раненый, только что вынесенный с поля боя. Улегшись в ванну, Лансдорф
заметил, что температура воды именно такая, какую он предпочитает, и,
прикрыв глаза белыми, как у курицы, веками, попросил Вайса взять со стола
книгу и почитать ему вслух.
Книга эта оказалась французским романом, изданным в 1902 году на
немецком языке в Мюнхене. Называлась она "Искусство наслаждения". Но
ничего фривольного в ней не содержалось. Автор обстоятельно описывал жизнь
пожилого холостяка, который приговорил себя к добровольному заключению в
своей комнате. Единственным живым существом, с которым он позволял себе
общаться, была канарейка. Беседы с этой птичкой и составляли суть
повествования.
Вайс читал книгу, сидя на круглой табуретке в некотором отдалении от
ванны, и, когда изредка поднимал глаза, видел торчащее из воды сморщенное
личико Ласдорфа, на котором блуждала мечтательная улыбка.
Потом Вайс помог Лансдорфу выбраться из ванны, вытер его насухо
теплым полотенцем, завернул в заранее нагретую простыню и отвел к постели.
Здесь он надел на старика теплую длинную ночную рубаху, прикрыл его
периной и осведомился, будут ли какие приказания.
- Мне нравится, как ты читаешь, - сказал Лансдорф. - Продолжай!
Но только Вайс взялся за книгу, как в дверь робко постучали, а потом
так же робко в комнату вошли Штейнглиц и Дитрих.
Тем же ровным голосом, каким он одобрил манеру чтения Вайса, Лансдорф
сказал стоящим навытяжку подле кровати офицерам:
- Господа! Сейчас я прочту вам приказ фельдмаршала Кейтеля. он
гласит, - и стал читать документ, отпечатанный на тонкой папиросной
бумаге: - "Пункт первый. Советские военнопленные подлежат клеймению
посредством особого долговременного знака.
Пункт второй. Клеймо имеет форму острого угла примерно в сорок пять
градусов, с длиной стороны в один сантиметр и ставится на левой ягодице.
Царапины наносятся раскаленным ланцетом на поверхность напряженной кожи и
смачиваются китайской тушью".
Таким образом, военнопленные, поступающие в транзитные лагеря, где
нами проводится отбор материала, пригодного для зачисления в
разведывательные и диверсионные школы, оказываются мечеными. Отсюда
следует, господа, что самый предварительный отбор материала надлежит
производить в сборных лагерях. - Тут Лансдорф почмокал губами.
Вайс догадливо подскочил, всунул ему в рот сигарету, поднес зажженную
спичку.
- Господа! - сказал Лансдорф визгливо. - Я полагаю, этот ефрейтор
воспитан лучше некоторых офицеров. - И тем же недовольным голосом
продолжал: - Пункт третий этого приказа от двенадцатого мая нынешнего года
разъясняет, как надо обращаться с захваченными в плен советскими
военно-политическими работниками. В нем указано:
"Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны
уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях. В тыл они не
эвакуируются"
Дитрих заметил нетерпеливо:
- Мы получили этот приказ.
Лансдорф насмешливо посмотрел на него и, будто не расслышав,
продолжил прежним, ровным тоном:
- Этот пункт приказа вызвал естественное соперничество между службами
СД, СС, гестапо и вашей службой.
Когда служба, ведающая транзитным лагерем, сообщает, что провела
ликвидацию некоторой части вновь прибывших военнопленных, это
рассматривается как упущение тех служб, которые ведают сборными лагерями.
А когда служба тыловых лагерей ликвидирует в процентном отношении больше
военнопленных, чем было ликвидировано в прифронтовых, администрацию
прифронтовых лагерей обвиняют в беспечности.
В силу таких обстоятельств каждая служба на всех ступенях лагерной
системы заинтересована в том, чтобы уничтожать максимальный процент
военнопленных, поскольку любое снижение сведений о количестве уничтоженных
может послужить поводом для расследования и привлечения к ответственности
за невыполнение приказа от двенадцатого мая тысяча девятьсот сорок первого
года.
