практике проверяю то, что писалось во всех этих книгах.
Понимаешь? Получаются очень забавные результаты... Оччень
забавные...
-- Как же ты это проверяешь?
-- Расспрашиваю их про родителей, про личную жизнь... Они
думают, что я сокращу им сроки заключения...
-- А зачем тебе это нужно?
-- Просто так... -- уклончиво ответил уполномоченный.
Через полгода после самоубийства Ольги Максим вдруг
получил на службе специальный отпуск для работы над научной
диссертацией. Каким-то образом работа эта была связана с НКВД
-- он числился в штате, получал свое жалоиание и никому не
показывал тему своей диссертации. Весь день он сидел дома за
закрытой дверью и рылся по библиографическим справочникам.
Он получил возможность собирать свою собственную коллекцию
книг, необходимых для его научных изысканий. На титульном листе
теперь уже стоял штемпель < < Р{аучно-псследовательскнй
спецфонд НКВД". Через посредство НКВД он заказывал некоторые
книги даже за границей. Это была странная коллекция на темы,
казалось бы, совершенно не связанные друг с другом: трехтомное
сочинение Генри Ли "История, средневековой инквицизии", а рядом
либретто оперы Пуччнни "Принцесса Турандот"; философские
"Диалоги" Платона, а рядом опять какие-то пожелтевшие трактаты
о нечистой силе. Во всех этих книгах Максим что-то подчеркивал
красным карандашом, некоторые места, видимо особенно важные, он
отмечал цветными заклейками с шифром и одновременно делал
заметки в толстую синюю папку, которую он всегда запирал, в
стол.
В этой коллекции Борис обнаружил книгу Райдера Хаггарда
"Дочь Монтесумы", которую он когда-то читал перед дракой с
Максимом. Рядом стоял роман того же автора "Она", про какую-то
таинственную королеву в дебрях Лфрики. Увидев в обеих книгах
пометки красным карандашом, он поинтересовался:
-- А это тебе зачем?
-- Так, нужно было...
-- Ведь это ж для детей!
-- Ха, это ты так думаешь.
-- А для кого же?
-- Для... Для тех, кто впадает в детство.
-- А какая в этом разница?
-- Очень большая. Когда человек впадает в детство -- это
означает конец цикла, приближение смерти. Понял?
-- Ничего не понимаю.
Максим махнул рукой:
-- Тогда занимайся своими делами и не лезь ко мне. В
середине лета, когда на мусорной куче расцвели волчьи ягоды,
Максим вдруг сам впал в детство. В начищенных хромовых сапогах
он полез в заросли сорняков на мусорной куче, насобирал там
каких-то трав и принялся сушить их в духовке. Затем он уселся
за свой стол, заваленный всякими идиотскими книгами, закрыл
окна и двери, положил высушенные в духовке травы в жестянку
из-под консервов и поставил ее на горящую спиртовку. Из
жестянки подымался сизый дымок, а уполномоченный НКВД сидел и
нюхал этот фимиам мусорной кучи.
-- Ты что, совсем рехнулся? -- спросил Борис.
-- М-м-м...
-- Что ты там нюхаешь?
-- Белладонну...
-- Тьфу! Ведь потом голова болеть будет.
-- Ничего. Ты сейчас никуда не уходишь?
-- Нет.
-- Тогда на всякий случай посиди рядом. Посмотри, что со
мной будет. Только не дыши этим дымом. Это все-таки яд...
-- Хорошо. Только сначала скажи, зачем это тебе?
-- Нужно кое-что проверить. -- Не отрываясь от своего
странного занятия, он кивнул на раскрытые книги: -- Вон,
почитай!
На пожелтевших от времени страницах рукой Максима были
подчЛркнуты описания того, как ведьмы готовят из белладонны
всякие зелья. Рядом сцена шабаша, где веселые ведьмы смалят
листья белладонны и, наслаждаясь ядовитым смрадом, поют и
пляшут вокруг костра.
Для начала Максим решил испробовать действие дыма
белладонны на собственном опыте -- до одурения, пока не
свалится на койку. На следующий день он держался за голову,
проклинал всех ведьм и нечистую силу, но, несмотря на это,
аккуратно записывал свои ощущения в синюю папку. Дальнейшие
колдовские зелья он проверял уж не на себя, а на подопытных
заключенных.
