Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Виктор Козько Весь текст 149.07 Kb

Рассказы

Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
ступит моя нога. Не они, не медянки, а я их смерть. Я не прощаю им то,
что они не похожи на меня.  А больше из человеколюбия,  требующего  от
меня  справедливости,  одной только справедливости.  Какая же это наг-
лость - лишить человека жизни.  Смерть вам,  смерть, безобидные, непо-
нятные мне, непохожие на меня медянки. И я убивал их всюду, где только
находил.  Хотя позже, когда они навсегда успокаивались, опадали на пе-
сок плевком мертвой протоплазмы,  жалел. Как это по-человечески - пра-
вить тризну только по мертвому.
   И с ними,  мертвыми уже, я тоже говорил, может, больше, чем с живы-
ми. В каждой смерти сокрыта великая тайна. Убийство вылущивало из меня
человека и одновременно посылало к человеку, заставляло думать. Может,
я предвидел или кто-то подсказывал и мой исход. И я наговаривал медян-
кам,  что это не я убил их, нет, сами, мол, проказничали и допроказни-
чались. Вон белка по дереву скачет, свернет себе голову, но и тут не я
виноват буду,  я же на то дерево ее не подсаживал, я же только камешек
бросил.  Она и упала с дерева.  Сама виновата, нечего по деревьям ска-
кать.  А я неспособен убивать.  Я сам жажду быть вечно и той  вечности
желаю и ей, желаю, чтобы все и всюду было вечным.
   И слезы великого обмана и стыда за собственное двуличие и, главное,
непоправимость уже происшедшего примерзали к моим щекам. В ту минуту я
сам был немного медянкой.  А может, и не немного, а полностью, слепой,
безобидный,  беспомощный перед самим собой и перед всем миром, который
обходился со мной так же, как я с теми же медянками.
   Я был уже всюду, и меня не было еще нигде.
   Тихий послушный ветерок припадал к мои нечесаным,  непослушным вих-
рам,  кто-то вроде утешал,  поглаживал по голове и в то же время подс-
трекал меня,  трепал мои волосы, как лист осины, что росла неподалеку.
Осиновый лист, который ветер, кажется, намеревался сорвать и унести на
край света,  а заодно уже и меня.  Ветер заставлял изведать что-то еще
неизвестное,  не испытанное мной. И я сам превращался то в вольный ве-
тер или в тот же осиновый лист, дрожащий от его дыхания, в слепую пес-
чинку,  что сливалась с сугробом песка подо мной,  и я сам сливался  с
тем песком. Сыпучим песком вечности.
   Я был всюду, и меня не было нигде.
   Множество меня,  десять моих бывших, если верить, реальных жизней и
неисчислимое количество придуманных,  какие я познал по неведомой, не-
известно  кем подаренной милости быть,  состояться,  слушать,  видеть,
прихлынули и охватили меня, когда осенним вечером я заглянул на крыль-
це своей хаты в кошачий глаз.
   Кто-то из  невидимой дали протягивал мне руку,  трогал,  испытывал,
проделывал со мной то же,  что некогда в детстве проделывал я с други-
ми. Испытывал меня и кота, затаенно следил за нами. Только он был куда
разумнее и не суетливый,  не жестокий,  а терпеливый и рассудительный.
Не исключено,  что это было земное дитя.  Ведь только у него такой за-
думчивый и чистый глаз,  знаю по себе,  потому что видел и  вижу  себя
разным.
   И на  мне,  и на котике - на нас обоих лежало чье-то око.  Оно было
добрым и не угнетало нас,  было примиряющим и  лечащим.  Кто-то  дале-
ко-далеко, на краешке земли, куда ушло солнце, а может, и на крае все-
ленной увидел и вспомнил нас,  положил на нас и на  нашу  округу  свое
мудрое утешающее око. Может, кто-то неохватно, всемирно большой прилег
на Млечный Путь,  лаская и поглаживая Землю,  а заодно и два живых су-
щества, которые ненароком попали в поле его зрения. Как парень девушке
в ночном свидании признавался в любви земле,  потому что  вокруг  была
абсолютная  темень.  В  небе  рыжеватыми  сияющими веснушками высыпали
звезды.  А наш недалекий, выспеленный осенью кустарник, чернолесье при
реке,  неожиданно, среди ночи, считай, взорвался смущенной розовостью,
как та же девушка в предвидении близкого замужества. Пылали и сияли на
шее обычно грязноватых зарослей ожерелья калины. На сутуловатых плечах
ольхи зажглись кружева дикого хмеля. Широкие клубенчатые шары переспе-
лой уже лозы,  казалось, излучали желание и призыв приблизиться к ним,
забыться в их испепеляющем огне. В том огне, будто небесная растаявшая
слезинка на прихорошенном лице земли,  среди вековых торфяников, болот
и трясины перебранивалась с камышами и осокой наша маленькая  и  тихая
речушка Птичь.
