подозрения, - сказал он. - Вы должны слегка сгорбиться, Жерар! Ну, а
теперь трогаемся, а то, пожалуй, будет уже слишком поздно!
В моей жизни было много всяких приключений, но это последнее стоит
выше всех. Я вспомнил, глядя на воду, туманные берега Англии с
чередующимися на них сонными деревушками, жужжание пчел, звон колоколов в
воскресные дни, широкие и длинные улицы Ашфорда с их красными кирпичными
домиками, кабаками с кричащими вывесками. Большая часть моей жизни мирно
протекла в этой обстановке, а теперь я чувствовал под собою бешеную
горячую лошадь; два заряженных пистолета висели у меня за поясом; наконец,
- самое поручение, от исполнения которого могла измениться вся моя жизнь;
мое будущее зависело теперь от того, удаться или нет арестовать самого
опасного заговорщика.
Припоминая свою молодость, оглядываясь теперь на все опасности,
которые грозили мне, все превратности судьбы, я всегда яснее всего себе
представляю этот вечер и бешеную скачку по извилистой проселочной дороге.
Это приключение настолько врезалось в мою память, что я, как сейчас,
представляю себе все малейшие детали. Мне кажется, что я вижу даже комки
грязи, отскакивавшие от подков лошадей, во время бешеной скачки.
Выбравшись из лагеря на дорогу, мы поехали краем ужасного соляного
болота. Мы постепенно углублялись внутрь страны, проезжая через обширные
пространства, заросшие папоротником и кустами терновника, пока наконец
слева от нас не показались родные башни Гросбуа. Тогда, по команде
Саварея, мы свернули направо и поехали по ограниченной с обеих сторон
холмами дороге.
Вскоре в промежутках между двумя холмами мелькнули крылья ветряной
мельницы, верхнее оконце которой, отражая в себе солнечные лучи, алело,
словно залитое кровью. Около входа стояла распряженная телега, наполненная
мешками с хлебом; невдалеке щипала траву лошадь.
Пока мы наблюдали все это, на одном из холмов появилась женщина,
осторожно оглянулась по сторонам, держа над глазами руку, в виде козырька.
- Взгляни-ка, - взволнованно прошептал Саварей. - Несомненно, он
здесь, потому что иначе к чему нужны такие предосторожности. Объедем
кругом этот холм, чтобы не дать им возможности увидать нам прежде, чем мы
будем у дверей мельницы.
- Но мы можем быстро доскакать, если поедем напрямик, - сказал я.
- Здесь слишком неровная местность, так что безопаснее сделать крюк.
Тем более, что пока мы едем по дороге, они примут нас за обыкновенных
путешественников.
Мы продолжали ехать с самым невозмутимым видом, но чье-то резкое
восклицание внезапно заставило нас обернуться. Та же женщина стояла у
дороги и следила за нами с лицом, на котором ясно отражалось подозрение. Я
догадался, что военная посадка моих спутников обратила ее опасения в
уверенность. В один миг она сняла с себя шаль и изо всех сил принялась
махать ею. Саварей с проклятием пришпорил лошадь и помчался прямо к
мельнице; я и Жерар последовали за ним. Мы как раз прибыли вовремя. До
ворот оставалось не более ста шагов, когда какой-то человек выскочил из
мельницы и торопливо огляделся по сторонам.
По черной всклокоченной бороде, по массивной фигуре с сутуловатыми
плечами, я сразу узнал Туссака. Один взгляд убедил его, что мы не дадим
ему возможности бежать; бросившись обратно в мельницу, он с шумом
захлопнул за собою тяжелую дверь.
- В окно, Жерар, в окно! - крикнул Саварей.
Молодой гусар спрыгнул с седла и с ловкостью клоуна проскользнул в
маленькое четырехугольное окошечко, бывшее в нижнем этаже мельницы. Через
несколько минут Жерар раскрывал перед нами дверь; с его рук и лица капала
кровь.
- Он убежал по лестнице, - сказал он.
- Тогда мы можем не торопиться, потому что он не может миновать наших
рук, - сказал Саварей, когда мы слезли с лошадей.
