- Власть мидян не столь обременительна. Возможно они даже не поставят
сатрапа над Лаконией или этим сатрапом будет Демарат. Думаю, он не таит
обиды на родной город, а если она и осталась в его сердце, то этот гнев
обрушится на нас, а не простых спартиатов. Война же принесет гибель
Лакедемону, разорит наши клеры и поднимет на восстание илотов, которые
только и ждут, чтобы ударить нам в спину. Я выступаю против войны.
Голоса разделились поровну. Теперь все зависело от Леонида. Он обвел
присутствующих взором, задержавшись на Тирпене.
- Так значит вы сбросили послов со скалы, дав им землю?
От этого вопроса, не требовавшего ответа, у старика задергалась щека.
Он решил, что Леонид, злорадствуя, осудит афинян на гибель. Слишком много
свар лежало между двумя великими эллинскими городами.
Леонид не торопился с решением, продолжая пытку, становившуюся все
более невыносимой.
- Павсаний, друг, ответь мне, цел ли колодец, в который эфоры бросали
сиракузские побрякушки?
- Цел, - запинаясь сказал Павсаний, не понимая, куда клонит царь.
- Я полагаю, златолюбивые мидяне не откажутся выбрать себе украшения
по вкусу. - Леонид улыбнулся старику афинянину. - Вы дали им землю, а мы
дадим воду. Вот мое слово!
Агиады были слишком взволнованы происшедшим, чтобы спать этой ночью.
Покинув храм Аполлона, они направились в дом Леонида.
Леотихид не солгал, объявив послам, что их дом окружен стражей по
соображениям безопасности. Ночью в Спарте было действительно небезопасно,
особенно во времена, когда Лакедемону грозило нападение извне. В эти дни
поднимали голову илоты - обращенные в рабство коренные жители Лаконики и
Мессении. Спартиаты держали их в страшном угнетении, безжалостно истребляя
самых сильных и непокорных во время криптий [криптия - форма обучения
молодых спартиатов, в ходе которой осуществлялось наблюдение за поведением
илотов, а в случае необходимости организовывались карательные операции
против них].
Илоты платили своим господам лютой ненавистью, самые отчаянные из них
по ночам подстерегали на дорогах одиноких лакедемонян, а то и пробирались
в Спарту в надежде прикончить из-за угла припозднившегося гуляку.
Спартиаты отвечали на подобные вылазки жестокими репрессиями, но не
пытались искоренить их вообще. Постоянное напряжение сил в борьбе против
илотов поддерживало в лакедемонянах боевой дух и приучало их к чувству
опасности. По той же причине герусия запрещала ходить по ночным улицам с
факелом.
Улица была извилистой и очень неровной. Спартиаты посчитали, что нет
необходимости выкладывать ее камнем или хотя бы выровнять. Почти на каждом
шагу встречались рытвины. Павсаний то и дело оступался и яростно
высказывал все, что он думает о прячущейся в эту ночь Селене [Селена -
древнегреческая богиня Луны]. Леонид лишь посмеивался. Он обладал кошачьим
зрением и видел ночью хуже, чем днем.
Наконец они дошли. Царь несколько раз стукнул кулаком в дверь.
- Кто? - послышался голос Горго. Беспокоясь о муже, она не ложилась
спать.
- Я и Павсаний.
Мягко звякнул крепкий запор - тоже не лишняя предосторожность. Бывали
случаи, когда илоты забирались прямо в дом. Леонид пропустил гостя, а уж
потом зашел сам. Горго зажгла свечу.
- Ужинать будете?
- Пожалуй. - Леонид вопросительно взглянул на племянника.
- Не откажусь.
Если царь был голоден потому, что не имел возможности поужинать, то
Павсаний был ко всему прочему большой любитель поесть. Злые языки
поговаривали, что сразу после фидитии он отправляется домой, где съедает
полтуши барана. Так это или не так, царь поручиться не мог, но был лично
свидетелем того, как на пиру Павсаний съел три свиных окорока, каждым из
которых могли насытиться по крайней мере три спартиата.
