остальные.
- Не надо плакать. Пойдем. Пойдем в дом.
Прекрасная Елена, виновница бед и несчастий, а теперь и ликования
Трои, взяла ее за плечи, желая увлечь за собой в беломраморные покои
Приама. Кассандра с криком вырвалась из ее рук.
- Нет! - Ее взгляд задержался на лице красивейшей дочери Эллады. В
огромных черных глазах пророчицы бушевал неистовый огонь, поражавший своей
силой и страстью. Такие глаза бывают у пророков. Такие глаза бывают у
фанатиков. Такие глаза бывают у сумасшедших. Бойтесь людей с такими
глазами. Они не видят разноцветной красоты мира. Черное и белое - лишь эти
цвета доступны их восприятию по воле рока. И красный - цвет крови,
поглощающий бело-черную арлекинаду. Такие глаза незримо налиты кровью.
Не в силах вынести пристального взгляда пророчицы Елена отвернулась.
Тогда Кассандра схватила ее за руку и горячо зашептала:
- В чреве данайского коня сокрыты вои. Я слышу звон их оружия. Минует
треть ночи и стража уснет. Тогда подлый Синон выпустит их на свободу.
- Да? - Елена недоверчиво взглянула на одержимую. - Тебе рассказали
об этом боги?
- Ты мне не веришь, - шепнула Кассандра и горечь была слышна в ее
голосе.
- Почему же. Верю. Верю! - заторопилась Елена. Она погладила
пророчицу по голове. Так успокаивают капризных детей. Так успокаивают
безумных.
Хватаясь за это сочувствие словно за соломинку Кассандра горячо
заговорила, постепенно впадая в транс.
Их тридцать мужей, сидящих в древесном там чреве.
Мужей, нравом злобных и сердцем отважных.
Феб златокудрый поведал мне их имена.
Здесь Диомед, буйному зверю подобный,
Антиклес и Фессандр, Махаон-врачеватель.
Здесь же могучий Пелид, сын сраженного звонкой стрелой
Ахиллеса
С ним зодчий Эпей и супруг Менелай благородный.
А возглавляет тех воев злоумный Улисс-итакиец.
Он и замыслил хитрую эту засаду.
Эос еще не взойдет из-за горных вершин, освещая поля
Илиона,
Щелкнет тайный запор и свирепые выйдут данайцы,
Грозно вращая медножальными мечми своими.
Кровь залью те не ведающие пощады мечи
Площади, стоном наполнят дворцы
И град славный Приамов падет.
Кассандра замолчала. Огонь в ее глазах померк.
- Ты уверена, что все именно так? - спросила Елена. Голос ее был
серьезен, в нем не было и тени былой снисходительности.
- Этой ночью стены, пробитые хитрым оружием данайцев, падут.
Завтрашний день не суждено лицезреть Илиону.
Елена задумалась, а затем решила.
- Хорошо, я поговорю с мужем. Обожди меня здесь.
Легкая, словно горная лань, красавица убежала во дворец, где пировали
Приам, его сыновья и свита. Отсутствовала она совсем недолго, а когда
вернулась, на нежной щеке алел отпечаток ладони. Стыдливо прикрывая это
место рукой, Елена сообщила:
- Они все перепились как свиньи. - В задумчивости царевна прикусила
нижнюю губу. - А знаешь что, пойдем посмотрим сами на этого коня.
Кассандра молча кивнула головой. Женщины двинулись по площади,
переступая через брошенное небрежно оружие и храпящих воинов. Некоторые из
побежденных Дионисом находили в себе силы приподняться и протянуть руку к
соблазнительно волнующему покрову женской хламиды. Елена награждала
хмельных безумцев ударами крепкой ножки.
Конь был столь огромен, что возвышался даже над крепостной стеной.
Судя по всему данайцы делали статую в спешке, хотя и постарались придать
ей мишурное великолепие. Но внимательно присмотревшись, можно было
заметить, что доски, составлявшие тулово коня, не отшлифованы и из многих
мест торчат небрежно вбитые гвозди. Елена обошла вокруг статуи, а затем
обратилась к Кассандре:
- Ну и где же они, по-твоему, прячутся?
