дела". Она отвернулась и деловитой рысцой потрусила вдоль забора,
сразу позабыв про Алешку.
Ему вдруг стало грустно, одному на пустой незнакомой улице.
И шофер куда-то исчез...
Алешка сорвал сухой стебелек, смерил его по длине мизинца,
торчком зажал между указательным и средним пальцами. Потом развернул
обе ладони, будто книгу. Тень стебелька перескочила шесть пальцев.
Неужели шесть часов? Вот тебе и "скорее"!
Это Валька его научила так измерять время. А раз она сказала -
значит, все правильно. Она никогда не врет ему. Не то что Алешка. Он
терпит, терпит, а потом что-нибудь да сочинит. Зачем-то наврал про
метеорит, который зажег торф... А может быть, не наврал? Может,
правда был метеорит? Они же часто падают в августе...
- Все сидишь?..
Алешка вздрогнул. Это подошел шофер. Подошел незаметно и встал
рядом. И смотрит как-то внимательно, будто хочет о чем-то спросить.
Он, наверно, не сердитый, а просто очень устал.
- Ну, пойдем, - тихо сказал шофер.
Алешка вскочил и взял велосипед.
- К машине? А где она?
- Там она... Пойдем.
Он пошел вперед, потом замедлил шаги, чтобы Алешка догнал его.
- Вот что... Звать-то тебя как?
- Алеша.
- Вот что, Алексей, - мягко сказал шофер, - тут беда случилась.
Человек раненый, надо бы в больницу везти. А машин, кроме моей, нет.
- Да? - пробормотал Алешка. Больше он не знал, что сказать.
Ранило какого-то человека. И есть только одна машина.
- А до Юрт далеко? - спросил он.
- Тридцать один. По спидометру.
- У-у... - вырвалось у Алешки.
- То-то и оно, что "у-у".
Они подошли к длинному дому с побеленным каменным фундаментом.
У калитки стояли трое. Алешка слышал, как один говорил:
- Я фельдшер, а не хирург. Что вы, честное слово... И рентгена
здесь нет.
На скамейке, привалившись к забору, неловко вытянув ногу, сидел
четвертый. В синем брезентовом комбинезоне. Рядом лежал кожаный
шлем.
- Парашютист? - шепотом спросил Алешка и шофера.
- Да... Из пожарников. Парашют раскрылся не полностью.
- А нога сломана, да?
- Кто ее знает... Вроде нет перелома, фельдшер не обнаружил, а
все-таки... Сам видишь.
Парашютист прислонился затылком к доске, молчал и по очереди
смотрел на стоявших. Лицо у него было бело-коричневым, с запавшими
щеками. Он коротко дышал, приоткрыв рот и сжав зубы.
Человек в кожаной куртке на плечах осторожно сказал
парашютисту:
- Вы три километра продержались едва-едва. А до города
пятьдесят. Будь у меня коляска - другое дело...
- Но есть же машина! - вмешался еще один, сердито жующий
папиросу.
- Есть-то есть, - озабоченно проговорил шофер, и все
повернулись к нему.
Тот, который говорил про машину, сунул в карман кулаки,
выплюнул окурок и тонко закричал:
- Будешь сопляков возить, а человек пусть мучается?!
Парашютист разжал зубы.
- Ты за меня не плачь... Я могу и здесь отлежаться. Приходилось
и не так...
- Я не знаю, - устало и раздраженно сказал фельдшер. - Не знаю,
понятно? Может быть, ничего серьезного, а может быть...
- Вот-вот! - снова закричал самый шумный из мужчин. - Все может
быть! А мы в детский сад играем!
Пальцы шофера покрепче сжали Алешкино плечо.
- Ты не ори попусту, - медленно произнес шофер. - В Юрты больше
не будет машин. А тридцать верст для парня - путь не близкий. И он
не просто так катается, он тоже сделал свое дело. А у меня
распоряжение Колыванцева.
И, чуть наклонившись к Алешке, он негромко сказал:
- В общем, решай сам.
Алешка растерялся. Он никогда не решал таких вопросов. Чтобы
вот так, от одного его слова зависело, куда пойдет, кого повезет
громадная, могучая машина. Он вспомнил колонну грузовиков на тракте.