   И капля за каплей,  будто от прикосновения комариного крыла, что-то
плавилось,  таяло в душе,  опадало с плеч. Обморочно и радостно сокру-
шенное нерушимым покоем млело все вокруг, млело от тяжести забытой ти-
ши и одиночества сердце.  И так легко,  так легко дышалось, будто я не
прожил  уже свою жизнь,  а только начал понимать и познавать,  что это
такое,  жизнь.  Никогда никого не видел,  кроме самого себя, никому не
наступал  на пятки и никто не подрезал их мне,  никто не дышал в заты-
лок.
   - Кто ты такой?  Откуда пришел? Куда идешь? - спросил я, с недоуме-
нием  уставившись на своего ночного гостя,  понимая всю нелепость этих
вопросов. Потому что одни только дети, и в определенном возрасте, име-
ют на них право.
   Что-то непонятное происходило и с моей головой,  потому что я сразу
же услышал ответ:
   - Чего ты нудишь,  чего ко мне цепишься? Сам Дарвин не сумел ничего
ответить, а ты мне мозги дуришь.
   - Ну, котяра, ну, котяра... Сейчас ты у меня...
   - Ага, а если ты у меня сейчас?..
   Котик мой оказался с характером.  И стремление поставить его на ко-
тиное место оказалось напрасным.  Я был перед ним как  те  же  забитые
мной в детстве медянки,  без рук,  без ног, без языка и слуха. Не спо-
собный наказать своего обидчика, немой укор прочитал в его лучисто бе-
шеных глазах.  И понял,  что все это мне только прислышалось. А если я
кого-то и слышал, то только самого себя из глубины и давности времени.
А  котик скорее умолял меня помолчать,  потому что это была минута его
молитвы, что-то вроде моления медянок и моего моления в детстве. Моле-
ния,  о котором я забыл,  не донес до сегодняшнего дня.  Прошел где-то
мимо самого себя. А может, и хуже того, гадко и большой грех врать се-
бе.  Всю свою жизнь смотрел на самого себя исподлобья, наблюдал из-под
локтя и врал себе: нет, я совсем иной, я лучше.
   А когда был уже не в состоянии дальше врать, когда подобие станови-
лось неоспоримым - убивал.  Убивал на самом деле того лучшего, что жил
во мне и бередил душу, как убивал все живое, непохожее на меня в нача-
ле своей жизни,  как вот только что по старой памяти хотел прибить ко-
тика. И прибил бы, не будь на мне милостивого глаза, от которого счис-
тились, растаяли, отпали с души ржавчина и накипь. Прибил бы походя, и
без особой печали и злобы,  если бы кто-то из тех,  кто так далеко, не
напомнил, что этот котик и есть я сам. Только в начале жизни.
   И немой укор был в глазах кота, когда он сейчас вот заглянул в гла-
за мне.  Напрасно я так пренебрежительно относился к нему: старый без-
домный кот, может, еще и лишайный, чесоточный, потому что всю жизнь на
помойке.  Черта лысого я знаю что-нибудь о нем,  черта лысого  я  знаю
что-то и о себе. В самом деле, я знаю, что ничего не знаю.
                                        II
   Он родился без имени и рос безымянно. Безымянно должен был умереть,
еще слепым: котят ведь надо топить, пока слепые. Их было шестеро у ма-
тери. Молоденькая кошка, ничего не зная о жизни, была стеснительной и,
чтобы окотиться, избрала глухой и темный угол на чердаке. Но теплый, у
лежака  печной  трубы.  Лежак  этот выложен давно и от времени местами
растрескался. В более глубоких трещинах накопилось уже порядочно сажи.
И потому на чердаке всегда держался запах горелого сухого дерева,  как
в погожий день летом возле кострища.  Сладко повевало сухой обожженной
глиной  и  еще чем-то вкусным,  что весь свой век творила царица дома,
крестьянская печь.
   Возле лежака на просушенной до звона  жести  было  хорошо  насыпано
речного белого песка. И хотя он давно уже сухой, в нем сохранялась па-
мять реки,  водорослей,  рыбы, йода. Песок был родной и целительный. И
глина  была целительной.  Ее можно даже есть,  что молоденькая кошка и
делала,  первое время не догадываясь,  почему и зачем она это  делает.