Горго знала об аппетите ночного гостя и подала на стол целый котел
тушеных с мясом овощей. Не тратя время на церемонии, Агиады уселись за
стол. На какое-то время установилась тишина, прерываемая лишь чавканьем и
хрустом хрящей. Первым отодвинулся от стола Леонид. Налив себе вина, он
окропил им съеденную пищу. Спустя несколько мгновений, устал и Павсаний.
- Уф! - фыркнул он и оба спартиата рассмеялись.
- Значит завтра точить мечи!
- Точно подтвердил Леонид.
Павсаний поковырял пальцем во рту, извлек застрявший в зубе кусочек
мяса и проглотил его.
- А не сделал ли ты ошибку, отказавшись от мира с мидянами?
- Странно... - протянул Леонид, удивленно глядя на родственника. - Ты
ведь и сам высказался против. К тому же ничего еще не решено. Апелла может
отвергнуть наше решение.
Павсаний пренебрежительно махнул рукой.
- Апелла сделает так, как решила герусия.
Затем он бросил на собеседника быстрый взгляд и спросил:
- Почему ты настоял, чтобы голосовали и эфоры? Знал, что геронты
будут колебаться?
- Догадывался.
- Хитрый маневр. - Павсаний рассеянно коснулся деревянной ложкой края
миски. - Послушай, Леонид, ты никогда не задумывался над тем, чтобы стать
полновластным повелителем Лакедемона? Ведь предложи ты подобную сделку
парсам, думаю, они согласились бы поддержать тебя. Да что там Лакедемон!
Они отдали бы тебе всю Элладу!
Могучие мышцы на руках царя заиграли, словно он собирался ударить
Павсания. Лишь усилием воли Леонид успокоил себя.
- Считай, что я этого не слышал.
- Понял.
Леонид бросил взгляд в сторону узкого окна, из которого сочились
блеклые полосы рассвета.
- Уже утро. Тебя проводить до дома?
- Спасибо. Дойду сам. - В голосе эфора слышалась едва сдерживаемая
злоба.
Когда Павсаний покидал дом царя, солнце уже вставало. Ведь кончался
май и дни становились все длиннее.
То было впечатляющее зрелище. Восемь тысяч спартиатов плечом к плечу
стояли на площади перед зданием герусии. Отсутствовали лишь несколько сот
человек, несших постовую службу, да отправленных феорами в дружественные
державы. Прочие, заблаговременно предупрежденные о созыве апеллы, пришли
на площадь. Восемь тысяч мужественных обветренных лиц, восемь тысяч мощных
загорелых тел, облаченных в одинаково грубые гиматионы, восемь тысяч
отточенных коротких мечей у пояса. Поставь рядом царя и едва наскребшего
плату за фидитии воина и не сразу угадаешь, кто есть кто. Все они были
царями своей судьбы и все они были воинами - так эта судьба решила.
Скрестив на груди мускулистые руки, они ожидали объявления эфоров. А
те в свою очередь ждали, когда появятся мидяне.
Наконец послы вышли на окруженный вооруженными воинами пятачок перед
зданием герусии. Очевидно толстяк Абрадат рассчитывал произвести
впечатление на лаконцев. Для этого он облачился в еще более роскошный
халат, чем накануне, тщательно завил бороду и волосы и навесил на себя
массу украшений. Одних колец на его пухлых руках было не менее десятка.
Спартиаты взирали на эту разряженную куклу со сдержанным неодобрением.
Товарищ Абрадата выглядел куда скромнее, золото на нем вообще
отсутствовало, если не считать золоченого эфеса сабли. Рядом с ними стоял
толмач. Он знал суровые нравы спартиатов, поэтому был бледен и трясся
мелкой дрожью. За спиной этой троицы выстроилась шеренга мидийских воинов.
Роль глашатая была доверена Павсанию.
- Лакедемоняне! - воззвал он, дождавшись, когда стихнут последние
отголоски разговоров. - Мидийский царь Ксеркс желает объявить нам свое
слово. Для этого он прислал сюда вот этих мидян. Эфоры предлагают вам
выслушать гостей и выразить свою волю.
Устрашенный грозным видом толпы, Абрадат сделал нерешительный шаг
вперед. Его голос взлетел вверх подобно петушиному крику, вызвав смешки
спартиатов. Посол говорил столь быстро, что толмач едва успевал за ним.