Если бы там они были так послушны!.. А люди ждали. И вдруг Алешке
стало стыдно, что он думает о всякой ерунде и молчит. Ведь вопрос-то
хоть и важный, но совсем простой. Чего же тут думать?
Он так и сказал:
- Чего тут решать...
- А доберешься? - спросил шофер.
- Доберусь. Подумаешь! - сказал Алешка. И вдруг понял, что
другого ответа от него и не ждали.
Человек в кожаной куртке вдруг предложил:
- Оставь-ка ты велосипед у меня. И адрес напиши. Завтра
забросим на попутной. А сейчас я тебя на мотоцикле.
И все заговорили, что это правильно, что так и надо сделать.
- Я не могу, - сказал Алешка, - он не мой. Обязательно надо
сегодня.
- Всыплют тебе дома небось, что поздно приедешь, - вдруг
посочувствовал тот, который недавно кричал.
- Просто больше не дадут велосипед, - сказал Алешка.
- Мальчик, подожди. - Это снова заговорил парашютист. Он
потянулся к боковому карману. Фельдшер поспешно качнулся к нему, но
движением пальцев парашютист остановил его. Медленно оттянул язычок
застежки-"молнии" и вытащил плотный помятый конверт.
- Где-нибудь опусти по дороге. Ладно? Ну, спасибо.
- Я опущу на станции, - пообещал Алешка. Прежде, чем сунуть
письмо под майку, он украдкой прочитал адрес: "Дмитров, Центральная,
3-а, кв. 19, Кольчугиной Марии В.".
Кто она, Кольчугина Мария В.? Может быть, жена, может быть,
мать. Она не узнает про несчастье. Ведь письмо наверняка написано
еще перед полетом. Кольчугина Мария Будет думать, что все в порядке.
И пусть. Значит, так надо.
Он повернул велосипед и встал на педаль. И сказал всем:
- До свидания.
- Ты помнишь дорогу? - спросил шофер.
- Помню.
Алешка толкнулся ногой. Потом ему захотелось обернуться и
сказать парашютисту: "А вы поправляйтесь скорее". Но дорога пошла
под уклон, и к тому же блестели на ней битые стекла. Нельзя
оглядываться, когда такая дорога...
Алешка засвистел сквозь зубы и нажал на педали. Тридцать один
километр. Он никогда не проезжал столько. И он все понимает: что его
будут искать, что Василий, не говоря ни слова, молча уведет
велосипед в сарай и повесит замок, что Валька будет вздыхать и молча
жалеть его, Алешку... Но если так получается! Если вдруг на лесной
дороге валится в кювет лесовоз, если горит торф и грозит огнем лесу,
а у десантников иногда не совсем раскрываются парашюты...
Дорога была ровной, и велосипед шел легко. И Алешка подумал,
что, может быть, не так уж и много тридцать один километр. Он не
знал, что усталость иногда приходит неожиданно и сразу. Падает на
плечи, как мешок с песком. Не знал, что в темноте любая дорога может
показаться незнакомой.
И не знал еще самого обидного: проезжая мимо станции, он
забудет опустить в ящик письмо. И почти у самого дома, закусив губу,
чтобы не заплакать, он повернет назад тяжелый и непослушный
велосипед...
3
Все так и получилось, как он ожидал.
Василий стоял у крыльца, и огонек его сигареты то сердито
разгорался, то почти угасал.
Алешка молча прислонил велосипед к палисаднику и направился к
воротам. Он шел и смотрел под ноги. Василий выплюнул сигарету.
Красный огонек искрами рассыпался по дороге. Василий взялся за руль
и сказал в спину Алешке:
- Черта с два ты его еще увидишь.
Алешка не оглянулся.
Во дворе пахло парным молоком и подгоревшей картошкой. И сразу
же страшно, до боли в желудке, захотелось есть. Но еще больше,
гораздо больше, хотелось просто лечь и вытянуть ноги. И он решил,
что сначала немного полежит, а потом спустится и поест.
Алешка медленно подошел к лестнице. Ноги были как деревянные.
Они могли бы еще, пожалуй, крутить педали, но ходить словно
разучились. И подниматься было трудно, особенно вначале, где не
хватало двух перекладин лестницы.
Он поднялся и нырнул в черный квадрат окна.
- Появился мамочкин жених!
Алешка узнал голос Бориса. Но узнал с трудом. Борис никогда не
говорил так раньше. Может быть, думал, но не говорил.
