- Ужасная ночь! Как и прошедший день, - пожаловался он воину. Подумав
Хазарапат налил еще один бокал и протянул его Дитраву.
- Как я смею, - смутился бессмертный.
- Пей! Скромность не всегда похвальна.
Воин повиновался.
- Молодец! - похвалил вельможа.
В этот момент царь, впавший после выпитого лекарства в сладкое
забытье, приоткрыл глаза.
- Артабан, - жалобно простонал он.
- Я здесь, мой повелитель.
- А это кто?
Царь с подозрением оглядел Дитрава, заставив того затрястись от
страха.
- Это твой спаситель, государь. А теперь поведай мне, что за призрак
покусился на твою священную особу?
- Призрак? - пролепетал Ксеркс. В его голосе больше не слышалось
прежнего ужаса, лекарство начало оказывать свое воздействие. Размеренно,
словно в гипнотическом трансе, царь стал говорить.
- После того как мы с тобой обговорили, что следует сделать с
заговорщиками, я отправился к себе в опочивальню. Женщины в эту ночь не
интересовали меня, так как в сердце поселилась печаль по злокозненной, но
столь прекрасной Таллии. Слуги умастили мое тело и облачили его в ночную
рубашку. Затем они оставили меня. Я уснул. Не знаю, как долго продолжался
мой сон, но проснулся я от легкого дуновения ветерка, точно кто-то открыл
окно.
- Двадцать локтей над землей и двадцать стражников на земле. В окно
невозможно залезть, - скороговоркой пробормотал Артабан.
Не обратив никакого внимания на реплику хазарапата, царь продолжал:
- Я открыл глаза. Мерцали свечи. Окно было закрыто. Как и дверь. Но я
ощущал чье-то присутствие. Я хотел крикнуть стражу, но в этот миг он
предстал передо мной. Это был огромный, огромный человек, облаченный в
черный халат и такого же цвета плащ. Лицо его было скрыто маской,
выражение которой было пределом безумной жестокости. Не раскрывая рта,
ночной гость сказал мне, я помню его речь дословно: "Дерьмовый царек, я
слышал, ты опять пытаешься отменить поход на Элладу. Запомни, если завтра
же ты не отдашь повеление собирать войско, я приду вновь и отрежу твои
свиные яйца". Свиные яйца. Причем здесь свиные яйца? - Ксеркс посмотрел на
Артабана, словно сам удивляясь своим словам. - Затем его фигура вспыхнула
и растворилась в столбе пламени.
Царь замолк, полусонно оглядел своих слушателей. Артабан прошелся по
опочивальне, пристально вглядываясь в пол. Затем он подошел к Дитраву и
шепнул:
- Все ясно. Царь переутомился. Здесь нет и следов пламени. Кроме
того, ни один человек не смог бы проскользнуть мимо стражи. Так? Ведь вы
не спали?
- Стража бодрствовала! - так же шепотом отчеканил бессмертный.
- Верю. Значит царю все пригрезилось. У него был очень трудный день.
А значит, все надо забыть...
- А я ничего не видел, - мгновенно смекнув, куда клонит Артабан,
сказал Дитрав.
- Молодец! Тебя зовут Дитрав? Я знавал твоего отца. По-моему, из тебя
мог бы получиться неплохой сотник бессмертных...
Не слушая благодарностей, слетающих с губ Дитрава, Артабан продолжал:
- Об этом надо забыть и царю. Налей вина!
Свежеиспеченный сотник повиновался и протянул бокал Артабану. Тот
бросил в вино щепотку темно-красного порошка.
- Это пыльца лотоса. Она порождает сказочные сны, которые при
пробуждении тут же забываются. Наутро царь совершенно не будет помнить,
что случилось с ним ночью. Пей, повелитель!
Дитрав уловил в голосе вельможи иронию, смешанную с презрением.
Ксеркс послушно выпил. Руки его бессильно опустились, роняя
зазвеневший бокал, и царь повалился на постель. Артабан закинул его ноги
на перину, небрежно накинул сверху простыню.
- Пойдем отсюда.