- Там, внутри. - Прорицательница указала рукой на чрево коня. -
Слышишь, как звенит их оружие.
Царевна покачала головой.
- Я слышу лишь пьяные крики троянцев да треск догорающих костров. -
Она прижалась ухом к животу коня и затаила дыхание. - Нет, ни единого
звука. Но мы сейчас проверим.
Лукаво улыбнувшись, Елена позвала:
- Менелай, муж мой!
Ответом было молчание.
- Диомед, мой любимый, отзовись! - вновь позвала царевна, подражая
голосу черноокой Эгиалы, супруги Тидида.
В третий раз она призвала Одиссея, называя себя Пенелопой.
Никто не ответил ни криком, ни бряцаньем оружия.
- Ты ошиблась, сестра, - ласково сказала Елена безумной Кассандре. -
Ты ошиблась...
Красавица ушла, спеша взойти на брачное ложе. Кассандра, сама не
ведая зачем, осталась у статуи. Из оцепенения ее вывел легкий шорох. От
крепостной стены шел человек. В слабых отблесках гаснущих костров лицо
идущего было едва различимо, но троянка знала, кто он. Это был Синон,
ахейский перебежчик, поверив словам которого, илионцы приняли губительный
дар. Синон то пьяно икал, то пытался запеть, но походка его была тверда.
Он подошел к коню и в этот миг заметил темный силуэт Кассандры. Осклабясь,
ахеец двинулся к ней.
- Милая девушка, что ты делаешь здесь в столь поздний час? -
заплетающимся языком вопросил он и незаметно потянулся к рукояти меча. Но
Кассандра опередила его. Крепко ударив ахейца кулаком в живот, она
выхватила липкий от только что пролитой троянской крови клинок и воткнула
бронзовое острие в сердце Синона. Перебежчик всхлипнул и осел на землю.
Брезгливо разжав пальцы, Кассандра бросила меч на его холодеющий труп.
Затем она вновь застыла, невидимая в сгущающейся тьме. Томительно
тянулись мгновения. Люди, запертые в душном чреве исполинского коня, стали
выказывать признаки нетерпения. Кто-то глухо закашлялся, ломко звякнула
медь. Кассандра смотрела, как забываются в тяжелом хмельном сне последние
защитники Илиона. Она знала, что из-за скалистых круч Тенедоса уже спешат
корабли, привлеченные огнем, который развел на берегу сраженный ею Синон.
Она знала, что уже ничто нельзя изменить. Тогда она приблизилась к чреву
коня и трижды стукнула в шершавую доску...
Месть бога должна быть утонченной, словно ядовитое жало пчелы,
загнанное глубоко под локоть. Причини боль, а не убивай. Сделай так, чтобы
мучение было страшнее смерти. Именно этим принципом руководствовался в
своем мщении сребролукий Феб.
Он был известен как большой себялюб. Причиненное ему страдание, пусть
невольно, светозарный бог возвращал сторицей. Жестокая ярость его не знала
предела. Повод для нее мог быть ничтожным. Фальшиво взял ноту соловей или
слишком холодная выпала утром роса - этого было вполне достаточно, чтобы
Феб хватал свой лук и стремительно спускался с Олимпа. Он пускал
смертоносные стрелы, радостно усмехаясь, когда на землю падала очередная
жертва. Стрелы эти были невидимы, и большинство людей верили, что причина
смерти прекрасных девушек и чернобровых юношей - мор, занесенный
краснобортным кораблем, прибывшим из знойного Карфагена. И лишь немногие
знали, что это свирепствует Аполлон. Но эта жестокость не была местью.
Просто стреловержец давал выход своему раздражению, выплескивая его на
ничтожных людишек. Месть его была изощренной и страшной, и особенно
безжалостным Феб был к тем, кто осмелился отвергнуть его любовь.
Никто не мог сказать точно, сколько дев отважились отказать
притязаниям грозного бога. Сам Аполлон утверждал, что их было всего три.
Одну из них - прекрасную нимфу Дафну - он обратил в отместку в лавр и
каждый год люди безжалостно обрывают шелестящие волосы-листья, чтобы
изготовить из них венки или бросить для духовитости в котел с похлебкой.