Лансдорф стряхнул пепел в предупредительно поданную Вайсом большую
морскую раковину, иронически посмотрел на офицеров.
- господа, я не предлагаю вам сесть, ибо вы могли бы расценить
подобное мое предложение как выражение неуверенности в вашей армейской
выносливости. Но к делу. Все вышеизложенное будет крайне осложнять вашу
задачу. Вы должны отобрать максимальное количество лагерного материала,
для того чтобы после специфического изучения завербовать определенное
число лиц и обучить их, подготовить к разведывательной деятельности. -
Помолчал. И заключил после паузы: - На самом предварительном этапе
рекомендую: когда впоследствии среди отобранного вашей службой при
консультации гестапо материала обнаружатся отдельные непригодные субъекты,
не следует всецело обвинять в этом упущении гестапо. Адмирал Канарис не
хотел бы обострять отношения сторон, и потому вы сами должны исправлять
ошибки гестапо и делать это без излишних формальностей, И без официальных
церемоний публичных казней. Господа, вы свободны.
Не дав им раскрыть рта, он отпустил их кивком головы.
Утром Лансдорф попросил помассировать ему больную ногу. И Вайс с
удивительным мастерством справился с этим. В области массажа у него была
солидная и теоретическая и практическая подготовка. Тренеры утверждали,
что массаж не только универсальное средство от всех болезней, но и
целительный бальзам для нервной системы. Вайс в свое время прослушал
лекции массажиста, да и после тренировок на стадионе "Динамо" спортсмены
часто массировали друг друга. Так что у Иоганна был достаточный опыт.
Лансдорф, очень довольный, объявил, что еще древние римляне прибегали
к массажу: полководцы накануне сражений, а патриции перед важнешими
выступлениями в сенате.
Вайс отважился заметить, что даже Тимур, будучи отличным
кавалеристом, не пренебрегал массажем.
Лансдорф, внимательно оглядев ефрейтора, спросил, за что он получил
медаль.
Вайс скромно ответил:
- Увы, только за храбрость!
- А что у тебя есть еще?
- Голова, господин генерал!
- Я не генерал, - сухо поправил Лансдорф. Усмехнувшись, добавил: - Но
не будь нас, генералы воевали бы как слепые. Так что у тебя в голове?
- Я хотел бы быть вам полезен.
- Чем?
- Я полагаю, вы знаете о каждом больше, чем он сам о себе знает...
- Да, конечно!
- Мне кажется, майор Штейнглиц и капитан Дитрих не совсем точно
поняли вас,
- Говори, я слушаю. - Лансдорф даже приподнялся на локте.
Вайс понимал, чем он рискует, но у него не было иного способа
привлечь к себе внимание Лансдорфа.
- Вы дали им понять, что чем больше будет отсев уже в самой школе,
тем больше найдется впоследствии оснований упрекнуть службы гестапо в
недостаточной осмотрительности.
- И что из этого следуетЮ?
- Надо, чтобы такой непригодный материал в известном числе все же
попадал в школы, иначе, если его не выявить, вся дальнейшая
ответственность будет ложиться на службу абвера.
- О, да ты мошенник! Где ты этому научился?
- Мой шеф, крейслейтер Функ, применял этот метод в отношении членов
"Немецко-балтийского народного объединения". Он принимал туда всех
желающих. Но потом, накануне репатриации, составил огромный список тех,
кого считал не заслуживающими доверия. И Берлин высоко оценил его заслуги
и указал на недостаточно хорошую работу агентов гестапо в Риге.
- Откуда ты знаешь?
- Я пользовался исключительным доверием господина Функа.
- Почему?
- Потому, что вы первый и последний человек, которому я счел
возможным сказать об этом. Функ ценил мою способность забывать то, что
следует помнить.
- Ты, оказывается, тщеславный, - одобрительно заметил Лансдорф.
