- Интересно, как бы вы заговорили, если бы оказались на моем месте?
- Да, - согласился Вайс, - мне самому интересно знать, о чем бы я
тогда с вами говорил.
- Не поменяться ли нам местами? - иронически предложил Дуглас.
- Допускаю, что мне еще представится такая возможность.
- Желаю, чтобы это поскорее осуществилось, - буркнул Дуглас.
- Когда вас казнят, ваша мать будет получать за вас пенсию?
- Едва ли, - угрюмо сказал Дуглас. - Во всяком случае, не скоро. Ведь
абвер не пошлет официального извещения о моей смерти. А у чиновников из
Интеллидженс сервис, пока они не получат точных данных, будут основания
полагать, что после провала я купил себе жизнь ценой измены.
- А почему бы вам в самом деле не пойти на такую сделку с нами?
- Я англичанин.
- А мы немцы.
- Вы фашисты.
- А вы демократ.
- Я не желаю обсуждать с вами того, что касается только моего народа.
- А когда из вас в течение долгого времени будут изготавливать
кровавый бифштекс, вы тоже будете считать, что этот бифштекс лучшего
сорта, потому что он из мяса англичанина?
- Знаете, - сердито сказал Дуглас, - мне надоело чесать с вами язык.
Зовите ваших агентов.
- Я не нуждаюсь в ваших советах, - заметил Вайс. - И радуйтесь, что
вам пока предоставлена краткая возможность сидеть в удобном кресле.
- Да, я слышал, вы сажаете заключенных на бутылки изпод шампанского,
как некогда азиаты сажали пленников на колы.
- Вы можете попросить, чтобы бутылки из-под французского шампанского
заменили для вас бутылками из-под английского виски.
- Чего вы тянете? Что вы от меня хотите?! - раздраженно воскликнул
Дуглас.
- Хочу знать цель вашего пребывания здесь. - И Вайс предложил: -
Давайте побеседуем спокойно. - Вложил в рот Дугласу сигару, щелкнул
зажигалкой. Несколько помедлив, сказал: - Когда вы изволили завербовать
меня, - замечу, весьма неоригинальным способом, - было ясно, что вас
интересует техническая документация производства новых синтетических
веществ на одном из химических предприятий Освенцима. Так?
- Да, я получил срожайшее указание: добыть здесь только техническую
документацию и ничем другим не заниматься.
- Ведь это сложная операция, и обойдется она вашему правительству
недешево.
- Значит, документация стоит того. Что касается меня, то за документы
"Фарбен" мне обещана крупная сумма, вот и все. Вам ясно?
После короткого молчания Дуглас сказал сокрушенно:
- Никогда еще я не был в столь дурацком положении. Ах, если бы я мог
пристрелить вас, чтобы не иметь свидетеля печального казуса в моей
биографии.
- Вы так честолюбивы?
- Я профессионал. У меня свои понятия о чести.
- Совершить убийство для того, чтобы сохранить репутацию
безукоризненного разведчика?
- Ну зачем так грубо? Просто устранить. - Спросил: - Вы, очевидно,
пришли сюбда не один?
- Конечно. Я принял меры, чтобы вы чувствовали себя со мной в полной
безопасности.
- И вы не считаете целесообразным ликвидировать меня?
- Ну что вы! - пожурил Вайс. - Разве можно быть таким мнительным?.. -
Предложил: - Если вы настроены столь нервно, давайте на этом простимся.
Дуглас заколебался.
- И вы просто так со мной расстанетесь?
- Но ведь вы, оказывается, работаете здесь не столько затем, чтобы
повредить нам, немцам, сколько для того, чтобы принести пользу своим
фирмам, заинтересованным в немецких патентах. Вы почти безвредны. Пока я
оставлю вас в покое. Но, возможно, вы мне еще пригодитесь. Сидите смирно,
я сниму с вас наручники. Без лишних телодвижений. Помните, что вы у меня в
руках.
Через минуту дверь за Вайсом закрылась.
Уже на следующий день ему стало известно, что герр Шмидт срочно отбыл
из Варшавы: видимо, его призывали неотложные дела фирмы.
