-- Бон! Бон Жуан, я ведь ясно сказал. Дон Жуан -- он
противный очень, бабник и так далее. Я про него такое знаю:
шестой, хоть пятый!
-- Как это -- шестой, хоть пятый?
-- Хоть стой, хоть падай, говорю. -- И Бон Жуан заметил:
-- У Вас со слухом что-то... А я, чтоб вы знали, -- хороший,
отличный я просто.
-- Очень приятно, -- пришлось соврать Петропавлу.
-- Теперь Вы о себе говорите, хороший Вы или нет! --
приказал Бон Жуан.
-- Да как сказать... -- засмущался Петропавел.
-- Скажите, как есть, -- посоветовал Бон Жуан, -- я все
пойму и прощу. Я же Вас не знаю, поэтому Вас для меня пока нет.
Стало быть, можно предполагать о Вас что угодно. Например, что
Вы дрянь.
-- Благодарю Вас, -- поклонился Петропавел.
-- Не стоит благодарности: предполагать действительно
очень легко. Попробуйте предположить, например, что нынешний
король Франции лыс.
Петропавел попробовал и признался: -- Не могу... Во
Франции сейчас вообще нету короля.
-- Тем более! -- горячо подхватил Бон Жуан. -- Если его
нет, как раз и допустимо предположить о нем все, что хочешь!
Эта ситуация сильно напоминает хотя бы следующую: если у Вас
нет денег, можно смело предполагать, что Ваши деньги сделаны из
листьев лопуха, или из блинной муки, или из кафельных плиток.
Денег все равно нет -- так что любое предположение равноценно.
Потому-то и несуществующего короля Франции одинаково правильно
представлять себе лысым, заросшим волосами, стриженым под
горшок: ни одна из версий не будет ошибочной. Это ведь самое
милое дело -- строить предположения о том, чего нет, или о том,
чего не знаешь.
-- То есть на пустом месте! -- язвительно уточнил
Петропавел.
-- А на каком еще можно? -- изумился Бон Жуан. -- Если
место чем-то занято, его сначала нужно расчистить, а потом уже
строить предположения.
Петропавел начал раздражаться:
-- Значит, ни короля Франции, ни денег нет, а мы с вами
давайте рассуждать о том, какие они!
Бон Жуан несколько даже опешенел от этого заявления:
-- У Вас, что же, вообще отсутствуют какие бы то ни было
представления о том, чего нет?
-- Но если этого нет! -- воскликнул Петропавел. -- На нет
и суда нет.
-- Забавно, -- скорее себе, чем Петропавлу, сказал Бон
Жуан. -- По-Вашему получается, строить предположения можно
только по поводу того, что есть? Но если это и так уже есть --
какой же смысл строить предположения?.. Мои ботфорты, -- он
наклонил голову и проверил, украшены шпорами. Шпоры -- есть. Я
знаю, что они -- есть, и потому лишен возможности строить
предположения на сей счет. Чтобы строить предположения, я
должен считать шпоры несуществующими.
-- Но они существуют, -- безжалостно сказал Петропавел.
В ответ на это Бон Жуан с силой оторвал шпоры и, вышвырнув
их в окно, уставился на собеседника долгим дидактическим
взглядом.
-- Теперь мои ботфорты не украшены шпорами... Из-за Вас,
между прочим! -- Бон Жуан вздохнул, с огорчением разглядывая
изуродованные ботфорты. -- Стало быть, шпор нет -- именно с
этого момента я и имею право начинать строить предположения о
том, что могло бы быть на освободившемся месте. Скушали? -- и
он победоносно улыбнулся.
Петропавел посмотрел на Бон Жуана как на идиота.
-- Впрочем я прибегнул к крайней мере, -- признался Бон
Жуан. -- В разговоре с нормальными -- я подчеркиваю,
нормальными! --- людьми достаточно бывает предварительно
договориться: допустим, нет того, что есть. И нормальные люди,
как правило, соглашаются не принимать существующее положение
вещей как окончательное и единственно возможное... Скажем, у
Вас нет головы, которая есть. Вот тут-то и начинается: если нет
головы, то что есть? Значит, я мысленно отрываю Вам голову и
ставлю на ее место... ну, чайник. Я ведь не мог бы поставить
чайник на место головы, не оторвав головы, -- в противном
случае получится, что я просто поставил чайник Вам на голову, а
это совсем другое. Понятно?
