нее и с помощью моего ума я скоро достигну того, к чему стремлюсь!
Мацек сбросил с себя стеснявшую его нарядную одежду, в которой он был
во дворце, приказал подать мед и вино и, разлегшись на скамье, дал волю
языку. Тщетно более осторожные слушатели сдерживали его; он не обращал на
них внимания и ничего не боялся.
Сначала он высказал намерение немедленно покинуть Краков и
возвратиться в Великопольшу, чтобы показать своим врагам, что одержал над
ними верх; затем он подумал и решил денька два еще остаться в столице,
якобы для отдыха. Но всем, знавшим хорошо Борковича, было известно, что он
никогда не нуждался в отдыхе и не любил его, и они догадывались, что он
остался не без известной цели. Действительно, на следующий день он посетил
многих влиятельных лиц в столице, был у епископа, зашел и к престарелому
Неорже, который теперь, помилованный королем, скромно жил в столице,
порицая короля и новые порядки в тесном кружке единомышленников. Говорят,
что в этом-то кружке недовольных Неоржа первый прозвал Казимира "Королем
хлопов", и под этим именем он остался известен и в истории.
В приеме, оказанном Неоржей великопольскому бунтарю, было больше
любопытства, чем доверия к нему.
- Ну что? - спросил он его. - И вы пришли на поклон к королю, просили
у него прощения и не думаете больше о свободах для дворян? Таковы вы все,
умеете лишь болтать языком, а когда приходится дело делать, то людей для
этого не оказывается!
- Вы так думаете? - возразил насмешливо Мацек. - Но вы ошибаетесь, я
не из таких! Я долго и терпеливо высиживаю моего цыпленка, но когда он
вылупится, будет чем полюбоваться.
- Недоноском! - расхохотался Неоржа, причем пожал плечами и плюнул.
Боркович стал пунцовым от обиды и, с презрением взглянув на
хохотавшего Неоржу, проговорил:
- Еще никогда не случалось, чтобы я не осуществил своего намерения! Я
это докажу вам и тем, которые мне поверили, что я вырву из рук деспота
Великопольшу.
Мацек пригрозил кулаком.
- Может быть, я у него отниму еще кое-что, о чем говорить не хочу, -
прибавил он со смехом. - Вот увидите!
Неоржа недоверчиво покачал головой, и это окончательно вывело
Борковича из терпения. Нагнувшись к уху старца, он прошептал:
- Раньше чем стать королевой, она дарила мне свои ласки. С ее помощью
я буду тут властвовать...
При этих словах он показал полученный от нее перстень. Изумленный
Неоржа молчал.
- Король состарился, мягок, слишком доверчив, жена сумеет его
заставить сделать все, что она захочет, а руководить-то ею буду я, -
сказал Боркович, хвастаясь и вдруг, не докончив, прервал свою речь.
Вскоре вслед за этим они расстались, так как Мацек торопился побывать
еще и у других, а Неоржа не пожелал дольше задерживать такого опасного
гостя. В сумерки, отправив слуг домой и закутавшись в плащ, чтобы не быть
узнанным, он проскользнул в замок. Еще во время свадебных пиршеств он
изучил все ходы в апартаментах королевы и ее женского персонала. Заметив
свет в комнате Конрадовой, он смело проник к ней.
Старуха, хоть и знала о пребывании Борковича в столице, остолбенела,
увидев его перед собой. Опасаясь, чтобы он при девушках, находившихся в
комнате, не заговорил о том, чего им слышать не следовало, она поспешно
выслала их вон.
- Видите, - сказал развязно Боркович, - что я не забываю о моих
старых знакомых, да при том я никогда не являюсь с пустыми руками. Хотя
королева прошлый раз меня плохо приняла, но я надеюсь, что она одумалась.
Мне необходимо с ней повидаться, и тут никакие отговорки не помогут.
Конрадова слушала, насупив брови.
- Поищите другого посла к ней, - произнесла она, - а я ни слышать, ни
знать об этом не хочу!
