имела такое же значение, как мельчайшая деталь огромного механизма: ведь
если она, эта деталь, не будет выполнять свои строго определенные функции,
гармонически взаимодействия с бесчисленным количеством других деталей,
мощный агрегат не сможет работать, остановится.
Итак, Эльза семенила по Маршалковской. Ее жесткие от туши ресницы
колючим венчиком окружали прячущие подавленную грусть глаза, единственно
неподдельным в которых был их цвет. Она точно рассчитала время и, не
убыстряя и не замедляя шаг, подошла к киоску почти одновременно с
человеком, запоминать внешность которого ей не было нужды. Положила на
прилавок свернутую старую газету, купила две почтовых открытки, спрятала
их в клеенчатую сумочку и отошла от киоска, механически улыбнувшись на
прощанье старухе киоскерше, которая посчитала ниже своего достоинства
ответить на улыбку уже с утра размалеванной девицы.
Человек, рассматривавший еженедельник, взял его вместе с оставленной
Эльзой газетой, расплатился и, не оглядываясь, направился на другую
сторону улицы.
И тут дверца газетной будки вдруг распахнулась. Из нее выскочил
какой-то мужчина и, сунув правую руку в прорезь на груди своего плаща с
капюшоном, поспешно направился вслед за человеком, только что купившим
еженедельник. Движение его было настолько явно профессиональным, что Эльза
мгновенно сообразила, какой опасности подвергается человек, несколько
минут находившийся под ее опекой. Не раздумывая, она швырнула свою сумочку
из эрзац-лака в проволочную мусорную корзину, бросилась вдогонку за типом
в плаще и, настигнув его\, хватая за руки, закричала, что вот сейчас, сию
минуту, он украл у газетного киоска ее сумочку.
Этот тип оказался сильным мужчиной. Но в цепкой ловкости Эльза не
уступала ему. Завязалась борьба. И сразу же из-за угла выехали два
мотоциклиста и машина с закрашенными боковыми и задними стеклами. Эльзу
бросили в машину и увезли. Все произошло так быстро, что прохожие даже не
успели понять, в чем дело.
Спустя несколько часов полицейский объявил киоскерше, что задержанная
оказалась уличной воровкой.
Вот и все, что случилось в это утро.
В тот же вечер аттракцион фрейлейн Николь в программе варьете был
заменен выступлением актрисы, исполняющей танец с пылающими факелами.
Среди агентов уголовной полиции у Вайса был знакомый, некий господин
Адам. Впрошлом знаменитый варшавский сыщик, он специализировался на
поисках фамильных драгоценностей, похищенных у знатных особ. Такие кражи
обычно совершали крупные профессионалы. Зная их наперечет, господин Адам
вступал с похитителями в переговоры, в результате которых за умеренный
выкуп владельцы драгоценностей получали их обратно. От тех и других Адам
получал недурное вознаграждение, достаточное для того, чтобы определить
двух своих дочерей в гимназию и даже коечто откладывать про черный день.
Он не утратил своей должности и во время оккупации, так как жена его была
немка. Но его специальность уже не приносила прежних доходов. Он
превратился в обыкновенного уличного топтуна, и все его обязанности
сводились к тому, чтобы в районе улиц, находившихся в его ведении, следить
за имуществом, присвоенным немецкими оккупационным властями в домах,
прежде принадлежавших полякам, не допускать воровство.
Вайс частенько угощал Адама рюмкой спиртного в локале пана
Полонского. Неторопливо поглощая водку, Адам в благодарность выкладывал
различные новости уголовного мдира, всякие полицейские сплетни, и Иоганн
иногда выуживал кое-что подходящее для себя.
Как-то вечером Адам рассказал Вайсу о девушке, пойманной сегодня у
газетного киоска, и осуждающе заметил, что с такой внешностью и фигуркой
ей не следовало заниматься уличными кражами. И если б она была знакома с
порядочным, солидным человеком, таким, например, как он, то этот человек
сумел бы наставить ее на правильный честный путь. Он устроил бы так, чтобы
она не знала отбоя от господ офицеров. И хотя фронтовики народ грубый и
привыкли все брать силой и бесплатно, с профессионалками они обычно ведут
себя как порядочные люди. И если и бывают какиелибо недоразумения, то
отнюдь не на финансовой почве.
Вайс, движимый неясным беспокойством, попросил Адама узнать, в какое
полицейское управление была доставлена эта воровка.
На следующий день Адам доложил, что она не зарегистрирована ни в
одном из полицейских управлений Варшавы.
К этому времени Иоганн уже не сомневался, кто эта "воровка", о
которой рассказал Адам.
Единственное, что удалось узнать Вайсу через Адама, - это приметы и
номер полицейской машины, забравшей Эльзу.
Номеров с такой серией ни одна служба в генералгубернаторстве не
имела. На крыше и бортах этой машины стояли знаки красного креста. Но это
не была санитарная машина: на капоте у нее, как у гестаповских машин,
имелись резиновые прокладки для откидывания ветрового стекла, чтобы при
погоне можно было вести огонь с переднего сиденья. В задней дверце - узкие
амбразуры, заделанные пуленепроницаемым, с синеватым отливом стеклом.
Значит, можно было предполагать, что машина бронированная.
Подобного типа броневики, замаскированные под обычные санитарные
машины, применялись лишь в специальном подразделении СД, находящемся в
личном подчинении рейсфюрера Гиммлера.
Да, Иоганну было о чем задуматься в связи с исчезновением Эльзы.
Чрезвычайная опасность нависла не только над ней.
51
За это время Александр Белов сформировал в тылу врага
целенаправленную, организационно закрепленную разведывательную сеть.