- Великие цари Лакедемона и вы, бесстрашные подданные великих царей.
Великий царь, царь царей, царь Востока Ксеркс передает вам свое
приветствие и свою волю. В течение долгих лет мой мудрый повелитель следил
за жизнью Лакедемона и без устали восхищался доблестью его воинов,
невзирая на то, что они некогда осмелились оскорбить великого царя Дария
неповиновением, убив людей, посланных с его словами. Великий царь, царь
царей, покоритель сотен народов и городов моими устами возвещает вам свою
волю. Лакедемоняне, я буду счастлив видеть вас в числе моих детей и
эвергетов. Дайте мне землю и волю, иначе несметное воинство мое обрушится
на плодородные равнины Пелопоннеса и не будет спасения ни воину, ни
старцу, ни женщине, ни младенцу...
Посол еще пытался говорить, но реакция слушателей была очевидна.
Спартиаты переглядывались, слышались возмущенные реплики, кое-кто
пробовал, хорошо ли выходит из ножен меч.
Афиняне напрасно волновались относительно выбора Спарты. Если бы даже
герусия и высказалась за то, чтобы прислушаться к предложению мидян, то
возмущенные бесцеремонной речью Абрадата лакедемоняне вряд ли вняли совету
своих вождей.
Мидянин покушался на самое ценное, что было у спартиатов. Не на
жизнь, ею здесь дорожили не очень, а на свободу и на честь. Сдаться без
боя? О какой чести после этого могла идти речь!
Над толпою взлетели мечи. Полемархи [полемарх - командир
подразделения] с трудом удерживали разъяренных воинов. Посол струсил,
воины-мидяне невольно схватились за рукоятки сабель. Немного растерялся и
Павсаний, который подобно прочим спартиатам, не был хорошим оратором и
невольно спасовал перед разбушевавшейся толпой.
- Тише! Тише, сограждане! - безуспешно пытался он урезонить
потерявших традиционное хладнокровие лакедемонян. Но толпа не
успокаивалась, а, напротив, зверела все более. Теперь и до самых тугодумов
дошел смысл нанесенного спартиатам оскорбления.
И тогда над площадью прокатился зычный голос царя Леонида. То был
голос, от которого приседают лошади и рушатся горы. Голос перекрыл шум
толпы и заставил ее замолчать.
Отодвинув рукой Павсания, Леонид занял его место.
- К чему эти вопли, граждане Лакедемона?! Не уподобляйтесь сварливым
бабам, сводящим счеты на рынке. Посол сказал нам свое слово и теперь мы
должны ответить на него. Принять его предложение...
- Нет! Нет! - воскликнули сразу несколько голосов. Леонид сделал
краткую паузу.
- Или отклонить его как сделали афиняне, сбросив мидийских послов со
скалы.
- Убить их! В пропасть!
Толпа вновь стала подступать к послам. Парсийская стража обнажила
клинки, но тут же была атакована отрядом спартиатов, отряженных
предусмотрительными эфорами специально для этой цели. Один из мидян
рухнул, пронзенный мечом в бок, остальных обезоружили и скрутили.
- Не трогать послов! - крикнул Леонид. - Мы не вправе растерзать их
словно дикие звери. Мы должны вынести им приговор именем лакедемонского
народа.
- Голосуем! - заорал стоявший в первом ряду коротышка-спартиат.
Перекрывая рев толпы, Леонид закричал:
- Кто желает дать землю и воду мидянам?!
Толпа мгновенно затихла. Лишь какой-то глуховатый буян, не
расслышавший слов царя, было загорланил, но тут же получил по уху и затих.
- Кто за то, чтобы отклонить эту волю и сбросить послов в Грязный
колодец?
Спартиаты издали рев, долетевший, похоже, до Истма.
- А-а-а!!!
Их воля была в этом крике. Именно так голосовала Спарта, выплескивая
на площадь все свои эмоции.
Это был приговор, отменить который не решился бы никто. Не дожидаясь
приказа, спартиаты схватили послов. Те не сопротивлялись, позволив снять с
себя оружие. Толстяк Абрадат рухнул на колени, умоляя о пощаде. Его