- Это уж старая песенка, которую я слышал от вас обеих, - возразил
Мацек, - но я не позволю, чтобы меня отправили ни с чем. Не доводите меня
до крайности, а то плохо будет! Когда я покажу перстень и расскажу, каким
образом и где я его получил, то это еще будет полбеды, но когда я захочу
мстить и начну рассказывать о том, что было и чего не было...
Он рассмеялся, многозначительно подмигивая глазами.
Старая воспитательница, свыкшаяся уже с его угрозами, не высказывала
особенного страха. Она лишь молча окинула его взглядом и затем начала
внимательно рассматривать лежавшее перед ней рукоделие. Боркович напрасно
ждал ответа. Гнев в нем усилился.
- Вы одумались? - спросил он.
- Не о чем было думать, - пробормотала старуха. - Уходите прочь, вы
ничего не добьетесь от меня.
Мацек, выведенный из терпения, послал старуху ко всем чертям.
- Мне некогда ждать, - произнес он, - я должен завтра отсюда уехать.
Одно лишь могу вам сказать: предупредите королеву, что я даю ей
десятидневный срок. Захочет она меня выслушать, то я приду тайком, и никто
меня здесь не увидит; если же она знать меня не захочет, то я докажу, что
мы знали друг друга близко. На десятый день я сюда пришлю своего слугу за
ответом. Я тогда буду знать, как поступить, смотря по тому, какой будет
ответ - да или нет.
Старая воспитательница покачала головой.
- Я вам уже сегодня говорю, что нет. Напрасно только пошлете слугу.
- Ты своей головой ответишь, старая ведьма, - воскликнул гневно
Боркович, - если не передашь королеве моего ультиматума!
Сказав эти слова, он грозно взглянул на неподвижную от страха старуху
и ушел. Едва успел удалиться Боркович, как медленно раскрылись двери из
комнаты королевы; в них появилась бледная, дрожащая, как лист, Ядвига.
- У вас двери открыты для всех и каждого? С этого дня у всех входов,
ведущих в мои покои, будет поставлена стража, и никто без доклада не
перешагнет порога.
Конрадова хотела оправдываться, но Ядвига жестом остановила ее и
сурово проговорила.
- Вы слышали? Я так приказываю.
Отвернувшись от своей наперсницы, Ядвига медленным шагом возвратилась
в свою комнату.
Мацек злой и раздраженный, возвратился к себе на постоялый двор.
Выместив свой гнев на слугах, которых застал распивающими пиво, он велел
им приготовиться к отъезду.
Его единомышленники, видевшие его накануне веселым и в хорошем
расположении духа, не могли понять, что с ним приключилось. Он сам ни в
чем им не признался.
- Нам тут уже нечего делать! - говорил он. - А дома найдется работа.
Завтра на коней!
На следующий день на рассвете Боркович вместе с сопровождавшими его
великополянами поспешно покинул столицу. Отъезд его был таким неожиданным,
что в течение целого дня многие из его знакомых приходили на постоялый
двор в полной уверенности, что он еще там.
Боркович направился прямо в Познань, не обнаруживая никакого страха
ни перед Вержбентой, ни перед другими, неприязненно относившимися к нему.
С того момента, как король так снисходительно к нему отнесся, его дерзость
еще более увеличилась.
Когда его единомышленники уговаривали его быть осторожным, он над
ними насмехался и говорил:
- С этим королем я достигну всего, что захочу! Он знает мою силу. Для
борьбы со мною он слишком слаб. Он предпочтет отказаться от Великопольши,
чем тягаться из-за нее со всеми землевладельцами, - а они теперь все на
моей стороне!
В Познани уже заранее были предупреждены о предстоящем приезде
Борковича, потому что из Кракова прибыли известия, что король оставил его
старостой и не лишил доверия. Более робкие противники присмирели и
притаились.
Вержбента продолжал относиться к Борковичу с прежним недоверием и не
переменил о нем своего мнения. Староста, хоть и втихомолку угрожал ему,
однако не решался открыто выступить против него. Он знал, что напугать
Вержбенту нельзя, а совершить так скоро после убийства Бенко новое
преступление он не осмеливался.