- Ты чего? - слабо сказал Алешка. - Ну. пусти. - Он не видел
Бориса, но чувствовал в темноте, как тот загородил ему дорогу.
- Чего! Пусти! Где-то шатается, а люди из-за него не спят! Как
въеду сейчас!
Борис щелкнул фонариком и качнулся вперед. Алешка быстро
вскинул руку. Он не боялся, что Борис ударит. Просто закрылся локтем
от слепящего света.
Он простоял так несколько секунд. Было тихо. Даже как-то
слишком тихо.
- Алешка, ой... - Это сказала Валька. Тогда он, жмурясь,
опустил руку. Широкий луч фонарика уперся ему в локоть.
- Вот это да-а... - потянул Юрка.
- Где это ты? - хмуро спросил Борис.
- Что?
- Ну, это... - Борис двумя пальцами приподнял его локоть. И
Алешка увидел длинную ссадину, с запекшейся кровью. К ней прилипли
зернышки пшеницы.
- Ты хоть скажи по-людски, где был, проговорил Борис.
- Я скажу... Только полежу, ладно?
Он лег на мохнатый, пахнущий теплой шерстью тулуп и закрыл
глаза. И сразу перед глазами поплыла дорога. Она разворачивалась,
бесконечная, как кинолента, повторяя дневной Алешкин путь. Он видел
дорогу со всеми подробностями, которые память сберегла зачем-то в
самом дальнем своем уголке. Видел сосновую ветку в глубокой колее,
сверкнувшие звездами песчинки, узорчатые змеи автомобильных следов,
пунцовые головки клевера у края тропинки... И все это плыло, плыло,
плыло... И начинала кружиться голова. Тогда Алешка резко дернулся и
повернулся на бок.
Дорога исчезла.
Чтобы она не появилась опять и не закружила его, Алешка стал
думать о другом: об улице, о лесе, о небе. Но картины деревьев,
облаков, заборов не удерживались в памяти, расплывались и скользили.
А нужно было что-то яркое и неподвижное.
Тогда он подумал: "Сосна".
И увидел ее. Как наяву. Небо на западе было желтым, и река была
желтой. Дальний берег отделял ее от неба синей расплывчатой полосой.
А сосна была прямая, высокая и черная.
Потом рядом с сосной Алешка представил себя - маленькую темную
фигурку с велосипедом. Но тут же вспомнил, что велосипеда нет.
Значит, больше не поедет он на берег. Да и не в том беда, что
не поедет. И пешком бы можно. Только все равно велосипед нужен.
Иначе как узнает капитан Алешку? Ведь с теплохода не разглядеть
человека в лицо. Для капитана Алешка - просто мальчик с велосипедом.
Просто маленькая фигурка с поднятой рукой, а рядом - два колеса и
треугольная рама.
Два колеса и рама... Кто так говорил? А, это шофер. Тот
молодой, который на лесовозе. Феликс. Ну, да, Феликс Ерохин.
"Спроси, кого хочешь. Малый Торфяник, на улице Гоголя, дом три..."
Два колеса и рама! Остальное неважно!
- Валька, - тихо позвал он.
- Спать пошла она, - сказал из темноты Борис.
- Зачем она тебе? - заинтересовался Юрка.
- Спросить хотел...
- А чего? Может, мы знаем.
- Да нет.
Конечно, они, наверно, знают, далеко ли до Малого Торфяник. Но
ведь Юрка спросит: "А зачем?" И надо будет объяснять. Объяснять одно
за другим: про лесовоз, про велосипед, который нужен даже без
педалей. И, значит, про теплоход.
А Вальке объяснять не надо. Валька понимает сразу.
- Конечно, - зашептал Борису Юрик. - Я же говорю: у них всегда
свои тайны.
- Помолчи уж, - сказал Борис.
"Все равно достану велосипед, - подумал Алешка. - Теперь все
равно достану".
Только все-таки было немного обидно, что сегодня он пропустил
"Рахманинова".
Капитан скользнет прищуренным взглядом по берегу и не увидит у
сосны мальчишку с велосипедом. Может быть, и ему, капитану, станет
немножко грустно и беспокойно. Ведь он привык видеть на обрыве
маленькую фигурку велосипедиста. Капитан уберет руку с сигнала,