Второй - Марпессе, - которая предпочла ему смертного, Феб даровал скорую
старость. Не минуло и двенадцати лет, как она увидела в бронзовом зеркале
ужасные морщины, покрывшие ее увядшее лицо. А ведь ее жизнь только
начиналась.
Но самая страшная участь ожидала дочь Приама Кассандру, которую он
любил более других смертных дев. Хотя можно ли считать то увлечение
любовью? Аполлон не решился бы ответить утвердительно на этот вопрос. Но,
по крайней мере, чувство было весьма сильным. Хитрая троянка догадалась об
этом и крутила влюбленным богом как хотела. Она требовала невиданной
красоты украшений, и Феб спешил донимать просьбами Гефеста. Ей захотелось
иметь ожерелье из черного жемчуга и приходилось отправляться в гости к
Посейдону, напоминая властителю моря как по воле Громовержца они целый год
батрачили вместе на троянского царя Ила. Прекрасная дева желала лакомств,
и Аполлон тайком воровал для нее с дворцовой кухни амврозию. Он творил
ради любви к смертной такие безумства, которые не стал бы совершать даже
во имя нетленных богинь.
И каждый раз он вопрошал девицу, когда же она подарит ему любовь,
пока прелестница наконец не ответила:
- Я хочу обладать даром предсказания.
- А после того, как ты получишь его?
- Для нашей любви не будет больше препятствий.
Он немедленно дал ей этот дар и собрался поцеловать в прекрасные
уста, но Кассандра внезапно оттолкнула жаждущего ласки бога.
- Теперь-то я знаю, что добившись своего, ты быстро охладеешь ко мне
и уйдешь к другой.
Феб и не думал возражать. Он никогда не скрывал, что женщины быстро
прискучивают ему. Ведь желая обладать женщиной ты бываешь счастлив лишь
дважды - когда добиваешься ее любви, и в тот миг, когда впервые
овладеваешь ей. Все остальное походит на переписанный тысячу раз
катехизис. Иначе рассуждают лишь те, кому хочется не любви, а душевного
тепла.
Аполлон не нуждался в тепле и поэтому, когда Кассандра отказала ему,
бога охватила бешеная ярость. Именно в такие мгновения его изощренный мозг
изобретал самые страшные кары. Он не стал отбирать у новоявленной пифии
своего дара. Он лишь сделал так, чтобы люди не верили ни одному ее
предсказанию.
Что могло быть великолепней этой кары! Вещая Кассандра кричала,
раздирая в кровь грудь, что появившийся во дворце Парис погубит родной
город, илионцы лишь посмеялись над ее предсказанием. Она молила Париса не
похищать Елену. Тот обещал, но увидев прекрасную деву, напрочь забыл о
всех своих клятвах.
Она знала обо всем, что случится в эту ночь с Илионом, но безумные
троянцы вновь отказались верить ей. Тем временем к берегу уже приставали
красногрудые корабли Агамемнона, а из чрева коня доносились глухой ропот и
бряцанье оружия.
Окинув в последний раз взглядом затихшую площадь, которую покрывали
огоньки тлеющих костров да тела спящих воинов, Кассандра трижды стукнула в
крутой бок коня. Затем она повернулась и быстро ушла.
Открылась потайная дверь, и из конского брюха посыпались
меднопанцирные данайцы. Одни бросились поджигать дома, другие отворили
врата города, третьи во главе с незнающим жалости Тидидом принялись резать
сонных защитников города.
Крики, вой взметнувшегося вверх пламени, звон оружия разбудили
дремавший в победном хмелю город. Но было уже поздно. По кривым улочкам,
размахивая мечами и копьями, бежали ликующие ахейцы. Они врывались в дома,
поражая не успевших схватить оружие мужей, и тут же оскверняли брачное
ложе насилием над женами. Огромные бронзовые лабрисы с треском крушили
дубовые двери дворца и храмов. В окна летели факелы, и сухое дерево
вспыхивало огромными кострами, пламя которых бросало причудливые блики на
озверелые лица данайцев.