Может, из той глины и явили себя Божьему свету ее дети, потому что бы-
ла она не гулящей,  держалась хаты, чтобы мыши не забывали, что есть в
той  хате  хозяйка.  Один только раз выбралась на почерневший уже мар-
товский снег,  прошлась палисадником возле хаты,  взобралась на тот же
чердак. И вот, на тебе.
   По своей мартовской памяти она пришла на чердак котиться, строгая и
аккуратная.  Речной белый песок, рудой дубовый лист, серая от времени,
сухая сосновая стружка приняли и надежно скрыли кошачий грех, не оста-
вив и знака,  вобрали ее послед, сохранив только стойкий, на весь чер-
дак,  кошачий материнский дух, привлекающий иногда блудливых котов. Но
кошка умела отстоять свою материнскую непорочность и жизнь своих  нас-
ледников.  Такая  в  ней пробуждалась злость и лютая сила,  что шерсть
вставала дыбом.  Она потом сама удивлялась  этому,  облизывая  красным
кинжалом  языка своих мурлык-ворчунов.  Иногда в запале разносила их и
прятала по углам,  но быстро спохватывалась,  собирала в пушистую, го-
ворливую  кучу на белый песок у лежака.  Умывала.  Но они были уже до-
вольно-таки грязные, потому что родились все же на чердаке и жили сре-
ди  дыма,  всегда  в  полумраке.  И кошка стремилась их отмыть,  чтобы
кто-то,  не дай Бог,  не подумал, что она в самом деле согрешила неиз-
вестно с кем.  В деревне насчет этого строго, деревня вам не город, от
ее всевидящего и строгого глаза не спрячешься не то что на чердаке,  а
и на том свете.
   Когда на  улице шел дождь,  по чердаку гулял холодный ветер,  такие
восходили сквозняки,  что кошка просила затопить печь.  И там, в доме,
будто  слышали  ее.  Хозяйка тоже была с прибытком.  И кошка ведала об
этом.  Но, не в пример кошке, котят у той родилось только два. А у нее
шестеро.  Так что кошка и гордилась собой,  и сочувствовала хозяйке. А
та,  в теплом доме, может, невольно сочувствовала ей на чердаке. В хо-
лод и в дождь протапливала печь.  И каждый раз кошка на чердаке плака-
ла.  Не только от того,  что сквозь трещины в стояке сочился дым, а от
собственных неясных мыслей,  от избытка материнских чувств. А еще нем-
ного от стыда: что же это она сотворила? Покинула дом в ту самую пору,
когда ей необходимо быть в нем.  Как там хозяйка без нее борется с мы-
шами?  Люди ведь такие неповоротные,  даже мышей не научились  ловить.
Это была ее,  кошки,  работа. Не в пору, не в пору подперло ей, примет
ли,  прокормит ли хата шестерых ее детей, как встретят, что подумают о
ней хозяева. Боялась показаться на глаза, будто заранее предчувствова-
ла что-то.  Вот почему уже без всякой видимой угрозы порой  и  во  сне
вставала у нее на загривке шерсть дыбом, летели из нее искры.
   И все  же первые дни ее материнства пробежали ничем особо не опеча-
ленные.  В самом деле, что кошке в этом мире для полного счастья надо?
Чтобы была своя хата,  чтобы было в ней всегда тепло и мухи не кусали,
чтобы лежали под боком сытые котята и имелось самой что-нибудь на  зуб
взять.
   Все это у кошки было,  а особое счастье наступало, когда в доме за-
жигали печь и в трубу шугало пламя.  Голос того пламени достигал лежа-
ка.  Лежак начинал мурлыкать,  петь сам,  как сытый кот,  что широко и
желто разлегся на чердаке. Это скребся в переходах и изгибах печи, на-
бирая силу,  огонь. Безымянных еще котиков аж подбрасывало от дарован-
ной им жизнью ласки,  и они подпевали лежаку.  А кошка жила  ожиданием
этой благословенной минуты.  Оставляла одних и шла на охоту.  Разлежи-
ваться ей было некогда.  Не очень-то понежишься,  когда у тебя на  шее
шестеро, больше о хлебе на каждый день думается.
   Разной живности вокруг котиной берлоги,  надо признать, хватало, по
крайней мере,  в первое время. Чердак дал пристанище не только кошке и
Предыдущая страница Следующая страница
1  2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама