сверху и широкий снизу бокал, который держал в ладонях Будгофт. Тот
машинально сделал несколько глотков. На впалых висках инженера выступили
капельки пота. Глядя на господина Шика, он спросил:
- Слушайте, господин Шик. Знаете, как называют военнопленных у нас на
стройке?
- Если нарушение не носит очень злостного характера, кладут на козлы
и отпускают ни в коем случае не сыше двадцати пяти ударов по мягким частям
тела.
- А кто считает эти удары?
- Конечно, сам провинившийся.
- А если он после десяти - пятнадцати ударов теряет сознание?
- Делают перерыв.
- И кто должен потом продолжить счет?
- Он же.
- Но человек, едва придя в сознание, не способен считать.
- Естественно.
- И тогда его забивают насмерть?
- Солдаты действуют по инструкции, - напомнил Шик. - Считать обязан
провинившийся, и он сам виноват, если не использует предоставленного ему
права. - Спросил обидчиво: - Вас самого разве не пороли в школе? И отец не
порол? Странно!
Чтобы предотвратить вспышку ярости Будгофта, Вайс предложил ему
прогуляться по парку. Тот, несколько смущенный своей горячностью, охотно
согласился.
Темные шеренги лип с култышками обрезанных ветвей, скорлупа льда на
дородках, тонкий, жалобный месяц...
Лицо Будгофта было почти таким же белым, как и его волосы.
Он сказал Вайсу с отчаянием:
- Вы не представляете, какой это яд - лагеря!..
- Почему же не представляю? - Иоганн усмехнулся. - Вы, очевидно,
забыли, к какому роду службы я принадлежу?
- Но вы же не гестаповец?
Вай ответил:
- По убеждению - нет.
Будгофт подхватил оживленно:
- Вы правы, среди нас есть гестаповцы не по службе, а по образу
мышления.
- Вы имеете в виду тех? - Вайс кивнул по направлению к дому.
Будгофт спросил:
- Вы считаете, что я был неправ, когда сказал, что Освенцим - центр
работорговли?
- Я думаю, вы ошибаетесь.
- А почему?
- Есть и другие районы лагерей, не меньших масштабов.
- О! - радостно воскликнул Будгофт. - Эта ваша поправка дает мне
надежду, что вы не осуждаете меня за мои слова.
- Напротив! Я просто считаю, что вы были не совсем точны,
характеризуя ваш город.
Будгофт пожаловался:
- Гостиница, в которой я живу, переполнена представителями различных
фирм, прибывшими для приобретения рабочей силы. И, поскольку я здесь уже
почти абориген, они обращаются ко мне за советами. Лагерная администрация
сбывает им людей, находящихся в таком состоянии, что половина их умирает в
пути. Это не столько убыточно, сколько представляет некоторое неудобство
для финансовой отчетности, документы которой должны сохраняться в архивах
фирмы.
- И что же?
- Ну как вы не понимаете! - рассердился Будгофт. - Ведь в
бухгалтерских книгах Стиннесов, Фликов, Борзигов будет значиться сотни
тысяч трупов, за которые были заплачены деньги.
- А при чем здесь вы?
- Ну как же! Филиалы "Фарбен" здесь обосновались давно, и сотрудники
управления рабочей силой концерна прибегали к особой бухгалтерской
методике, чтобы зашифровать такого рода убытки.
- Значит, представителей других фирм заботит этическая сторона дела?
- спросил Вайс.
- Да. И, очевидно, потому, что все это преступно и гнусно.
- Но это утверждено имперским правительством - значит, законно. И,
как я слышал, даже установлены твердые цены, чтобы не было спекуляции
людьми.
- Вы серьезно?
- А разве к этому можно относиться иначе как серьезно? - в свою
очередь спросил Вайс. - Но я просто констатирую, что мы, немцы, узаконили
торговлю людьми и это не совсем совпадает с общечеловеческими законами.
- Но человечество нас ненавидит! - с отчаянием воскликнул Будгофт.
- Вы полагаете, все мы, немцы, заслуживаем ненависти?