- Вы, кажется, испытали на себе первые изъявления восторга Туссака
при виде нас? Я надеюсь, вы не опасно ранены?
- Пустячные царапины, генерал, больше ничего!
- Вот ваши пистолеты! Где же мельник?
- Я здесь, - сказал коренастый лохматый мужик, появляясь в дверях. -
Что это за шум? Вы, господа, точно разбойники, врываетесь на мельницу! Я
спокойно сидел за чтением газеты и курил трубку, как имею обыкновение
всегда проделывать это вечером, вдруг, ни слова не говоря, человек
врывается ко мне через окошко, осыпает меня осколками стекол и открывает
мою дверь своим товарищая, которые ожидают снаружи. Я и так имел сегодня
довольно всяких волнений со своим жильцом, а тут еще врываются целых трое!
- В вашем доме скрывается злоумышленник Туссак!
- Туссак?! - крикнул мельник, - ничего подобного. Его зовут Морис,
это торговец шелком!
- Это именно тот, кого мы ищем! Мы явились к вам по приказу
императора.
Скулы лица мельника вздрогнули, когда он услыхал это слова.
- Я не знаю, кто он, но за ночлег он предложил мне такую хорошую
плату, что я оставил его в покое и не расспрашивал ни о чем. В наше время
не приходится требовать удостоверения личности от каждого из своих
постояльцев. Но если вы явились по приказу императора, то я, конечно, не
стану мешать вам. Должно отдать справедливость, этот Туссак был все время
самым спокойным жильцом; впрочем, так было до сегодняшнего утра, когда он
получил письмо.
- Какое письмо? Говори правду, бездельник, не то и тебе не
сдобровать!
- Это письмо принесла какая-то женщина! Я говорю вам все, что знаю.
Он точно обезумел, прочтя его. Я ужасался, слушая его речи. Он бесновался
весь день, грозил убить кого-то. Я буду счастлив, когда он уберется
отсюда!
- Теперь, господа, оставим здесь лошадей, - сказал Саварей, обнажая
саблю. - Тут нет ни одного окна, через которое он мог бы бежать. Надо
убедиться, заряжены ли наши пистолеты, а там мы быстро справимся с ним!
Узкая винтовая лестница вела в маленький чердак, освещаемый
расщелиной в стене. Остатки дров и подстилка из соломы показывали, что
именно здесь Туссак проводил свои дни. Но здесь его не было, так что,
очевидно, он спустился по другой лестнице. Мы спустились вниз, но дальше
нам преграждала дорогу массивная, тяжелая дверь.
- Сдавайся, Туссак! - крикнул Саварей, - попытки бежать будут
бесполезны!
Хриплый смех раздался из-за двери.
- Я никогда не сдамся! Но хотите ли, я заключу с вами договор? У меня
есть маленькое дельце, которое нужно обделать обязательно сегодня ночью.
Если вы оставите меня теперь в покое, завтра я сам приду в лагерь, чтобы
отдаться в ваши руки. Мне нужно заплатить маленький должок; я только
сегодня узнал, кому именно.
- Вы просите невозможного!
- Поверьте, это избавит вас от многих волнений и неприятностей.
- Мы не можем дать такую отсрочку. Вы должны сдаться!
- Но в таком случае вам придется поработать, чтобы взять меня!
- Вы не можете скрыться. Сдавайтесь! Ну-ка наляжем на дверь все
трое!..
Раздался короткий сухой звук пистолетного выстрела через замочную
скважину, и пуля, прожужжав у нас над головами, впилась в стену. Мы
сильнее налегли на дверь; плотная и тяжелая, она обветшала от времени и
скоро поддалась нашим усилиям. Мы вбежали с оружием в руках, но комната
была пуста...
- Куда черт унес его? - крикнул Саварей, оглядываясь. - Ведь мы в
самой последней комнате, других тут нет.
