкая, и пар из бани
устремлялся прямо в нее. Открыв дверь, Мацек должен был нагнуться и из-за
облаков пара, застилавшего глаза, не мог рассмотреть того, что происходит
на дворе; он заметил там очень много людей...
Лишь только Мацек переступил порог, и не успел он еще выпрямиться,
как невольник татарин, славившийся своим умением арканами ловить лошадей и
нарочно поставленный у самого выхода, забросил ему петлю на шею. Староста,
не предполагавший о таком нападении, с диким ревом упал на землю, как
раненый зверь. Однако, он тотчас же изо всех сил - а у него их было не
мало - шарахнулся в сторону, приподнялся и вероятно освободился бы от
петли, если бы не подоспело несколько человек, которые повалили его, насев
на него всей своей тяжестью. Боркович хотел было выхватить меч, но ему не
удалось, так как ему крепко привязали руки к спине. Несмотря на столь
численное превосходство напавших на него людей, староста защищался как
зверь и даже одному из тех, которые его связали, откусил кусок уха. Но
напрасны были все его усилия; его все-таки связали так, что он
пошевельнуться не мог, и Кохан с королевским указом в руках подошел к
нему.
На дворе наступила гробовая тишина; все взоры были устремлены на
лежавшего на земле старосту, и никто не заметил, что старший его слуга,
обеспокоенный долгим отсутствием своего господина, прибежал посмотреть,
что с ним делается и, воспользовавшись отсутствием стражи при воротах,
убежал в город.
Между тем Кохан в присутствии свидетелей прочел лежавшему на земле
старосте королевский приговор, присуждавший его к смертной казни. В бумаге
было упомянуто, что он должен быть наказан наравне с отцеубийцами.
Гром, разразившийся над Борковичем как раз в то время когда он был
уверен в предстоящем ему успехе, когда он хвастался своей победой, мог
уничтожить всякого другого, но не Мацека... С налившимися кровью глазами,
которые, казалось, выходили из орбит, с посиневшим лицом, с раздутыми
жилами, с пеной у рта, связанный извивался, напрягая свое тело, так что
некоторые веревки порвались, и его пришлось связать другими; однако, он не
просил о сострадании, а рычал, как зверь, извергая самые страшные
проклятия.
Мацек осыпал Кохана, в чьей власти он находился, самыми постыдными
ругательствами и, вместо того чтобы умолять его о снисхождении, поносил и
бесчестил человека, в руках которого находилась его жизнь.
Но Рава в этот момент был так счастлив, что столь трудная задача
совершилась с такой легкостью, что со смехом выслушивал все оскорбления и
проклятия, хотя некоторые из них сильно задевали его; но он старался,
чтобы этого не заметили присутствующие.
После прочтения королевского приговора Кохан приказал связанного
пленника отнести в нижний этаж замка и запереть его там. Он не только не
велел освободить его от веревок, а, наоборот, приказал еще крепче
привязать. Для охраны преступника поставили двадцать человек стражи и им
приказано было, под страхом смерти, не спускать с него глаз и не допускать
к нему никого.
Сам Кохан от усталости еле держался на ногах и должен был удалиться,
чтобы отдохнуть.
Тем временем из замка наскоро послали сильный отряд, чтобы захватить
людей Борковича и отобрать все, что при них было, так как все богатства и
все принадлежавшее Борковичу должно было быть конфисковано в пользу казны.
Но посланный отряд, прибыв на постоялый двор, где Боркович остановился,
никого там уже не застал, а нашел лишь разбросанное сено, солому и пустой
воз со сломанным колесом, потому что люди его разбежались, и каждый
захватил, что мог.
Кохан, опасаясь родни Борковича и его приятелей, не хотел его ни
долго держать в замке, ни там подвергнуть наказанию; к тому же он еще не
выбрал для него род смерти и хотел запросить короля. Хотя Казимир
предоставил ему полную свободу в выборе наказания, лишь бы преступник
погиб смертью, которая наведет на других ужас, однако, Рава не хотел брать
на себя ответственности. Он помнил, что у Казимира на прощанье вырвались
слова:
- Никакого сострадания к нему и не надо принимать во внимание ни его
происхождение ни его общественное положение... Это скотина и смертью
скотины он должен погибнуть. Однако, какого рода эта смерть должна быть
Рава не мог догадаться.
