Петербурге - занятие совершенно нереальное и наивное. Деятельность
преступных сообществ настолько переплетена и взаимозависима, что иногда в
одном и том же предприятии мирно сосуществуют ставленники даже откровенно
враждебных группировок. Скажем, какой-то объект может считаться
азербайджанским, но часть денег уходит "тамбовским" и чеченам, а в двух
шагах "на долях" работают "казанские" с "пермскими", спокойно уживаясь с
"ментами" и "комитетчиками".
Кстати, о последних. В 1995 г. в бурно развивающемся в Петербурге
"институте крыш" отметилось коечто новое. Эти самые крыши стали в массовом
порядке предоставлять коммерсантам некоторые структуры милиции и бывшего
КГБ. Тенденция эта стала настолько мощной, что питерские бандиты серьезно
обеспокоились и стали всерьез говорить на своих "сходняках" о том, что самая
крутая мафия - это "комитетчики", которые контролируют все и везде и
обнаглели уже окончательно, не стесняясь предъявлять на "стрелках" ксивы.
"Ментовские крыши" зачастую более надежны и более выгодны для бизнесменов -
схема их возведения проста фирма заключает договор с охранной структурой,
учрежденной бывшими сотрудниками какой-либо спецслужбы. Естественно, что эту
охранную структуру поддерживают сотрудники действующие. Такого рода "крыши"
в Петербурге иногда называют "буферными"
Главным результатом 1995 г. стало окончательное формирование собственных
новых криминальных традиций, которые весьма существенно влияют на экономику,
политику (появилось даже новое "понятие" - "депутатская крыша", которое
явило себя во всей красе в минувшей выборной кампании, когда среди
кандидатов в депутаты в Госдуму было просто тесно от "тамбовских", да и не
только от них). Традиции эти влияют даже на моду и социальную сферу.
Несмотря на то что нарисованная картина получилась достаточно мрачной, не
стоит бояться приезжать в Питер. Жизнь здесь не страшнее, чем в любом другом
городе России, народ в основном тихий и богобоязненный, относящийся к
преступным группировкам как к еще одной разновидности многочисленных
достопримечательностей Петербурга.
Январь 1996 г.
Часть седьмая
БАНДИТСКИЕ ИТОГИ КОНЦА ДЕВЯНОСТЫХ
В настоящее время лидеры организованной преступности занимают в обществе
вполне респектабельное положение. Они прилагают большие усилия к созданию
своего добропорядочного облика, воздействуя на общественное мнение
настоящими спецпропагандистскими кампаниями с целью создания иллюзии
полезной деятельности организованной преступности для общества и
государства.
Аулов Н. Н., начальник отдела по борьбе с преступными сообществами РУОП
по СПб и области при МВД РФ.
На пороге третьего тысячелетия и в Питере, и в Москве, и во всей России в
целом как-то затихли голоса "оптимистов", полагавших в начале (и даже в
середине) девяностых годов, что расцветший пышным цветом в нашей стране
бандитизм начнет увядать сам собой по мере развития рынка и цивилизованного
капитализма. Одним из расхожих аргументов, которым оперировали эти
"оптимисты", было сравнение ситуации в России в начале девяностых с периодом
знаменитых гангстерских войн в США в "ревущих двадцатых" годах. Конечно,
сравнение было, мягко говоря, не совсем корректным - серьезные аналитики не
должны ориентироваться на внешнюю похожесть процессов, предпосылки которых
базировались на абсолютно несравнимых экономических и политических
ситуациях. Ведь в России начала девяностых в отличие от Америки двадцатых
был не решен самый ключевой, самый глобальный вопрос - вопрос собственности.
По большому счету, этот вопрос кардинально не решился в России и к 1998
году, и - не стоит себя обманывать - вряд ли у нас случится что-то
эпохально-позитивное в этой сфере до конца второго тысячелетия.
Оголтелую приватизационную дележку пусть даже крупных предприятий и
серьезных отраслей промышленности лишь очень "специальный"
экономист-политолог может охарактеризовать как грамотное и
цивилизованно-поступательное решение вопроса собственности в стране.
Так стоит ли удивляться тому обстоятельству, что российская
организованная преступность в конце девяностых стала не просто сильнее, чем
была в начале последнего десятилетия XX века, - она превратилась в
постоянный фактор повседневной жизни, ее проявления уже перестали удивлять и
шокировать. Термин "крыша" стал настолько неразрывно связан с термином
"бизнес", что даже люди, весьма далекие от коммерции и криминала, без
специальных пояснений легко понимают, о чем идет речь.
Правда, милицейские и эфэсбэшные генералы еще надувают щеки, рапортуя о
своих успехах в борьбе с мафией, но получается это у них совсем уже вяло и
неубедительно... Впрочем, валить все на генералов было бы, конечно,
абсолютно несправедливо. Бездарей и коррупционеров в "крутых погонах" в
России хватало во все времена, но ведь не генералы же разрабатывают
концепцию борьбы (или так называемой борьбы) с организованной преступностью.
Правоохранительные органы вообще, вся правоприменительная система в целом -
лишь инструменты в руках государства. Государство же в любой стране всегда
такое, каким ему позволяет быть общество. Поэтому старый афоризм "каждый
народ заслуживает свое правительство" - он, может быть, и обидный для
каких-то народов, но в целом весьма справедливый...