- В глазах других народов - да.
- Но вот это ваше признание свидетельствует о том, что есть разные
немцы.
- Вы хотите сказать, какой я немец?
- Вы уже сказали.
- Я не все сказал. - На бледных щеках Будгофта выступили красные
пятна. - Среди немецких рабочих, которые руководят на стройке
военнопленными, есть такие, которые, невзирая на то, что сами могут
очутиться в положении этих заключенных, оказывают им всяческую помощь. А
ведь эти наши рабочие были отобраны и проверены гестапо как наиболее
благонадежные и преданные рейху. Но вот недавно одного из них казнили за
то, что он помог бежать группе заключенных. И он не один помогал им. Но
когда беглецов поймали, они никого не выдали. Это произвело очень тяжелое
впечатление на всех наших рабочих.
- Почему тяжелое?
- Ну как же! Русские - наши враги, и они могли назвать имена десятков
немцев, отомстить нам, потому что всех названных, несомненно, казнили бы.
А они ни одного не назвали. Во время побега они убили охранников, а наших
двух рабочих только связали.
- Кажется, у советских это называется чувством пролетарской
солидарности?
- Я не знаю, как это у них называется, но в результате существует
предположение, что среди наших рабочих возникло нечто вроде тайной
организации помощи русским.
- Вы сообщаете об этом мне как сотруднику абвера?
- Нет, отнюдь нет. Просто мне показалось, что вы... - Будгофт
замялся.
- Что вам показалось? - строго спросил Вайс.
- Ну, просто, что вам не очень симпатичны гости госпожи баронессы,
общество которых мы покинули.
- Вы ошибаетесь.
- Нет, - решительно объявил Будгофт, - я настолько не ошибаюсь, что
заявляю вам здесь: я симпатизирую моим рабочим больше, чем всем этим
господам.
- Вам не следует много пить, - мягко упрекнул его Вайс. - И еще
больше не следует в таком состоянии откровенничать с кем-либо.
- Слушайте, - восторженно заявил Будгофт, - ну их к черту! - Он
махнул рукой. - Поедем сейчас ко мне в Освенцим. Я вас познакомлю с
чудными ребятами. Один - учитель, другой, как и я, - химик, но они,
понимаете, настоящие немцы, не из коричневых.
- Есть еще другие цвета, - уклончиво заметил Вайс.
- Например? - спросил Будгофт. Потом вдруг, как бы догадавшись,
успокоительно объявил: - Да нет, они вовсе не красные. Вы что подумали,
что я сочувствую красным? Никогда. Просто мои друзья, как и я сам,
стыдятся того, что сейчас творится.
Вайс сказал:
- Но там, где расположены военные заводы, теперь дырявое небо, и
приглашать туда - это все равно что приглашать в гости на фронт.
Будгофт лукаво усмехнулся:
- Вы забываете, что "ИГ Фарбениндустри" не только представитель
германской империи. Американская авиация не станет бомбить наши цехи. Это
то же самое, что бомбить у себя дома дюпоновские химические заводы: удар
был бы нанесен по общим капиталовложениям.
- А англичане?
- Две тысячи английских военнопленных работают здесь на наших
предприятиях. Гестапо организовало побег двух англичан. Они должны
предупредить Черчилля: ведь нельзя же бить по своим!
- Здорово!
- Да, в правлении "Фарбен" заседают умные головы. Если Германия
выиграет войну, американские акционеры честно получат свою долю А
проиграет - концерн "Фарбен" не будет обделен своими заокеанскими
компаньонами. Для всех них война - без проигрыша.
- А для вас?
- Для меня? - машинально протянул Будгофт и, видимо протрезвев на
свежем воздухе, произнес скороговоркой: - Знаете, вернемся, я что-то
продрог. - Спросил: - Не очень подло будет, если я извинюсь перед Шиком? -
Оправдываясь, объяснил: - Ему ничего не стоит устроить какую-нибудь
гадость.
Вайс не ответил.
Баронесса при свечах играла со своими гостями в покер.