Известие об аресте Борковича и о приговоре над ним быстро разнеслось
по всей окрестности; его распространили бежавшие слуги Мацека. В ту же
ночь об этом узнал брат Мацека, находившийся недалеко от города. Опасаясь,
чтобы его не постигла та же участь, так как он помогал Мацеку во многих
нападениях и насилиях, он тотчас же вызвал к себе племянника, сына
Борковича, чтобы сообща обсудить, как им поступить. Ясько советовал
захватить с собою деньги и бежать заграницу и оттуда что-нибудь
предпринять, чтобы отомстить за Мацека. Сын же был того мнения, что нужно
во что бы то ни стало спасти отца: подкупить стражу или силой его
освободить. Не слушаясь совета дяди, племянник стрелой помчался в Калиш,
не желая своих сил, лишь бы застать отца живым.
Прискакав в город, сын Борковича, не теряя ни минуты, направился в
замок, несмотря на то, что знал, что рискует своей собственной жизнью. Он
хотел проникнуть к отцу, но его не допустили.
Поднятый им шум разбудил Кохана, который во время отдыха успел остыть
от гнева; не волнуясь, а совершенно хладнокровно, он вышел к молодому
Борковичу, задыхавшемуся от гнева и злости. Сын унаследовал от отца его
гордость... Унижаться и просить он не умел... он напал на Кохана с
упреками и угрозами... Говорил, что поедет к королю, что Кохан ответит за
жизнь отца...
Речи его были несвязны и трудно было понять, что он говорит. Рава
спокойно выслушал его; он понимал, что любовь к отцу руководит сыном и
доводит его до невменяемости.
- Я послан от имени короля, - произнес он холодно, - и должен
исполнить то, что мне приказано. Ни просьбами, ни угрозами вы на меня не
повлияете. Могу лишь вам посоветовать, потому что мне жаль вашей молодости
- уходите отсюда по-добру, по-здорову.
Но молодой Боркович не унимался, и, чтобы избавиться от него,
пришлось прибегнуть к силе. Кохан, опасаясь нового нападения на замок,
велел немедленно снарядить воз, в который бросили Мацека, привязав его к
доскам; кругом него посадили солдат с ружьями в руках, и воз, окруженный
вооруженной стражей, во главе с Коханом, тронулся в Олькуш, куда должны
были привезти ответ из Кракова относительно рода смерти преступника.
Кохан знал, что у воеводы, кроме брата и сына, было много преданных
друзей среди его единомышленников, которые захотят его освободить, и
полагал, что замок в Олькуше более надежное убежище, чем в Калише, и туда
приятели Мацека не сумеют проникнуть.
Начальник дворцовой стражи в Олькуше, которому Кохан заранее дал
знать о своем прибытии, испуганно встретил его у ворот замка, передал ему
все ключи и просил освободить его от обязанности стеречь королевского
пленника. Зная хорошо Борковича, он боялся взять на себя ответственность,
и ссылался на отсутствие достаточной стражи и надежного помещения.
Воз ввезли во двор, и Кохан в сопровождении бургграфа, по имени
Моравец, пошел осматривать замок. Во время дороги из Калиша в Олькуш Кохан
убедился, что Мацек не потерял надежды вырваться на свободу. Лежа на возу,
он по целым ночам зубами разгрызал веревки, старался подкупить стражу
заманчивыми обещаниями, ни минуты не был спокоен и все время кричал и
грозил.
Поэтому все здания замка в действительности показались Кохану
неподходящими для заключения такого преступника, на помощь которого могли
явиться брат, сын и друзья.
Наконец, бурграф привел Кохана к башне, когда-то построенной для
самых опасных преступников. Она не высоко выделялась над землей, но в ней
было глубокое, с каменными стенами, подземелье, куда можно было проникнуть
лишь по длинной приставной лестнице. Склеп этот был без окон и лишь
наверху имел входное отверстие, прикрытое железной дверью на запоре. Он
был темный, сырой, глубокий и узкий, как колодец; в нем, за все время
существования, содержались лишь двое убийц, которые, после месячного
пребывания, еле живыми были вынесены наверх, чтобы быть повешенными. Это
была могила, куда смерть приходила медленно, заставляя мучиться и страдать
от темноты, холода и гнили...
Моравец указал на эту яму, как на единственное, безопасное место для
заключения Борковича, и Кохан решил поместить туда претупника, пока
получится ответ короля. Моравец заявил, что только за эту яму он ручается,
что пленник из нее не выберется, и никто туда не проникнет. Без всякого
сострадания к Борковичу, его опустили на дно склепа, освободив его от
веревок, и бросили туда немного соломы; Моравец тотчас же велел вытянуть
