стихии, и замыкающие -- они летели! -- Гном Небесный и
влюбленный в небо Летучий Нидерландец...
В мгновенье ока Петропавел оказался возле колонны:
-- Сколько вас? -- воскликнул он.-- Куда вас гонят?
-- Свали в туман! -- услышал он родной разнорегистровый
голос Смежной Королевы.-- Все мы -- пленники
Муравья-разбойника.
Петропавел просто озверел от этого сведения. Еще бы не
озвереть: крохотная букашка, продукт народного суеверия -- и
так распоясаться! Мало того, что его и вообще-то не видно
невооруженным глазом... стоп! Эта мысль показалась Петропавлу
продуктивной. Вот что! Надо вооружить глаз! Только вооружив
глаз можно победить Муравья-разбойника.
Теперь надо было срочно решить, какой именно глаз
вооружить -- правый или левый. Конечно, левый: левый у него
единица, а правый -- минус 0,5! Чтобы выиграть время и
деморализовать противника, Петропавел громко крикнул в бурю:
-- Эй, Муравей-разбойник! -- голос его звучал сильно и
нагло.-- Если не хочешь честного боя, тогда я вооружаю глаз!
-- Какой -- правый или левый? -- богатырски пропищал
хитрый Муравей-разбойник. -- Левый! -- злорадно гаркнул
Петропавел. -- Ну, мне конец! -- в богатырском пописке
послышался ужас.
-- Думаю, что да! -- сухо, но громко крикнул Петропавел и
захохотал.
Однако чем вооружать левый глаз? Ничего не было под рукой,
а левый глаз уже разошелся и жаждал крови.
Внезапно в единственном глазу Старика-без-Глаза он увидел
соринку и, как ни был занят размышлениями, заметил:
-- У Вас соринка в глазу.-- Замечание прозвучало вполне
вежливо.
-- А у себя в глазу бревна не видишь? -- в обычной своей
нахальной манере осведомился изнуренный старик.
-- В каком глазу? -- с надеждой крикнул Петропавел,
перекрывая вой бури.
-- Да вот же, в левом! -- ответил старик и как бы между
прочим добавил: -- Глаз, вооруженный бревном,-- страшная сила.
-- Помогите! -- все поняв, богатырским пописком пискнул
Муравей-разбойник откуда-то с юго-востока -- и навстречу
богатырскому этому пописку Петропавел мощно метнул левым глазом
свое бревно. Толстенное и длинное, оно с грохотом упало на
землю, похоронив под собой Муравья-разбойника...
А из разоруженного левого глаза Петропавла упала на место
этой бесславной смерти чистая слеза.
И стало тихо вокруг. И выросли цветы. И Гном Небесный
запорхал с цветка на цветок, собирая в зеленую эмалированную
кружку сладкий нектар.
-- Выпьем за нашу победу в нечестном бою! -- крикнул он
бодро и единым залпом осушил кружечку. Прочие облизнулись...
А Петропавел вдруг начал ощущать в себе сильные перемены.
Глазом, из которого выпало бревно, он видел мир совсем не так,
как прежде. Ничто в его знакомых уже не казалось ему странным:
ни размалеванная пустота на лице Белого Безмозглого, ни
колебания в возрасте у Старика-без-Глаза, ни даже
постоянно-переменный рост Гуллипута, ни повадки Шармен... А вот
что это за незнакомое лицо -- длинное и худое, похожее на
лошадиную морду страшной доброты?
-- Разрешите представиться...-- начал Петропавел.
-- Представлялись уже,-- проворчал незнакомец. -- Раньше
ты меня просто не видел: у тебя бревно в глазу было.
Таинственный Остов.
Петропавел бросился к нему на шею, а тот, отстраняясь,
ворчал:
-- Довольно... Ты же не Шармен, ей богу! Между тем все
вокруг увлеклись уже общим делом, больше не обращая на
Петропавла внимания. Они подвязывали к выпавшему из его глаза
бревну толстые канаты, чтобы отнести это бревно в надлежащее
место и там учредить, как понял Петропавел по отдельным
возбужденным возгласам, "Мемориальный Музей Бревна, Убивавшего
Муравья-разбойника". Петропавла насторожила форма причастия:
это было причастие несовершенного вида.