- Дождется и он своего, - ворчал Мацек, - не уйдет он из моих рук.
Найду его всегда, лишь только захочу.
Мацек устроился в Познани наподобие того, как в Козьмине, и открыл
свой гостеприимный дом для всех своих единомышленников. Туда прибыл брат
его из Чача и сын, чтобы приветствовать победителя. Мацек безжалостно
насмехался над своим братом, у которого не хватило мужества, чтобы
сопровождать его в Краков, и долго не хотел ему этого простить. Боркович
еще пуще прежнего стал подстрекать великополян не отдаваться в кабалу
Казимиру.
- У нас свои собственные права, старые обычаи, мы на особом положении
и такими должны остаться, - говорил он.
Все ему поддакивали, потому что он льстил их самолюбию, утверждая,
что землевладельцы должны иметь больше значения, чем король, что когда-то
они сами выбирали князей и их низвергали.
Время проходило в различных собраниях. Все заметили, что Боркович с
нетерпением чего-то ждет. Он говорил, что ожидает прибытия посла из
Кракова, но какое известие он оттуда надеется получить, никому не говорил.
Прошло около двух недель, а оставленный Борковичем в Кракове искусный
слуга Хвалек все еще не возвратился. Хвалеку было всего лишь двадцать лет,
но, живой как ртуть, он был необычайно ловок, проницателен, хитер, и
Боркович часто поручал ему такие дела, от исполнения которых отказались бы
люди постарше.
Ожидая со дня на день приезда Хвалека, Мацек ежедневно осведомлялся
и, к своему огорчению, получал отрицательный ответ. Наконец, на
пятнадцатый день Хвалек прибыл и не успел сойти с лошади, как ему
приказано было явиться к старосте.
- С какими известиями ты приехал? - спросил Боркович, встретив посла
на пороге и приглядываясь к нему.
- Я возвратился ни с чем, - ответил Хвалек. - К старухе меня не
допустили. Вход в ее комнаты охраняется стражей, которая не всякого туда
пропускает.
- И ты испугался часового? - крикнул Боркович.
- Ничего подобного! - воскликнул юноша, обиженный подобным
подозрением. - Мне было приказано поговорить со старухой и принести ее
ответ, и я должен был это исполнить. Меня не пропустили через дверь, я
влез на окно и до тех пор стучал в него, пока старуха не выглянула. Я ей
сказал то, что мне было поручено, и в ответ на это она меня прогнала, а
часовой объявил мне, что меня бросят в темницу, если я осмелюсь еще раз
проникнуть туда.
Мацек, услышав этот рассказ, побледнел и от гнева заскрежетал зубами.
Пригрозив юноше кулаком, он крикнул:
- Убирайся!
С этого дня в Борковиче произошла большая перемена. Гнев, кипевший в
нем, заставил его забыть о всякой осторожности и довел до безумия. Он
открыто стал поносить короля, и даже те, которые привыкли к его дерзкому
самохвальству, находили, что он слишком много себе позволяет.
- Это король еврейский и мужицкий! Недаром его так называют, -
говорил он во всеуслышание. - Нас, дворян, он не любит. Ну посмотрим,
защитят ли его жиды и хлопы, когда рыцарство поднимется против него.
Речи его выслушивались молча, и редко кто отваживался утвердительно
кивнуть головой.
- Даже королеву он подобрал себе под стать, - говорил Боркович. - Я
ее давно уже знаю и целовался с ней, раньше чем ее выдали за короля.
Подняв руку вверх и указывая на перстень, он продолжал:
- Вот видите этот перстень. Она мне подарила его на память о нашей
любви. Она уже была тогда невестой короля, и этот перстень она получила от
него.
Слушатели остолбенели. Они хотя и слышали какие-то намеки
относительно его пребывания при силезском дворе, но такое громогласное
самохвальство было для них неожиданно.
- О, королева! - продолжал Мацек, выпивая бокал до дна. - Пью за ее
здоровье! Она даже и после свадьбы не брезгала мной, и я бывал в ее