Вайс воскликнул с полной искренностью:
- Я понял, что вы большой человек, и просто хотел обратить на себя
ваше внимание.
- И когда ты все это придумал?
- Только сейчас, - доверчиво признался Вай. - Почувствовал вашу
благосклонность и вот решился... - Прошептал: - Я немного знаю русский
язык. - Добавил поспешно: - Об этом я написал в анкете. Научился, когда
работал у русского эмигранта в Латвии. - Пояснил: - Это не совсем тот
русский язык, на котором разговаривают советские люди, но я все понимаю.
Лансдорф лежал с закрытыми глазами, лицо его было недвижимо, как у
мумии.
Вайс сказал жалобно:
- Господин майор ценит меня только как шофера, Но я был бы счастлив,
если бы кто-нибудь обратил внимание на другие мои способности.
Лансдорф открыл глаза, выпуклые, как у хищной птицы.
Вайс выдержал его обыскивающий, проникающий в самое нутро взгляд с
той же застенчивой, просительной улыбкой.
Лансдорф сказал;
- Ты иои человек, которого надо совсем немного обучить и послать в
тыл к русским. - И, покосившись на медаль Вайса, добавил иронически: - Ты
же храбрец.
Вайс похолодел, у него даже пальцы на ногах свело от ощущения
провала. Вот к чему привел этот рискованный разговор, который он затеял,
преследуя совершенно иную цель. Выходит, он просчитался, не сумел оценить
этого сибаритствующего старика. Не надо было навязываться ему. А как не
навязываться, когда он стоит гораздо ближе, чем даже Штейнглиц, к тому
источнику сведений, куда так стремился Иоганн? И как узнать, действительно
ли Лансдорф счел его подходящим для работы в тылу противника или только
хотел испытать его?
Раздумывать было некогда, и скорее машинально, чем сознательно, Вайс
сказал довольным голосом:
- Благодарю вас, господин Лансдорф. Надеюсь, вы не будете сожалеть о
своем решении.
- А почему бы я мог сожалеть? - сощурившись осведомился Лансдорф.
- Дело в том, - сказал Вайс, - что у меня настолько типичная
внешность, что в Риге любой латыш сразу узнавал во мне немца, а русские -
тем более. - Торопливо добавил: - Но это ничего не значит. Я, как истинный
немец, готов отдать жизнь за фюрера, и, можете верить мне, если придется
погибнуть, я погибну там с честью, как немец.
Лансдорф долго, внимательно разглядывал Вайса. Потом сказал с
сожалением:
- Да, ты прав. Ты типичный немец. Тебя можно было бы выставить в
расовом отделе партии как живой образец арийца. Но я подумаю о тебе, -
пообещал Лансдорф, движением руки отсылая Иоганна.
Накануне этого опасного разговора Иоганн долго размышлял, как ему
вести себя в новой обстановке, которая хотя и благоприятно складывалась
для него, но таила угрозу изоляции. Он не хотел быть снова обречен на
бездействие, как в прошлый раз, когда попал на секретный объект абвера,
где готовили группу русских белоэмигрантов для засылки в советский тыл.
По всем данным, служба абвера начала создавать огромную сеть
разведывательно-диверсионных школ.
Это свидетельствовало и о том, что молниеносное наступление
гитлеровцев сорвалось, и о том, что провалились их надежды найти поддержку
среди некоторой части населения Советской страны. И не "пятая колонна", на
которую они рассчитывали, ожидала их на советской земле, а мощные удары
партизанских соединений.
Тогда решили мобилизовать все способы ведения тайной войны. Провести
гигантские диверсии, массовые террористические акты на территории
Советской страны. И это становилось уже не тактикой, а стратегией военных
операций. Немецкий генеральный штаб и все секретные службы Третьей империи
объединились для выполнения этой задачи.
И не случайно Лансдорф оказался видным работником СД. Выяснив это,
Вайс решил сыграть на соперничестве между абвером и гестапо. Сыграть с