47
Эльза за последнее время стала выглядеть совсем плохо: исхудала,
осунулась. Теперь ей каждый день приходилось дважды выступать в вечерних
представлениях, и это была немалая физическая нагрузка.
О Зубове она сообщала Вайсу только то, что непосредственно относилось
к работе. И по сдержанности, с какой она говорила о нем, по ее тоскующему
лицу Иоганн видел, что те отношения, которые Зубов по ее же указанию
установил с Бригиттой, причиняют Эльзе душевную боль.
Покинув кабаре, Зубов лишился брони, освобождающей его от военной
службы, как и других артистов, предназначенных "поддерживать в народе
хорошее настроение", - так было сказано в циркуляре Геббельса. Но
благодаря связям Бригитты Зубов занял пост инспектора по физической
подготовке в организациях "гитлерюгенда", а в ближайшее время рассчитывал
и на нечто большее.
Зубов жаловался Эльзе, что Бригитта чрезвычайно ревнива.
По ночам он часто исчезал из дому, чтобы вместе со своими новыми
товарищами, среди которых было уже пять поляков, немецфольксдойч, два
словака и один венгр, - с этим интернационалом, как он говорил, подышать
"далеко не свежим воздухом"... Ибо там, где пламя пожаров на базах с
горючим, пыль от взрывов на складах с боеприпасами и пальба, там не легко
дышится.
И когда он под утро возвращался домой, Бригитта, проведшая бессонную
ночь в тревожном ожидании, ревнивым оком искала на его лице следы губной
помады и нюхала запыленную одежду, страшась обнаружить запах чужих духов.
Ее откровенная ревность не очень тяготила Зубова, скорее, пожалуй,
даже льстила его мужскому самолюбию.
При встречах с Эльзой, которую он считал более осведомленной в
тонкостях немецкого языка, Зубов деловито вылавливал из ее речи незнакомые
слова, внимательно повторял их, запоминал. И не замечал, что такие уроки
немецкого языка причиняют ей боль.
И когда Эльза презрительно отзывалась о его немке, Зубов возражал:
- Нет, знаешь, она все-таки ничего. Ее старик полковник был
порядочной гадиной, обращался с ней как с бездушной куклой и вынуждал ко
всяким пакостям.
- Молчи! - с отчаянием просила Эльза.-> Я не хочу этого слушать!
- Ну почему же? Ты должна все знать об этом публике, - возражал
Зубов. - А ведь Бригитта, в сущности, славная... Не успела окончить
гимназию, как ее сунули замуж. Знаешь, я ее иногда просто жалею.
- Ну вот! - негодующе сказала Эльза. - Еще немного - и ты станешь
образцовым супругом фашистки.
- Да она не фашистка, она добрая и немного несчастная. Но сейчас,
кажется, счастливая. - Похвастал: - И я даже уверен, теперь она будет
по-настоящему горевать, когда в ближайшее время снова овдовеет.
- Значит, она тебя любит?
- В том-то и дело. Я даже сам не ожидал. - И Зубов пожал своими
могучими плечами. Лицо его было растерянным.
- Ты, наверно, там с ней абсолютно обуржуазился, - гневно заметила
Эльза. - Разовьет она у тебя барские наклонности.
- Да нет, она хорошая женщина, - запротестовал Зубов. - Просто ей в
жизни не везло. И не такая уж она барахольщица. Предлагает: "Убежим в
Швейцарию и там будем жить в горной хижине вдали от всего света..."
- С милый рай и в шалаше, - раздраженно перебила его Эльза.
Зубов сказал задумчиво:
- Действительно, я к ней теперь стал как-то похорошему относиться.
Понимаешь, последнее время заметил, что она тайком от меня плачет. В чем
дело? Приставал-приставал, и вдруг она созналась. Встала на колени и
умоляет, чтобы я простил ее. Ну, думаю, засыпался в чем-нибудь, и она меня
выдала. А оказалось, смешно сказать, у какого-то ее предка прабабка была
не арийка. Ну вот, она призналась, что даже на исповеди это скрывала.
- Значит, особым доверием она тебя дарит?
- Ну как же, она женщина принципиальная. Не захотела обманывать меня,
поскольку, по ее мнению, я чистейший и образцовый ариец.
