же они не утратили физического здоровья. Поэтому они давали решительный
отпор Нюрке, когда та пыталась проявить свои кое-какие свои специфические
наклонности, но некоторых, измученных и обессиленных пытками и допросами в
тюрьмах гестапо, девушек она, делая вид, что заботливо ухаживает за ними,
понуждала уступать ей.
Сама капитан Клара Кауфман отличалась высоконравственным поведением,
несмотря на то что, благодаря гигиеническому образу жизни, выглядела очень
моложаво и никто не мог сказать, что этой женщине за сорок. И мундир шел к
ее фигуре, и ее остроносое, с птичьим профилем лицо было свежим, и на
высокой шее не одной моршины.
Некоторые пожилые, степенные офицеры абвера были бы не прочь завязать
с ней необременительные приятные отношения, в крайнем случае даже
супружеские, но она мужественно отклоняла все домогательства, так как
считала безнравственным выходить замуж при наличии живого мужа. А
кратковременные легкие связи - это было ниже ее достоинства.
Порочные склонности Нюрки вызывали у нее естественное чцвство
брезгливости. Но, в душе страшась этой иногда впадавшей в яростное
бешенство, способной все уголовницы, капитан Ауфбаум ограничивала протесты
по поводу непристойного поведения своего заместителя по политической части
тем, что с холодной и жесткой ненавистьб преследовала курсанток, которые
пользовались благосклонностью Нюрки.
За малейший проступок она отчисляла их в концлагерь. А если проступок
был серьезным, то направляла в подразделение СС, расположенное неподалеку
от школы. Ликвидационными операциями это подразделение занималось в районе
мусорной свалки, вокруг которой были поставлены столбы с надписями
"Запретная зона", обюычными для мест, где производились казни.
Когда в школе с хозяйственной, финансовой или учебной инспекцией
приезжали офицеры абвера, капитан Ауфбаум встречала их гостеприимно. И
сама руководила в таких случаях приготовлением обедов и ужинов, чтобы
побаловать "гостей" домашней стряпней. Еще в Донбасе она научилась делать
отличные настойки из различных ягод и восхищала своим искусством приезжих.
После обильного ужина и столь же обильной выпивки, дабы отклонить
ухаживания, затрагивающие ее женское и офицерское достоинство, капитан
Ауфбаум, выбрав момент, любезно предлагала настроившемуся легкомысленно
гостю помотреть личные дела ее курсанток, в которых имелись фотографии.
Если внимание гостя привлекало какое-либо дело, она говорила, что
дополнительные сведения тот может получить непосредственно от интересующей
его курсантки, и давала приказание вызвать девушку в комнату, специально
предназначенную для инспектирующих чинов абвера.
Это ее способ избавляться от фамильярничания старших по званию или по
занимаемой должности офицеров вызывал возмущение и протесты заместителя.
Но объяснялись они не столько соображениями нравственными, сколько самой
низменной ревностью.
Понимая это, капитан Ауфбаум строго делала соответствующее внушение и
приказывала:
- Лейтенант, смирно! Кругом марш!
И лейтенант Нюрка вынуждена была подчиняться священным правилам
армейской дисциплины, столь же неукоснительной в абвере, как и в чатях
вермахта.
Вильгельм Канарис, сын директора Рурской металлургической фирмы,
лощеный офицер крейсера "Бремен", приобрел на этой плавучей базе
германской разведки специальность, приведшую его ныне к высокой должности
начальника абвера.
Канарис считался человеком светским, порой склонным к отвлеченным
филосовским рассуждениям, к которым он прибегал, стремясь уклониться от
высказывания пряиых и ясных суждений.
Его дружба с начальником гестапо Гейдрихом, тоже бывшим офицером
крейсера "Бремен", но уволенным с флота за порочные наклонности, зиждилась
не на юношеских воспоминаниях.
Оба они имели все основания бояться, презирать, ненавидеть друг
друга.
Руководствуясь своего рода смелостью, смешанной с коварством, они
предпочли видимость дружбы откровенной вроажде, прощупывающие схватки на
короткой дистанции - бою на длинных, но независимо от дистанции эти
схватки были в равной степени обоюдно опасны.
Наиболее удачные разведывательные операции Канарис обычно проводил,
опираясь на деловые круги немецких промышленников. Используя свои
международные связи, они весьма охотно и успешно выполнялли
разведывательные поручения абвера, совпадающие с экономическими интересами
германских концернов. Тем более что, помимо всего прочего, концерны
раполагали своими собственными специальными разведывательными отделами,
состоящими на бюджете фирм.
Самую бесценную для фюрера информацию Канарис получал от лиц,
правивших германской промышленностью и одновременно бывших компаньонами
столь же могущественных магнатов США, Англии, Франции.
Этот обоюдный обмен деловых людей деловой информацией только крайне
бестактный и невоспитанный человек мог бы назвать шпионажем, наносящим
ущерб безопасности стран, гражданами которых они числились. Но так или
иначе баснословные прочные дивиденды были им при всех условиях обеспечены,
дажеб в том случае, если между этими странами возникнет война.
Естественно, что директоров крупнейших германских фирм,
возвращающихся из-за рубежных вояжей, Канарис не рассматривал как
вульгарных агентов и не платил им из специального секретного фонда абвера
за их разведывательные услуги. Напротив, они сами с готовностью предлагали
вознаграждение для имперских министров, маршалов и фельдмаршалов, с тем
чтобы те форсировали военные заказы германским концернам.
Кроме того, директора хотели получить соответствующие субсидии, чтобы
быстрее начать выпуск продукции по патентам, добытым у зарубежных
компаньонов, предприятия которых также выполняли военные заказы своих
правительств.