Петропавел пожал ничего не понявшими плечами.
-- Голову Вам, что ли, оторвать для наглядности? -- и Бон
Жуан задумался. -- Вам ведь вынь да положь -- голову на
блюде!.. Однако вместо этого он вынул из вазы на столике два
цветка, украсил ими ботфорты и сказал:
-- Теперь мои ботфорты украшены цветами. Цветы заняли то
самое место, откуда исчезли шпоры, и я опять лишен возможности
строить предположения. Я могу только констатировать: эти цветы
-- есть. Я констатирую -- и мне скучно... Мне больше нравится
"нет", чем "есть". Потому что всякое "нет" означает "уже нет"
или "еще нет": у "нет" -- прошлое и будущее, у "нет" --
история, а у "есть" истории не бывает... -- Бон Жуан помолчал и
резюмировал: -- Самое интересное в мире -- это то, чего нет. Но
Вас, кажется, больше интересует то, что есть. Досадно.
-- Вы просто играете словами, -- равнодушно уличил его
Петропавел.
Бон Жуан усмехнулся:
-- Милый мой, все мы просто играем словами! Но всем нам
кажется, будто словами своими мы способны придавить к земле то,
что существует вокруг нас. Мы уверенно говорим о чем-то: "Это
имеет место быть!" А откуда у нас такая уверенность?
Петропавел решил, что этот вопрос не к нему.
-- На самом же деле, -- вздохнул Бон Жуан, -- никто не
вправе делать подобные заявления: ведь заявлениями этими мы
отделяем действительное от возможного, в то время как
действительное и возможное существуют бок о бок. Вам известно
что-нибудь про возможные миры?
На всякий случай Петропавел снова смолчал. Бон Жуан
усмехнулся:
-- А между тем, мир реальный -- не более чем один из
возможных миров... Но даже если Вы очень постараетесь. Вам
все-таки не удастся логическим путем вывести этот реальный мир
из всех возможных.
-- Чего же его выводить, когда он есть? -- наконец
включился в диалог Петропавел.
-- Так-то оно так, но все, что "имеет место быть"
существует лишь постольку, поскольку не существует другого.
Существующее существует ценою несуществующего. А то, в свою
очередь, всегда находится где-нибудь поблизости, рядышком. И
граница между ними совсем узенькая -- гораздо уже, чем Вы
думаете! Если, конечно. Вы вообще думаете о таких вещах... Но
вот что интересно: достаточно малейшего перекоса, малейшего
перевеса одного из обстоятельств -- и все сразу изменится,
пойдет по-другому. Несуществующее займет место существующего и
будет существовать. И с Вами никогда не произойдет того, что
должно было бы произойти, не случись этого малейшего перекоса.
Есть такой миг, когда все возможности равноправны и каждая из
них начеку -- и каждая только и ждет своего часа...
-- Простите, -- ни с того ни с сего спросил вдруг
Петропавел, -- а с кем ускакала Шармен? -- прерванный на
полуслове. Бон Жуан посмотрел на него с досадой:
-- Это был Всадник-с-Двумя-Головами.
-- Ах, вот что -- с двумя головами... Странно.
-- Нормально, -- устало сказал Бон Жуан. -- Если где-то
есть и скачет Всадник без головы -- надеюсь, Вы Майн Рида
читали? -- то совершенно естественно, что у одного из
оставшихся в мире всадников будет две головы. Тут Бон Жуан
очень пристально посмотрел на Петропавла и сморозил:
-- У меня такое впечатление, что Вы женщина.
-- Приехали, -- вздохнул Петропавел.
-- Вы на что-то обиделись? -- поинтересовался Бон Жуан. --
Я не хотел Вас обидеть. Просто я не понимаю, почему я
разговариваю с Вами. Дело в том, что с мужчинами я вообще
никогда не разговариваю. Так Вы не женщина? -- Петропавел
отрицательно и глупо покачал головой. -- Тогда извините... Мне
не о чем с Вами говорить, -- пожал плечами Бон Жуан и
отправился вон из комнаты.
-- Чертовщина какая-то, -- вслух подумал Петропавел. --
Бон Жуан, Шармен, Всадник-с-Двумя-Головами... По-моему, тут все
сумасшедшие.