Забрав недопитое вино и шандалы со свечами, они покинули царскую
опочивальню. На лестнице, что вела в покои Артабана, хазарапат сказал
Дитраву:
- Сейчас ты объявишь сотнику Куррану, что я назначаю тебя на его
место. Сам он получит полк в Бактрии. Туда же, на восток должны
отправиться все те, кто дежурил ночью в царских покоях. Кочевники вновь
подняли голову и я думаю твои бывшие друзья не проживут слишком долго. Ты
должен проследить лично, чтобы они отбыли из Парсы еще на рассвете. Я не
хочу, чтобы по городу поползли слухи о сумасшествии царя.
- Все будет исполнено в точности! - Сотник поклонился.
- Значит, призрак! - хмыкнул Артабан. И задумчиво тронул пальцами
губы. - Здесь можно было бы просто посмеяться над одуревшим от
подозрительности царем, но я слышал о некоем существе, которое любит
черные одежды и прячет свой лик под ужасной маской.
- Кто это? - чувствуя как холодеет сердце, спросил Дитрав.
- Бог тьмы Ариман!
6. КАКОЙ БЫЛ БАЛ!
После этих слов призрак, как показалось Ксерксу,
улетел. На следующий день Ксеркс не придал никакого
значения сну и, вновь созвав совет тех же персидских
вельмож, сказал так: "Персы! Простите меня за внезапную
перемену решения! Еще нет у меня зрелой мудрости, и люди,
побуждающие начать войну, никогда не оставляют меня
одного. Так, когда я услышал мнение Артабана, тотчас
вскипела моя юношеская кровь и я нечаянно высказал
старшему недостойные слова. Ныне же я должен признаться,
что был не прав, и решил последовать его совету. Итак, я
раздумал идти войной на Элладу, и вы можете спокойно
оставаться дома".
Геродот, "История", 6,13
Бросив поводья подбежавшему слуге, Мардоний ловко спрыгнул с коня и,
чуть прихрамывая, направился по мощеной розовым туфом дороге, что вела в
ападану - гигантский зал для официальных приемов, равного которому не было
во всем обитаемом мире.
Шагал он неторопливо, пристально разглядывая стоявших вдоль дороги
бессмертных, которых было много больше, чем обычно. Похоже, в этот день
для охраны был привлечен не только весь первый полк, что само по себе было
из ряда вон выходящим - обычно дежурили пять сотен, - но и дополнительные
отряды. Въезжая на платформу, вельможа успел заметить у ее подножия
кочевников-саков, чьи луки не уступали в меткости скифским. На городских
улицах ему повстречались отряды мидян, вооруженных дротиками лидийцев, а
даже черных, словно жирная грязь, эфиопов, облаченных в барсовые и львиные
шкуры.
Все это воинство было введено в город ночью. Подобное обстоятельство
не могло не тревожить Мардония, который, хотя и знал, что большая часть
планов заговорщиков известна Артабану, но не думал, что тот предпримет
столь решительные меры.
Накануне вечером он все же сумел встретиться с единомышленниками и
обсудить, что им следует предпринять. Чары Таллии по каким-то причинам
перестали действовать на царя. Мардоний подозревал, что здесь не обошлось
без колдовских травок Артабана. В итоге хазарапат и царевичи убедили
Ксеркса отменить свое решение о походе на Элладу. Мало того, шпионы
донесли вельможе, что Артабан собирается представить царю заговор как
попытку посадить на парсийский престол Мардония.
О том, чтобы пробиться к Ксерксу с объяснениями, не могло идти речи.
Брат царя Гиперанф сообщил, что Артабан не допускает в покои царя никого,
кроме самых верных своих сторонников, и что бессмертные получили приказ
встретить стрелами любого, кто попытается проникнуть во дворец без ведома
хазарапата. Гиперанф посоветовал Мардонию покаяться перед Артабаном и
отказаться от своих планов.