Так, например, совершенно братские коммерческие связи установились
между немецкой фирмой "Карл Цейс" и американской "Бауш энд Ломб", и в
угоду уважаемому партнеру американская фирма отказала союзной державе -
Англии, когда та попросила выполнить заказ на военную оптику.
Как известно, построенные в Германии заводы "Опель", выпускающие
военную продукцию, - собственность американской "Дженерал моторс".
Что же касается Гуго Стиннеса - владики Рура, то он предусмотрительно
создал за океаном фирму "Гуго Стиннес индастрис корпорейшн" (Нью-Йорк). В
Англии, в центре Глазго, возвышалось здание с вывеской "Гуго Стиннес
Лимитед". Надо отметить, что в период самого разнузданного расизма в
Германии немецкие магнаты становились, так сказать, выше предрассудков и
вступали в тесные не только финансовые, но и родственные связи с такими
владетельными иностранными семьями, ни одна из которой не смогла бы пройти
даже самой снисходительной проверки в расовом чистилище рейха.
Таким образом, то, что составляло сокровенную, строжайшую
государственную тайну, служило лишь предметом дружеской болтовни между
промышленно-финансовыми партнерами, сплоченными общими коммерческими
интересами.
Для подстегивания Гитлера в его агрессивных планах рурские
промышленники были заинтересованы в некотором преувеличении сведений о
военной мощи США, Англии, Франции. Финансируя военное производство,
используя все средства фашистского террора внутри страны, они надеялись
полностью парализовать недовольство рабочих масс.
Кроме того, им желательно было, чтобы фюрер не имел истинного
представления о военной мощи СССР, так как это могло несколько притупить
его воинственный пыл в отношении большевизма. Тем более что зарубежные
компаньоны германских магнатов порой снисходительно шли на значительные
уступки в твердой надежде на то, что гитлеровская Германия, осуществиив
поход на Восток, создаст самую плодотворную почву для процветания
корпораций, сливших свои капиталы и политические чаяния.
И Вильгельм Канарис за услуги агентурной информации, оказанные ему
германскими магнатами, расплачивался тем, что информировал фюрера в
обусловленном направлении и духе.
Что до Гейдриха, то его уделом была разведка внутри страны, которой
он занимался успешно, во всеоружии своего опыта.
Менее удачливо Гейдрих конкурировал с Канарисом в области разведки и
контрразведки за рубежом, не располагая для этой цели столь ценными
кадрами, как его соперник.
Для получения сведений из иностранных политических кругов Канарис
пользовался услугами самых родовитых аристократических семей рейха, чьи
имена были записаны в готском альманахе - племенном справочнике
титулованной знати.
Правда, здесь ему приходилось прибегать к крупным изъятиям из
секретного фонда абвера в западной стойкой валюте.
Но такие расходы всегда были оправданы.
Эти люди с громкими титулами, даже если и не занимали официальных
государственных постоа, обладали способностью при встречах в других
странах с себе подобными со свободной небрежностью, будто между прочим,
выведывать важнейшие политические секреты. Этим секретам в так называемом
высшем обществе придавалось куда меньше значения,
чем семейным тайнам, затрагивающим честь именитых фамилий.
Особое дарование в этой области проявил, например, князь Гогелоэ.
А разве не бесценны были услуги французского маршала Петэна? Еще
будучи французским послом в Мадриде, он систематически информировал Франко
о состоянии французских вооруженных сил, твердо уверенный в том, что
незамедлительно станет известно Гитлеру и усердие информатора не будет
забыто.
А знаменитый американец Чарльз Линдберг - поклонник фюрера, принятый
в Лондоне с распростертыми объятиями!... Сей национальный герой США с
рабьим усердием обстоятельно сообщал немецким друзьям о возможностях
воздушного флота как Америки, так и Великобритании.
А услуги Ватикана...
Да, Канарис мог позволить себе изображать просвещенного гурмана,
покровителя искусств, нежного любителя такс, чудака, развлекающнгося игрой
на флейте, выращивающего в оранжерее редкие тропические растения, и,
облачившись во фрак, принимать на своей загородной вилле агентов с такой
торжественностью и почтительностью, какой заслуживают особы высшей знати и
владыки немецкой промышленности.
И хотя сфера деятельности между Гейдрихом и Канарисом была официально
поделена: Канарис занимался разведкой иностранной, Гейдрих - разведкой
внутри страны, - оба они стремились залезть в охотничьи угодья друг к
другу.
Гейдрих - с целью слежки за абвером, Канарис -с целью собрать как
можно больше грязи, как можно больше нужных ему сведений о тех, кто входил
в правящую клику, чтобы держать их в случае нужды на привязи.
И каждый в этой конкурентной борьбе стремился изловить другого,
предать, чтобы прибрать хозяйство павшего к своим рукам.
40
После семейной партии в крокет Канарис и Гейдрих, оставив жен в саду,
удалились в кабинет, чтобы поболтать наедине в ожидании обеда.
Гейдрих даже во время игры в крокет не решился расстегнуть пуговицы
на кителе.
Он, как всегда, был чопорно-подтянут и, если проигрывал, сжимал узкие
губы так, что они белели.
Канарис, напротив, небрежно относился к своему туалету, а проигрывая,
умел так ликовать, так радоваться успеху противника, что у того возникало
ощущение невольной досады: стоило ли так усердно стремиться к победе ради
того только, чтобы доставить удовольствие своему партнеру?
Гейдрих коротко рассказал Канарису о полученном им рапорте, в котором