Бывший пресс-секретарь первого российского президента Бориса Ельцина
Павел Ващанов рассказывал как-то в частной беседе, что в самом начале
девяностых годов высшие руководители России предполагали, что планируемая
ими приватизация будет номенклатурной, то есть что необходимый для России
класс собственников будет сформирован из партийно-хозяйственных чиновников и
что этот процесс пойдет "сверху" под четким государственным контролем.
Однако идеологи приватизации недооценили масштабы накопленных в стране
"черных", т, е, откровенно криминальных денег, - а их объемы, как оказалось,
были вполне сопоставимы с финансовыми возможностями номенклатурной среды.
Поэтому приватизационный процесс с самого начала пошел и "сверху", и
"снизу"... Законы аэродинамики свидетельствуют, что, когда сталкиваются два
идущих друг другу навстречу потока, обязательно возникают турбулентные
завихрения. В процессе приватизационной дележки такими завихрениями стали
гангстерские войны и отстрелы новых банкиров и бизнесменов. Кровавая волна
стала понемногу стихать лишь к 1997 году, когда множество объектов было уже
поделено, точнее заглочено, и понадобилась естественная передышка для их
осваивания (переваривания). Кое-кто поспешил возрадоваться, появились даже
мнения некоторых аналитиков - мол, цивилизуемся, цивилизуемся потихоньку...
На самом же деле радоваться было абсолютно нечему - организованная
преступность объективно стала многократно сильнее - укрепившись экономически
и финансово, она, естественно, увеличила и свои политические, и чисто
"силовые" возможности, причем настолько, что к 1998 году для многих стало
очевидно, что оргпреступность зачастую уже не "воюет" с правоохранительными
органами, а использует их в своей повседневной практике... Лишенная
необходимой государственной идеологической поддержки правоохранительная
система, конечно же, не смогла выработать (и тем более применить на
практике) грамотную и сбалансированную стратегию борьбы с организованной
преступностью как с явлением... Известно, что при отсутствии единой
стратегии тактика всегда будет убогой - о каких уж тут "успехах" можно
вообще вести речь?! Приватизационные ошибки первой половины девяностых стали
очевидными к концу XX века, но разве кто-то понес ответственность за их
допущение? А ведь эти ошибки принесли нашей стране больше бед, чем
чернобыльская авария, - но если директора Чернобыльской АЭС посадили на 15
лет (хотя он явно не имел корыстного умысла, а лишь допустил преступную
халатность), то "директора приватизации", по крайней мере главные директора,
чувствуют себя прекрасно и поныне... Общеизвестно, что два самых известных и
сакраментальных русских вопроса - "Кто виноват?" и "Что делать?" - чаще
всего остаются без ответа...
И что же мы получили в результате к концу XX века? А вот что: благодаря
тому что в начале девяностых годов в нашем государстве были созданы
(объективно) самые настоящие "парниковые" условия для структур
организованной преступности - они набирали вес, обрастали политическими
связями и усиливали свои экономические и финансовые возможности. Занятно,
что все это происходило в условиях то затухающих, то вспыхивающих снова
"гангстерских войн" - они, кстати, причиняли организованной преступности
намного больше вреда, чем противостояние на "внешнем фронте", - то есть
правоохранительным структурам. Да и как могло быть иначе, если РУОПы,
лишенные нормальной стратегии, постепенно вырождались и в своих действиях
все больше дублировали уголовный розыск, а каких бы то ни было успехов в
работе по ликвидации организованных преступных сообществ не наблюдалось.
Да и откуда им было взяться, этим успехам, если по всей России во второй
половине девяностых годов все шире и шире распространялся институт
"ментовских крыш" - так называемых "красных шапочек". Тенденция эта, строго
говоря, не могла не возникнуть и не развиться очень быстро до масштабов
общепризнанного явления, ведь сотрудники правоохранительных органов просто
вынуждены были искать себе дополнительные источники доходов ("подножный
корм"), потому что на государственную зарплату не то что семью, и себя-то
самого любому офицеру или сержанту прокормить не представлялось возможным.
Конечно, "ментовские крыши" возникли не в одночасье, их история уходит
своими корнями еще в доперестроечное время, но тогда отдельные проявления
еще не сложились в тенденцию. Потом в конце 80-х - начале 90-х годов в
недрах правоприменительной системы родилась идея - создавать, поддерживать и
помогать развиваться тем частным охранным структурам, где работали в
основном бывшие сотрудники. Предполагалось, что такие частные охранные
предприятия, созданные под эгидой правоохранительных органов, будут
противостоять бандитским "крышам", постепенно вытесняя их с потребительского
рынка, окажут большую материальную помощь действующим подразделениям
соответствующих министерств и ведомств (на уровне внебюджетного
финансирования), а также будут активно использоваться в текущем оперативном
процессе...
Кое-кто из теоретиков даже полагал, что такие охранные предприятия можно
будет использовать как рычаги для дестабилизации обстановки внутри структур
организованной преступности - старый принцип: если не можешь задавить некое
движение, нужно постараться начать управлять им изнутри...
Возможно, все бы так и пошло по изначально придуманной схеме, если бы не
крах идеологической системы в стране. Что же произошло? А вот что: в
"плохие" коммунистические времена советское государство располагало
прекрасно отлаженной идеологической системой и вело планомерную
идеологическую политику, как и любое другое нормальное государство.
Возможно, сама по себе коммунистическая идеология и изжила себя - а потому и
идеологическая машина Советского Союза все чаще давала сбои. Когда наступили
новые и совсем хорошие "демократические" времена, отринутой оказалась не
только старая коммунистическая идеология, но и сам принцип необходимости