Глава 2. Засекреченный старик
Когда Петропавлу наскучило одному, он двинулся в том же
самом направлении, в котором исчез Бон Жуан, и сразу обнаружил,
что комната плавно переходит в лес: сначала на полу появились
отдельные травинки, потом -- пучки, низкие кустики, деревья --
и вот уже Петропавел забрел в чащу. Оттуда доносился развеселый
какой-то голос: там пели песнь. Слова в ней были такие:
Двенадцать человек на сундук холодца -
йо-хо-хо! -
и ботинки гнома.
Петропавел пошел на песнь и увидел сидевшего на суку
небольшого бескрылого старичка, ее распевавшего. Петропавел
сразу решил быть с ним строгим и спросил:
-- Вы кто такой?
-- Не твое дело! -- старичок оказался грубым. -- Ты так
спрашиваешь, словно это ты создал мир, а я, вроде бы, проник в
него без твоего ведома! Но мир создал не ты, я точно знаю. Кто
такой... Никто такой, вот тебе! -- и он запустил в Петропавла
шишкой. Тот поднял шишку и удивился ей: дерево, на котором
сидел старичок, было березой.
-- Откуда у Вас шишка?
-- От сердца оторвал, -- нашелся старичок в этой, казалось
бы, безвыходной ситуации. -- Любопытной Барбаре нос в походе
оторвали!
-- В комоде, -- поправил Петропавел.
-- Барбара смущена, -- диковато отреагировал старичок.
Петропавел не понял и остолбенел.
-- Не надо столбенеть, как будто ты услышал чушь, --
посоветовал старичок. -- Ты ведь не можешь гарантировать, что в
настоящий момент где-то, пусть даже далеко от нас, не находится
какая-нибудь незнакомая нам Барбара. А если это так, то не
исключено, что именно сейчас она чем-либо смущена. Впрочем, это
тоже не твое дело.
Разговаривать с грубияном-старичком дальше не имело смысла
-- и Петропавел решительно двинулся вперед. Лес густел медленно
и незаметно, как кисель. Петропавел поднял голову на треск
сучьев: старичок, оказывается, крался за ним.
-- Вы все еще тут? -- холодно спросил он его.
-- Что ты непрестанно лезешь в мою личную жизнь? -- заорал
старичок, а Петропавел от возмущения такой постановкой вопроса
в сердцах пихнул ногой громадный дуб, который тут же повалился
вбок, подминая под себя другие деревья. Одно из них задело
грубого старичка, и тот неожиданно неуклюже -- мешком --
свалился в траву, не проронив ни звука. Петропавел подождал с
минуту: может, звук запоздал? Но звук так и не раздался. "Я
убил его!" -- ужаснулся Петропавел и бросился к пострадавшему.
Тот лежал в траве и смеялся. Насмеявшись, он грамотно объяснил:
-- Я не убился, а рассмеялся!
-- Давайте все-таки познакомимся, -- смягчился Петропавел
при виде такого добродушия.
-- Обойдешься, не велика пицца! -- без любезности
откликнулся старичок и белкой взлетел на сук. "Ну и шут с
тобой!" -- сказал Петропавел в сердце своем и снова зашагал
один. Идти становилось все труднее: похоже, он забрел в самые
дебри. Привязчивый спутник следовал за ним и от скуки, должно
быть, вдруг громко, но довольно вяло исполнил бессмысленный
какой-то вокальный номер:
Из-за мыса, мыса Горн
едет дедушка Легорн...
Не дождавшись поощрения, старичок попытался завязать
беседу.
-- Хорошо тут, в ЧАЩЕ ВСЕГО, правда?
-- Предлог "в" -- лишний, -- подумав, сказал Петропавел.
-- Дурацкое словосочетание получается... "в чаще всего"!
-- То есть почему же дурацкое? Вокруг нас -- чаща. Она
называется ЧАЩА ВСЕГО, ибо здесь всего хватает. И если мы
находимся внутри нее, то и выходит, что мы в ЧАЩЕ ВСЕГО.
-- Ерунда какая! -- восхитился Петропавел.
-- Не тебе судить, -- оборвал старичок.
Петропавел промолчал, ломясь сквозь сучья. На несколько
следующих вопросов старичка он не ответил принципиально.