-- Почему в названии вы употребляете причастие
несовершенного вида? -- обратился он к суетившемуся поблизости
Гному Небесному.
-- Потому что по отношению к несовершенным действиям
употребляются глаголы и причастия несовершенного вида,--
ответил эрудированный Гном. -- А в данном случае никакого
действия совершено не было.
-- Что значит -- не было, -- растерялся Петропавел, --
когда было? Я ведь убил Вашего Муравья-разбойника и спас вас от
плена и гибели!
-- А ты всегда лезешь не в свое дело, мы уж к этому
привыкли,-- походя отчитал его Гном Небесный.-- К счастью,
здешние события не зависят от тебя, так что ты не убил, а
убивал, не спас, а спасал... то есть события происходить-то
происходили, да не произошли. Муравей-разбойник жив и, даст
бог, здоров, наш священный ужас, как и водится, неизбывен,--
стало быть, ничто не изменилось! Правда, у тебя из глаза
наконец выпало бревно, но это твои проблемы... А у нас, как
говорится, и волки сыты, и овцы в теле.
-- Чему же вы все тогда радовались? -- спросил Петропавел.
-- Жизни...-- развел руками Гном Небесный. -- Вечной Жизни
и... многообразию форм ее проявления. Не понимаю, что тебя тут
смущает.
-- А зачем вам в таком случае мемориальный музей? Ведь
мемориальный музей -- это увековечивание памяти о ком-то
умершем... У вас же никто не умер!
-- Какой-какой музей? -- переспросил Гном Небесный. --
Произнеси-ка это слово по слогам!
-- Ме-мо-ри-аль-ный...
-- Мы такого музея не учреждаем. Мы учреждаем музей
Мимо-реальный. У нас тут все мимо-реальное. И Гном Небесный
стремглав полетел вслед за остальными, уже тащившими куда-то
мимореальное бревно.
Петропавлу ничего не оставалось делать, как отправиться
своей дорогой. Чтобы не думать о случившемся, он снова стал
напевать, правда, теперь уже совсем безобидную песенку:
Жир был у бабушки --
смерть от глюкозы!
Вот как, вот как --
смерть от глюкозы!
Он хотел задуматься над горькой судьбиной неизвестно
откуда взявшейся в песне жирной бабушки, но не успел, потому
что внезапно стемнело. Сделалось как-то жутковато, и, чтобы
убедить себя в том, что бояться нечего, Петропавел громко
крикнул в темноту:
-- Ау-у-у!
-- Уа-а-а! -- тут же раздался из сумерек детский плач.
Петропавел вздрогнул: детского плача он как-то совсем не
ожидал. Не хватало только наткнуться на конверт с грудным
младенцем! Он осторожно двинулся в направлении плача,
внимательно глядя под ноги. Плач стих. Петропавел остановился:
может быть, ребенок не один, может быть, он с матерью? Тогда
глупо к нему идти. Не пойду.
-- Уа-а-а! -- снова донеслось спереди.
-- Это я зря, едва ли...-- громко сказал Петропавел себе и
услышал ответ:
-- Слесаря вызывали? -- причем голос был хриплым.
Вопрос озадачил Петропавла. Не вполне понятно было, как
мог оказаться ночью в поле слесарь и что с этим слесарем тут
делать? Вероятно, к тому же у слесаря был ребенок: ведь
Петропавел отчетливо слышал детский плач. А может быть, это не
слесарев ребенок и слесарь просто украл у кого-нибудь ребенка?
-- Мы не вызывали слесаря! -- строго ответил Петропавел,
нарочно употребив множественное число: для острастки, и еще
более строго спросил:-- Слесарь, это Ваш ребенок или нет?
-- Дед! -- отозвался слесарь.
Петропавел не поверил слесарю. Можно, конечно, допустить,
что он тут со своим ребенком и дедом, но плакал явно не дед, а
ребенок!
-- Почему же у деда детский голосок? -- проницательно
поинтересовался Петропавел.
-- Дед сам невысок! -- Кажется, слесарь был балагуром.
Тогда Петропавел, стараясь, чтобы голос его прозвучал
особенно мужественно, решил все-таки внести ясность в положение
дел.
-- Вот что, слесарь,-- сказал он.-- Все это очень странно.