Для создания подобной структуры необходим не только организаторский,
оперативный. профессиональный талант разведчика, - нужно еще обладать
даром человековедения. Ведь даже малейшая неточность в оценке
психологических особенностей человека по своим последствиям равна
оплошности минера. Причин гибели минера обнаруживается великое множество,
но установить ту. единственную, которая привела к взрыву, невозможно, ибо
уничтожено все, что послужило бы даже малейшим намеком на истинную причину
катастрофы.
В последнее время разведывательные и диверсионные операции "штаба
Вали" проваливались одна за другой. Это свидетельствовало об успешной
работе Иоганна Вайса и тех, кого он, доверив им свою жизнь, сделал своими
сотрудниками.
Гиммлер направил в "штаб Вали" самых опыных контрразведчиков, чтобы
выявить причины провалов, и здесь создалась крайне опасная, напряженная
обстановка. Угроза нависла и над начальством и над рядовыми сотрудниками.
Каждый шаг, каждый поступок любого, кто имел отношение к "штабу Вали" -
будь то один из его руководителей, преподаватель
разведывательно-диверсионной школы, охранник или курсант, - подвергался
тщательной проверке. Все и вся находились под строжайшим наблюдением, и
Вайсу с каждым днем становилось труднее находить возможности для общения
со своими людьми. Опасность ежеминутно подстерегала их да и его самого.
Условия сложились такие, что приходилось решать, как быть дальше:
свести до минимума работу с невероятным трудом созданной Вайсом внутри
"штаба Вали" системы или даже временно свернуть ее.
Конечно, можно было бы просто затаиться и в бездействии выжидать,
пока конрразведка прекратит свое обследование. ведь постепенно ее
активность уменьшится, бдительность ослабнет, а там, глядишь,
контрразведывательную группу и вовсе отстранят от слежки за
"проштрафившимся" объектом, перекинут на другой.
Но был и иной выход из создавшегося положения: найти возможность
переместиться на другую арену, чтобы там, не прерывая, продолжать свою
деятельность.
Иоганн выбрал этот путь.
Он приказал Зубову и его интернациональной группе активизироваться.
Поляков, чехов, венгров и русских, входивших в эту группу, Зубов с помощью
Бригитты определил в служение по домам ее знакомых. Днем они мирно
исполняли обязанности поваров, дворников, садовников, а по ночам
занимались во главе с Зубовым силовыми актами, часть которых, по
рекомендации Вайса, они приписывали некоему таинственному союзу
штурмовиков имени Рема, якобы мстящему эсэсовцам и гестаповцам за казнь
своего вожака.
Что же касается взрывов железнодорожных эшелонов и складов с
боеприпасами и горючим, то эти операции оставались анонимными.
На совещании командного состава "штаба Вали", в котором приняли
участие прибывшие из Берлина сотрудники СД, было высказано следующее
предположение: не исключено, что разведка противника засекла расположение
"штаба Вали" и установила за ним наблюдение.
Предположение это сделали сами абверовцы, руководители "штаба".
Представители СД возразили, что видят тут скорее частные террористические
действия разрозненных групп польских патриотов.
И все же в результате длительных обсуждений и споров было решено
передислоцировать "штаб Вали" в район Кенигсберга.
Распорядок же внутри "штаба Вали" и подопечных ему
разведывательно-диверсионных школ члены комиссии СД признали
удовлетворительным. Совместно с абверовцами они подписали протокол
обследования и приложили его к докладной на имя рейхсфюрера СС Гиммлера,
крайне обеспокоенного положением, сложившимся в "штабе Вали".
И хотя неприязнь Гиммлера к Канарису была очень велика и он так и
горел желанием подложить адмиралу свинью, в данном случае интересы рейха
восторжествовали.
Таким образом, в итоге деятельности Вайса и его разведывательной сети
сотрудники абвера вынуждены были покинуть прекрасную, со здоровым климатом
дачную местность близ Варшавы и перекочевать в каменистую, сырую и
ветреную Прибалтику. С переездом были связаны не только личные бытовые
неудобства. Передислокация всей системы "штаба Вали" требовала длительного
времени и, по существу, надолго выводила из строя важнейший
разведывательный орган вермахта.
Ущерб от такого перерыва в нормальной работе "штаба Вали" равнялся
крупнейшей диверсии, принесшей потери, которые трудно оценить, настолько
они серьезны.
Но, помимо всего прочего, для Иоганна Вайса было наиболее важно то,
что вместе с личным составом, оборудованием, приписанным к "штабу"
имуществом в полной сохранности передислоцировались на новое место те
люди, которых он нашел и обучил, которые работали в сложной сети,
раскинутой внутри абвера. И эти советские люди, сотрудники Вайса, будут
исполнять свой долг в новых условиях. И наша разведка будет знать обо всех
вражеских замыслах, созревающих под бетонным теменем "штаба Вали", где бы
он ни находился - в уютном лесу под Варшавой или на каменистой почве в
районе Кенигсберга. И неважно, что здесь расположение "штаба Вали"
скрывает уже не дощатая, а неприступная железобетонная ограда: за ней есть
и свои, советские люди.
В технической лаборатории "штаба Вали" уже второй месяц трудился
химик Петер Химелль - специалист по изготовлению симпатических чернил. В
его обязанности входил также инструктаж курсантов о способах их
применения.
Это был старый член национал-социалистической партии, фронтовик,
тяжело раненный под Смоленском. После госпиталя его направили в систему
абвера.
Педантичный, немногословный, он был чрезвычайно высокого мнения о
своей персоне, считая, что два ордена железного креста, первого и второго
класса, говорят сами за себя. Семья его погибла в первые же месяцы войны,