Будгофт все-таки не извинился перед Шиком. Пожав руку Вайсу и
повторив свое приглашение навестить его в Освенциме, он уехал.
Вайс через некоторое время отправился к себе в "штаб Вали", получив
твердое заверение баронессы, что она попрежнему будет оказывать
гостеприимство пленной дочери русского полковника.
В доме баронессы был еще один гость, который почти все время скромно
молчал и обладал самой ординарной внешностью. Кроме своего жестковатого
выговора, он ничем не привлекал к себе внимания. Пожилой, лысый, с
брюшком, в старомодном, длиннополом пиджаке и широченных брюках в полоску,
он не выпускал изо рта сигары и, видимо, так наслаждался курением, что
никто не решался отвлечь его от этого занятия.
Вайс уловил, что при некоторых уж слишком откровенных высказываниях
своих гостей баронесса бросала тревожный взгляд на этого человека. Но едва
лишь он сонно опускал припухшие веки, она успокаивалась, однако все же
решительно пыталась изменить тему разговоров.
Когда Иоганн осведомился о нем у Карла Будгофта, тот сказал небрежно:
- Господин Шмидт - коммерсант из Гамбурга. Но он почему-то особенно
интересуется новыми методами производства синтетических материалов. Я не
мог удовлетворить его любопытства. Сотрудники "Фарбен" дают подписку о
строжайшем сохранении в тайне всех моментов, связанных с нашим
производством.
- Возможно, он представляет какую-нибудь конкурирующую фирму.
- У "Фарбен" нет конкурентов, - твердо заверил Будгофт.
Случилось так, что этот самый господин Шмидт попросил Иоганна
подвезти его до Варшавы. Но в машине он не сел рядом с Вайсом - устроился
на заднем сиденье.
Казалось, что это человек нерешительный, - так подумал Вайс и ошибся.
На протяжении всего пути Шмидт беседовал с ним. Правда, беседа носила
несколько примитивный характер: Шмидт спрашивал, Вайс отвечал. Вопросы
сыпались градом, и заметно было, что спутник Вайса торопится как можно
точнее уяснить себе структуру абвера. Это было весьма квалифицированное
любопытство.
Насторожившись, Вайс обстоятельно и подробно изложил герру Шмидту
схему не имеющей отношения к абверу службы жандармерии в оккупированных
районах. Но, по-видимому, Шмидту и эти сведения были для чего-то нужды.
В Варшаве Шмидт остановился не в гостинице, а в пригородной вилле
крупного польского помещика, эмигрировавшего с семьей в Англию. Как
выяснилось из дальнейшего, родственники помещика, оставшиеся в доме, и
прислуга чрезвычайно внимательно относились к Шмидту, что показалось Вайсу
не совсем обычным.
Шмидт пригласил Вайса зайти к нему и за рюмкой коньяку поотечески
стал расспрашивать молодого человека о его житье-бытье.
Вайс коротко рассказал самые общие вещи, и разговор перешел на
военные темы.
Будто бы вскользь, Шмидт осведомился, как оценивает Вайс неудачу
операции "Морской лев" с высадкой немецкого десанта на побережье Англии.
Вайс высказался в том духе, что операция "Морской лев", по-видимому,
была задумана как акт морального воздействия на англичан, для того чтобы
они осознали свою ошибку. Эта ошибка заключается в том, что англичане
воюют не на стороне Германии, а против нее.
Шмидт оживился и, соглашаясь с Вайсом, сказал, что такого же мнения в
Англии придерживаются лица очень высокопоставленные. Как только Черчилль
мог поступить так безрассудно!
Вайс осторожно спросил: точно ли в Англии существует подобное мнение?
Шмидт, усмехаясь, сказал, что это известно не только имперскому
руководству. И миссия Гесса увенчалась бы успехом, если бы Англия обладала
такой же мощной системой политической полиции, какой обладает Германия в
лице гестапо, сумевшего столь решительно разгромить все левые организации
в стране.
Потом Шмидт сказал, что союзные отношения Англии с США зиждутся не на
прочной основе. Известно, например, что американская фирма, производящая