- А при чем здесь ты?
- Но я же ее супруг, с вытекающими отсюда последствиями. Вот и все.
- Влюбился?
- Ну, это ты зря, - возразил Зубов. - Вопервых, ты мне сама велела.
Во-вторых, повторяю, я к ней отношусь теперь по-настоящему. А в-третьих,
благодаря моему безопасному положению, я могу теперь действовать активнее.
С этим венгром, Анталом Шимоном из города Печ, бывшим шахтером, мы
разработали планчик операции на шахтах Фюрстенгрубена в окрестностях
Освенцима - там необходимейшее сырье для "Фарбен". Кое-что можно затопить,
используя паводковые воды, а кое-что и подорвать.
- А по ночам продолжаешь одиночные расправы?
- Чех Ян Шишка оказался отличным снайпером.
- А ты?
Зубов усмехнулся:
- Дилетант спортсмен. Недавно выступил в женском атлетическом клубе.
Знаешь унтершарфюрера из гестапо? Бывший чемпион Мюнхена по вольной
борьбе. И представь, броском через плечо я швырнул его на ковер так, что
он сломал себе ногу, теперь лежит в гоститале. И я послал его жене
некоторую сумму, чтобы этим гуманным поступком заслужить благоволение
местного общества.
- А взрыв бомбардировщиков в воздухе?
- Это помимо меня. Вайс достал у своих специалистов в школе ампулы,
взрывающиеся от вибрации. Ящик с взрывателями привез на автосклад мой
товарищ, немец-шофер с автобазы. Только и всего. И, как видишь, наша
техника не подводит гитлеровских асов. Некоторым даже удается благополучно
приземлиться с парашютом и ждать окончания войны на советских харчах.
- А обо мне ты когда-нибудь думаешь? Я все-таки твой друг, и мне тут
живется несладко, - неожиданно спросила Эльза.
Зубов потупился, пробормотал неохотно:
- Стараюсь не думать...
- Почему?
- Но ведь я ничем не могу облегчить твою жизнь.
- А я думаю о тебе, - резко сказала Эльза, - и много думаю.
- Напрасно, - возразил Зубов. - Я теперь наловчился действовать
аккуратно. И потом у меня здесь такая надежная "крыша".
- Вместе с возлюбленной, этой немкой...
Зубов поднял голову и, глядя Эльзе в глаза, серьезно сказал:
- Для меня она человек. И, если хочешь знать, я ей благодарен за
многое.
- Ну как же! - усмехнулась Эльза. - Не может сомкнуть глаз, пока ее
любовник не соизволит вернуться и пересказать ей все те нежные слова,
которым я его обучила.
- А что? - сказал Зубов. - Слова хорошие, сердечные.
- Ладно, - сказала Эльза, вставая. Приказала: - Уходи! И приходи
теперь только в тех случаях, когда будет самая острая необходимость.
- Но я же по тебе все-таки скучаю... - взмолился Зубов. - Знаешь, как
тягостно долго быть без советского человека! Я даже худею, когда тебя
долго не вижу.
- Оно и заметно! - ядовито бросила Эльза. И, холодно пожав руку
Зубова, посоветовала: - Знаешь, ты всетаки береги себя. - И добавила
шепотом: - Хотя бы для того, чтобы твоя мадам вновь не овдовела.
Зубов ушел, недоумевая, почему в последнее время Эльза так странно
стала вести себя с ним - задиристо, обидно и вместе с тем с какой-то
скрытой горечью.
Он испытывал к ней особое чувство после того, как, рискуя жизнью, она
спасла его от преследования гестаповцев и сделала своим партнером в
кабаре. Но общаться с молодой женщиной и любить одни ее добродетели - это
было не в характере Зубова. Поэтому всякий раз, когда они репетировали
свой акробатический номер, Зубов, подхватывая ее после пируэта в воздухе,
неохотно выпускал из своих объятий. И когда Эльза однажды залепила ему
пощечину, он вынужден был признаться, что покоряется этому освежающему
жесту только потому, что она выше его по служебному положению и он должен
безропотно соблюдать армейскую субординацию. Правда, в Советской Армии
такое обращение с подчиненными строго карается, но, поскольку оба они