Почему Вы явились сюда с семьей? Может быть, Вы... кто-то
другой, а не слесарь?
-- Дорогой, я не слесарь! -- ответил слесарь.
-- Вы надо мной издеваетесь?
-- Раздевайтесь!
Тут Петропавел несколько струхнул. Прозвучавший в темноте
приказ напоминал начало разбойничьей сцены.
-- Вы, что же, серьезно? -- спросил Петропавел.
На сей раз ответ был уже и вовсе невразумительным:
-- Вы тоже Сережа.
Петропавел задумался, почему это он Сережа и кто тут еще
Сережа, кроме него, и примирительно пробормотал:
-- Наверное, Вы отчасти правы... В какой-то степени каждый
из нас Сережа, а если так, то, должно быть, и я, как другие,
тоже немножко Сережа ("Что я несу! -- думал он.-- Это просто
бред сумасшедшего!"). Я рад, но мне очень...
-- Оратор, короче! -- оборвали из тьмы.
Петропавел умолк, ожидая худшего. Худшего не происходило.
-- Тут кто-то спрятался!.. -- игриво произнес он, несмотря
на то, что душа у него ушла в пятки.
-- Никто тут не стряпает, -- ответили ему. -- Стряпать тут
не из чего. Это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ. В нем не растет ничего,
кроме ассоциаций.
-- АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ? Странно...-- Петропавел набрался
смелости и спросил: -- Простите, с кем я все-таки говорю?
-- Хрю-хрю! -- раздалось над полем.
-- Там у Вас еще и поросенок?
-- Нет,-- в голосе послышалась усмешка. -- Паросенок
прибывает в шесть ноль-ноль.
-- Куда прибывает? -- не понял Петропавел.
-- К южной окраине поля. Тут все очень продумано:
восточная окраина охраняется Дамой-с-Каменьями. К северной
окраине, тоже в шесть ноль-ноль, прибывает Паровоз, к западной
-- там начинается озеро -- Пароход, а к южной -- Паросенок. Тут
три вида парового транспорта.
-- Паросенок...-- задумчиво повторил Петропавел и
признался: -- Никогда не слышал о таком транспорте.
-- Не думай, что ты слышал обо всем, что происходит в
мире,-- посоветовали из тьмы.-- Это самое банальное
заблуждение.
-- Ну да!.. -- воскликнул вдруг Петропавел. -- Я вспомнил:
даже выражение есть странное "Класс езды на паросенке"! Я
никогда его не понимал.
-- Вот видишь, и выражение есть!..
-- Но все-таки с кем я разговариваю? Это я к тому, что
Таинственный Остов тоже сначала был не виден, а потом... виден
стал. Во тьме вздохнули:
-- Меня ты никогда не увидишь. Я -- Эхо. Странно, что ты
до сих пор этого не понял.
-- Эхо? -- Петропавел был потрясен.
-- Ты что-нибудь имеешь против?
-- Да нет... Я только привык думать, что Эхо лишь
повторяет чужие слова -- даже не слова, а окончания слов.
-- Интере-е-есно,-- обиженно протянуло Эхо, -- на
основании чего это ты привык так думать? Отвыкни!.. Повторяет
слова не Эхо, а попугай. Не надо путать Эхо с попугаем.
-- Извините меня...-- Петропавел сконфузился.-- Дело в
том, что всегда, когда я раньше слышал Эхо...
-- Раньше ты, наверное, плохо слышал,-- посочувствовали в
ответ.-- Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом
виде, в котором получает. Точность -- въедливость королей, и
точность скучна. "Ау" -- "уа", "Вы, что же, серьезно?" -- "Вы
тоже Сережа", "Я рад, но мне очень..." -- "Оратор, короче!" --
если это и повторы, то творческие: пусть довольно бедные, но
ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда,
когда он смысловой: просто пересмешничать -- глупо... Ну-ка,
скажи что-нибудь, да погромче!
-- Э-ге-ге-гей! -- охотно заорал Петропавел.
-- Спаси-ибо, -- уныло протянул Эхо.-- И что прикажешь с
этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического
речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат "ау"
или "эге-ге-ге-гей!" чисто механически, не отдавая себе в этом
отчета. Язык владеет человеком... -- Эхо вздохнуло.
-- Человек владеет языком! -- с гордостью за человека