Но Мардоний был не из тех, кто кается. Ругаясь из-за потерянного
понапрасну времени, он уже в темноте вернулся в свой дворец. Гидарн,
Мегабиз и Демарат ждали его. Гидарн привел с собой нескольких верных
людей, которые дали согласие участвовать в нападении на Артабана. Не было
лишь Артафрена, который, по мнению Мегабиза, струсил и решил отсидеться.
По городу уже шла ночная стража, когда внезапно появился маг
Заратустра.
- Где же ты был днем! - упрекнул его Мардоний.
- У меня были дела в Ариане, - невозмутимо ответил маг.
Они расположились в глухой, без единого окна комнате. Таким образом
Мардоний думал обезопаситься от возможных соглядатаев. Дождавшись, когда
гости устроятся в мягких креслах, Мардоний начал было говорить. Внезапно
поднялся невообразимый шум. Какие-то почти невидимые, чуть пульсирующие
существа устроили под потолком комнаты потасовку. Их дикий визг и вопли
привели собравшихся в сильное волнение, лишь Заратустра оставался спокоен.
Глядя на него успокоились и другие. Какофония неестественных звуков
закончилась также неожиданно, как и началась. Лишь теперь Заратустра счел
нужным дать объяснение. Почесывая подозрительно красный нос, он сказал:
- В твой дом, Мардоний, проник враждебный нам демон, посланный,
очевидно, Артабаном. Духи-язаты, служащие Ахурамазде, скрутили его. Теперь
можно говорить спокойно. Нас никто не подслушает.
Мардоний благодарно кивнул головой.
- Артабан сумел переубедить царя Ксеркса и тот отменил свое повеление
относительно похода на Элладу, - сказал Мардоний, адресуясь главным
образом к Заратустре, так как другие были в курсе событий.
- Значит ионийка оказалась не столь уж сильным оружием, как полагал
ты? - спросил маг.
- Проклятый хазарапат одурманил царя каким-то зельем. Я не знаю
мужчины, который смог бы устоять перед ее красотой.
- Тем не менее, - заметил Заратустра.
- Кроме этого, - продолжал Мардоний, - он каким-то образом узнал о
наших планах относительно его собственной персоны. Он убедил царя, что мы
намереваемся осуществить дворцовый переворот и настаивает на нашем аресте.
- Да, кстати, дом окружен. По дороге сюда я несколько раз натыкался
на вооруженных воинов. К счастью, они оказались слишком беспечны. Значит
нам остается лишь один выход - расправиться с Артабаном. Люди готовы?
- Да. Трое из них находятся сейчас в моем доме. Их возглавит Демарат.
- Спартанцу я верю, - заметил Заратустра.
Демарат, чувствовавший некую неловкость из-за того, что не
поприветствовал мага накануне во дворце, кивком головы поблагодарил его.
- Если эта попытка не удастся, - медленно промолвил маг, - у меня
есть еще одна возможность убедить Артабана. Последняя возможность. В этом
случае немедленно оставьте мысль убить его.
- А как мы узнаем, что он стал относиться к нам более благосклонно? -
с иронией спросил Демарат.
- Он соберет вас и скажет: в этом году удивительно теплые ночи.
На этом заговорщики и расстались...
Мардоний продолжал неторопливо идти по розовой дорожке. Его обгоняли
спешащие на бал вельможи. Кое-кто вежливо раскланивался с ним, другие, уже
успевшие прослышать о грядущей опале военачальника, поспешно отворачивали
голову.
Через поражающие своей грандиозностью Всемирные ворота Мардоний попал
в тень ападаны. Огромная зала была уже заполнена гостями, которых
собралось здесь не менее двух-трех тысяч. Наряду с приглашенными во дворец
вельможами по зале сновало множество слуг, разносивших на подносах
сладости и вино. Кое-где у колонн виднелись караулы бессмертных.
Грани гигантского усеченного куба, который представляла собой
ападана, казалось источали роскошь. Пол залы был покрыт драгоценным
салатовым мрамором, доставленным за четыреста парасангов с гор Арахозии,
каменные стены обшиты деревом и окрашены растворенным серебром. Четыре
двери ападаны, обращенные на стороны света, были обиты золотыми листами,
