поднялся, а за окном появилось нахмуренное лицо Крона. Какое-то мгновение
Гея колебалась, затем решилась и произнесла:
- Я благодарю тебя, возлюбленный, за этот щедрый дар. Прими же и мой
подарок... Выпей на дорогу светлого вина. Я приготовила его из самого
лучшего винограда. Выпей... и прости!
Небесный гость пробормотал, что его не пропустит... - Далее следовали
несколько слов, смысла которых женщина не поняла. Затем он отчаянно махнул
рукой, усмехнулся одними уголками губ и сделал несколько глотков. Вернув
Гее чашу, Уран направился к выходу, но так и не дошел до него. Могучие
ноги подкосились, небесный гость рухнул на пол и захрапел.
В тот же миг Крон очутился в комнате.
- Молодец! - коротко бросил он матери и извлек из-за пояса кривой
нож.
Гея схватила его за руку.
- Постой! Он сказал, что собирается улетать. Насовсем! Он больше не
будет мучить меня. Мне больше не придется рожать ужасных детей.
Крон обратил к ней хищное лицо. В его глазах в этот миг было мало
разума, лишь злоба, копившаяся не один день злоба.
- Уйди! - С этим криком он грубо вытолкнул мать из комнаты и запер за
ней дверь. После этого он подошел к спящему Урану. Взявшись рукою за
тяжелый подбородок, Крон приподнял голову отца и зажмурившись нанес удар.
Нож раскроил горло Урана. В тот же миг на землю хлынул кровавый дождь. Он
шел несколько дней и люди поняли: бог, приходящий с неба, умер, и да
здравствует новый бог!
Вскоре тело Урана бесследно исчезло. Вместе с ним растворилась и
прозрачная стена. Остались лишь блестящий шар, да волшебное оружие,
бережно спрятанное Геей в один из сундуков.
А на земле воцарился Крон. Недаром он считался самым хитрым среди
титанов. Он разгадал тайну многих диковинных приспособлений, оставшихся от
небесного гостя. С их помощью Крон научился управлять временем и многим
другим премудростям. Он подчинил своей воле чудовищ, в жилах которых текла
кровь его матери и отца. Он мог сделать своими слугами прочих титанов, но
вместо этого сделал их своими союзниками, наделив каждого немалой властью.
Ведь он был умен, этот Крон.
Он видел и понимал все. Его взгляд проникал в земные недра и достигал
звезд. Он читал мысли живых существ и мог узреть черные пятна на снежных
облатках их душ. Он видел и понимал все, кроме одного. Он не мог постичь
помыслы своей матери, как и много лет назад ждущей того единственного, кто
сядет рядом и будет смотреть на огонь, на чье плечо можно положить голову,
не опасаясь, что он встанет и уйдет. А Гее казалось, что он понял ее еще в
те мгновения, когда она изливала боль своей отчаявшейся души. Она была
уверена в этом. После того, как Крон пропустил мимо ушей все ее намеки,
Гея прямо сказала ему, чего она хочет.
Титан осуждающе покачал головой.
- Это нехорошо.
- Но в нашем племени так было испокон веков! - возбужденно
воскликнула Гея. - Глава рода должен принадлежать матери-прародительнице!
- Я и так принадлежу тебе как сын.
- А я желаю чтобы ты стал моим мужем! Я мать рода и ты должен
повиноваться мне. Так было всегда!
- Пришли другие времена, - сказал Крон. - Мы стали взрослыми.
В это мгновение он вдруг с ужасом осознал, что небесный гость пал
жертвой каприза взбалмошной женщины, не пожелавшей, чтобы ее любимая
игрушка досталась другому. Крон понял это именно так. Как понял бы на его
месте любой мужчина. Будь Крон женщиной, он расценил бы это совершенно
иначе.
Чтобы избегнуть новых домогательств матери, он спешно сочетался
браком со своей сестрой Реей, которую не любил, а детей от которой вскоре
возненавидит. Сам того не замечая, он невольно уподобился своему небесному
отцу, приходившему в дом лишь для одного. Только Ураном двигала
необъяснимая, схожая с животной страсть, а Кроном - долг перед родом.