Это была четырехугольная пустая комната, если не считать нескольких
мешков с рожью. В самом дальнем конце ее было окошко; оно было растворено
настежь и около окня лежал еще дымящийся пистолет. Мы все устремились туда
и, выглянув в окно, не могли сдержать крика удивления. Расстояние от земли
было настолько велико, что нельзя и думать было выпрыгнуть оттуда, не
рискуя сломать себе шею, но Туссак воспользовался тем обстоятельством, что
телега с мешками хлеба была плотно придвинута к мельнице. Это уменьшило
расстояние между окном и землею и ослабило силу удара о землю. Но даже и
теперь удар был настолько силен, что Туссак сразу не мог встать, и, пока
мы сверху смотрели на него, он лежал, задыхаясь, на куче мешков.
Услышав наш крик, он взглянул на нас, погрозил нам кулаком и, быстро
спрыгнув с телеги, вскочил на лошадь Саварея и помчался через холмы; его
черная борода развевалась по ветру. Выстрелы, посланные вдогонку, не
причинили ему вреда. Едва ли надо говорить, с какой быстротой сбежали мы
по шаткой, скрипучей лестнице и вылетели в раскрытую дверь мельницы.
Несколько минут еще, и мы уже вскочили на лошадей; но этого времени ему
было вполне достаточно, чтобы удалиться от нас на довольно большое
расстояние, так что всадник и лошадь на зеленом фоне холмов казались нам
мелькавшей черной точкой.
Вечер окутывал уже землю, а мы все мчались за Туссаком; влево от нас
простиралось ужасное соляное болото, и если бы Туссак свернул туда, вы
вряд ли смогли бы следовать за ним. В данном случае все преимущества были
бы на его стороне. Но он все время не изменял направления и мчался вперед,
удаляясь от моря. На одно мгновение нам почудилось, что Туссак хотел
повернуть на болото; но, нет, он ехал между холмами.
Я решительно недоумевал, куда он несся с такой быстротой. Он ни на
минуту не останавливался и не оглядывался на нас ни разу, но неуклонно
продвигался вперед, как человек со строго определенной целью. Лейтенант
Жерар и я были легче, чем Туссак, и наши лошади не были хуже его, так что
мы вскоре начали настигать его. Если бы мы все время могли видеть Туссака,
то, несомненно, скоро догнали бы его, но он гораздо лучше нас знал
местность, и мы, естественно, боялись потерять его след.
Когда мы доскакали до спуска с холма, я чувствовал, что мое сердце
замирало от страха, что мы уже не увидим его больше. Но опасения были
напрасны: Туссак, нисколько не скрывась, скакал все прямо и прямо. Но
вскоре произошло именно то, чего мы так боялись. Мы были не более как в
ста шагах от него, когда окончательно сбились со следа. Туссак скрылся на
одном из поворотов дороги, в чем мы и убедились, выехав на вершину холма.
- Вот здесь какая-то дорога налево, - крикнул Жерар, возбужденный до
последней степени. - Поедем влево, мой друг, поедемте влево! - кричал
лейтенант.
- Подождите минутку! - крикнул я. - Здесь другая дорога направо, он
мог поехать и по ней!
- Ну так вы поезжайте по одной, а я по другой.
- Подождите на минуту, я слышу стук подков!
- Да, да, вот его лошадь!
Высокая вороная лошадь, в которой мы сразу узнали лошадь Саварея,
внезапно вылетела из густой заросли терновника, но она была без седока.
- Он нашел здесь в кустарнике какое-нибудь потаенное место! - крикнул
я.
Жерар слез с лошади и повел ее вслед за собой в кусты. Я последовал
его примеру и, пройдя несколько шагов, мы очутились в ломках мела.
- Ни малейшего следа! - крикнул Жерар, - он скрылся от нас!
Но в эту минуту я понял все. Его бешенство, его гнев, вызванный, по
словам мельника, полученным письмом, без сомнения, объяснялся известием о
том, кто предал их в ту роковую ночь нашего общего приезда. Туссак смутно
догадывался об этом, но, получив письмо, окончательно удостоверился. Его
обещание отдаться в руки только завтра утром было сделано именно с той
целью, чтобы иметь время отомстить моему дяде! И с этой целью он доехал до
места ломки мела. По всему вероятию, это было то же место, в котором
открывался подземный проход, шедший из Гросбуа. Туссак, пробираясь в замок
моего дяди для различных переговоров, вероятно, узнал секрет этого
прохода.
Два раза я ошибался, пробуя нащупать узкое отверстие и только в