Жена платила ему взаимным равнодушием, а мать возненавидела. Ей было
непереносимо больно видеть как любимый сын, любимый целует другую женщину.
Страшно, когда женщина тебя не любит, еще страшнее - когда тайно
ненавидит.
Увлеченный созданием мира, он не заметил как мать и жена постепенно
овладели всем тем, что давало ему силу. Это была большая, но вполне
поправимая ошибка.
Наслаждаясь ролью творца, он не обращал внимания на то, что подросли
воспитанные ненавидящей матерью и равнодушной женой дети, именовавшие себя
Кронионами. Эту ошибку оказалось невозможно исправить.
Пришел день, когда Гея обвинила сына в том, что он с помощью
колдовских приспособлений отца пытается превратить ее мир в серебряный шар
и улететь на небо в чертоги небесной женщины. Когда она выкрикивала эти
слова, глаза ее сверкали бешеной злобой, а на губах выступила пена. Крон
ужаснулся, увидев в какое ужасное чудовище превратила его мать женская
ревность.
Гея подбила своих внуков восстать против отца и дала младшему, самому
хитрому и отважному из них - Зевсу, оружие небесного гостя.
- Только не убивай его, - попросила она. - Пусть его муки продлятся
вечно!
Ненависть обманувшейся в своих ожиданиях женщины была столь сильна,
что она ликовала, видя как Кронионы волокут ее поверженных детей,
опутанных цепями в подземную тюрьму. Она заливалась истерическим смехом...
Этот смех будет преследовать Крона всю жизнь. Сардонический смех,
какой бывает у людей, сгорающих заживо. Этот ужасный смех заглушил даже
грохот битвы, развернувшейся на флегрейских полях [флегрейские поля -
местность к западу от Неаполя, где происходила мифическая битва между
богами и гигантами]. То сражались Кронионы и гиганты, возжелавшие
освободить Крона. Возжелавшие по воле тоскующей Геи.
Но минули те времена, когда мог придти мужчина, что починит калитку,
а вечером будет сидеть рядом, неотрывно глядя на огонь. Минули...
Осторожный и расчетливый, Зевс окружил Гею надежной стражей. Он
опасался напрасно, женщина не любила младшего внука. В нем было слишком
мало от небесного гостя.
А на землю падал кровавый дождь.
3. ОЛИМП. МЕССЕНИЯ
Во всей роще он любил лишь это место, где прятался источник с
прозрачной водой, в котором резвились крохотные золотистые рыбки. Точно
возле такого же родника он повстречал Сирингу, как две капли воды похожую
на девственную Артемиду. И влюбился с первого взгляда и на всю жизнь. Он
хотел подойти к нимфе и сыграть ей на свирели. Ведь никто в мире не мог
извлекать более нежные звуки. Но Сиринга испугалась и убежала. Он гнался
за ней покуда были силы, но так и не настиг. А позднее Громовержец сказал
ему, что нимфа превратилась в тростник, из которого он делал звонкие
свирели. Он не поверил, ведь он делал эти свирели и раньше. Но с тех пор
он никогда не встречал Сирингу, хотя подстерегал ее у сотен родников, в
которых купаются нимфы.
Касаясь руками мягкой травы, он наклонился над источником и в
тысячный раз ужаснулся своему отражению. Сколь чудовищен был жребий,
вытянутый Лахесис, коль суждено ему было уродиться козлоподобным монстром.
Душою скорее человек, нежели зверь, а обличьем более от животного. Как
горько закричала его мать Пенелопа, увидев плод блудной любви.
Жестокосердный насмешник Аполлон уверял Пана, что, разрешившись от
бремени, Пенелопа хотела бросить ужасного младенца в пропасть и лишь
вмешательство отца, быстроногого Гермеса сохранило ему жизнь. Бог воров
отнес малыша на Олимп. Небожители весело смеялись над забавным
козлобородым младенцем. Они нарекли его Паном, что означает Понравившийся
всем, и даровали ему бессмертие, чтобы он и в будущем веселил их.
Той! Той, веселый Пан!
Они шутили над ним. И шутки их бывали порой жестоки. Особенно
Аполлона. Хотя Пан мог поклясться, что Стреловержец любит его. Но только
какой-то странной любовью. Как свое тайное отражение. Красавец и чудовище.
Должно быть, душе иногда хочется взглянуть на свое истинное обличье.
Пан слегка улыбнулся своему отражению. Его уродливое лицо стало почти
милым. В общем-то, если разобраться, он не был ужасен, этот лесной демон с
тростниковой свирелью в руке. И непонятно почему голубокожая Сиринга
убежала от него. Должно быть, ей нашептал на ухо злокозненный Аполлон или
вредный мальчишка Эрот, пустивший любовную стрелу в чресла Пана.
Но мать Гея! Как закричала нимфа, увидев добрую улыбку Пана, которая,
должно быть, показалась ей злобной гримасой. Как она бежала! Как
соблазнительно мелькали ее обнаженные бедра.
Он несся за ней, но даже богу не всегда дано угнаться за легконогой
нимфой.
Узнав о происшедшем, Аполлон тут же примчался к Пану, чтобы полить
кипящей солью его раны. Он лицемерно выразил сожаление, а затем начал
хохотать.
Пан не обиделся, хотя имел на это полное право. Ведь Аполлон был
обязан ему. Именно Пан научил солнечноликого бога ясновидению, дару, что
приобрел от матери-земли Геи за доброе сердце. Она любила Пана, так как он
был единственный, кто раз в год приносил полевые ромашки заключенным в
Тартаре титанам. У тех были все основания затаить злобу на бога лесов,
ведь он некогда способствовал Громовержцу в его борьбе за власть, но
титаны простили Пана. Все, даже Крон. А Гея в благодарность за доброту
наградила его чудесным даром.
Аполлон тогда так и вился вокруг Пана, желая выведать у него тайну
ясновидения. Что ж, Пан научил его предсказывать будущее, хотя именно
благодаря этому дару знал как поступит с ним Аполлон. Но Пан был слишком
добр, чтобы отказать в просьбе даже злосердному богу света.
Как и предполагала судьба, вскоре они крупно повздорили. Аполлон
осмеял Пана с его нежной свирелью, а тот, оскорбившись, вызвал обидчика на
состязание. Аполлон принял вызов и даже пригласил зрителей - Диониса и
пенорожденную Афродиту, красота которой была столь совершенна, что Пан
даже боялся о ней подумать. Раскроем тайну - именно этой несравненной
красоте обязаны были титаны цветами, получаемыми от Пана. Ведь не восстань
Крон против отца своего Урана и не отсеки его миророждающий фаллос,
брызнувший в море животворной пеной, не знал бы мир неземной красоты,
именуемой Афродитой. Подобная красота стоит букета ромашек.
Боги пришли. Они любили посмеяться, а Аполлон обещал хорошую шутку.
Судьей по предложению Пана был приглашен фригиец Мидас, преодолевший в
своей жизни все искушения, даже искушение золотом. Не было человека, более
беспристрастного.
Когда Аполлон заиграл на арфе, замолчали птицы, прекратили кровавую
трапезу тигры и остановили свой вечный хоровод нереиды, завороженные
волшебством музыки.
- Играй, Козел! - победоносно крикнул бог света Пану, отставляя
кифару.
Пан приставил к безобразным губам свирель и заиграл.
И перестал журчать родник.
И забыл опустошить свои легкие свирепый Борей.
И загрустила пенорожденная Афродита.
- Ты победил, Пан - сказал Мидас. И боги согласились с ним. Дионис от
чистого сердца, а Афродита чтобы позлить красавчика Аполлона.
Злопамятный Аполлон не забыл этого. Первым был наказан Мидас,
получивший ослиные уши. Отомстить Пану было сложнее. Длинные уши вряд ли
бы могли обезобразить его и без того ужасный лик. Но нет препятствия,
которое могло бы остановить обиженного бога. Аполлон нашептал нимфам про
непотребности, которые Пан будто бы творит с красотками-наядами, а затем
подкупил Эрота. За кусок медового пирога злокозненный озорник, пронзил
чресла Пана любовной стрелой, заставив мучиться безответной любовной
страстью.
Потеряв навсегда Сирингу, Пан покинул Олимп и долго скитался по