-- Все это разные наркотики, -- бормотал он. -- Некоторым
это даже нравится. Белладонна, гашиш, марихуана.
Научная работа Максима принимала все более необычайные
формы. Он получил специальное разрешение и с помощью особой
команды начал разрывать заброшенные могилы на старых московских
кладбищах. Но не все подряд, а только те, которые - его
почему-то интересовали. Из каждой такой могилы он брал берцовую
кость скелета н привязывал к ней ярлык. С надгробного памятника
он списывал на этот ярлык имя, фамилию, возраст и дату смерти
подопытного покойника. Затем эти кости поступали в химическую
лабораторию НКВД.
Борис сидел за своим простреленным столом с поломанными
ножками и зубрил законы математики. А у соседнего окна,
отделенный только обычно полуоткрытой дверью, сидел за своим
столом старшин брат н, как чернокнижник, занимался своими
темными делами. То ли потому, что таким образом Борис был
невольным свидетелем его занятий, то ли потому, что ему нужно
было хоть с кем-нибудь делиться своими мыслями, но
единственным, кого Максим немного посвящал в свои дела, был
Борис.
-- Эй, ты, гробокопатель, -- насмехался младший. -- А
зачем тебе скелеты понадобились?
-- Просто я проверяю старое народное выражение -- белая
кость и голубая кровь, -- невозмутимо ответил старший.
-- Как же это ты проверяешь?
-- В буквальном смысле. Я вскрыл ряд могил старой родовой
аристократии и столько же могил простых людей. Взял кости этих
двух категорий того же возраста, при всех остальных равных
условиях и сравнил.
-- Ну и что?
-- Очень любопытные результаты. У родовой аристократии по
сравнению с простыми людьми действительно белая кость. И
химический анализ показывает существенную разницу. Нарушение
фосфорно^кальцневого баланса.
-- Что же это доказывает?
-- Вероятно, в течение веков люди заметили эту разницу,
может быть наблюдая кости на заброшенных полях сражений. Отсюда
и пошло выражение -- белая кость и голубая кровь.
-- Но тебе-то это зачем?
-- Нужно, -- односложно ответил уполномоченный НКВД.
За этими занятиями Максим даже потерял интерес к своей
дочурке. Больше того, казалось, что он избегает видеть ее,
будто это живое напоминание о мертвой красавице жене стало ему
теперь неприятно. Он уже не брал ее на руки, а только изредка
останавливался у ее-кроватки и задумчиво смотрел на нее, словно
и здесь изучая что-то. Потом молча уходил и запирался в своей
комнате.
Теперь горячая душа Максима безраздельно принадлежала его
загадочной научной работе. Затем он неожиданно заявил, что
отправляет ребенка к родителям Ольги, которые жили в Березовкс,
дачном поселке неподалеку от Москвы.
-- Зачем ты это делаешь, Максим? -- удивленно спросила
мать.
-- Так будет лучше, -- коротко ответил тот, избегая
встречаться с матерью взглядом.
-- Оставь ее у нас, -- вступился отец.
-- Нет, завтра я отвезу ее в Березовку.
-- Но почему?
Старший брат нахмурился н сухо повторил:
-- Так будет лучше.
Глава 3. КАМЕНЬ МУДРЕЦОВ
Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не
бывает потаенного, что не вышло бы наружу.
Марк. 4:22
Следующим номером программы Максим отправился в научную
экспедицию. И не куда-нибудь в Крым или на Кавказ, а в самые
гиблые места Северной Сибири и Заполярья. Экспедиция была
организована НКВД. В ней принимали участие еще несколько
ученых, которые имели какие-то частные задания, но командовал
всем Максим. В распоряжение экспедиции предоставили самолеты
полярной авиации НКВД, но к конечным пунктам назначения
добираться пришлось с помощью местных проводников на оленьих
упряжках. В сопровождении своих ученых ассистентов Максим
обследовал заброшенные в глуши Заполярья, отрезанные от мира и
недоступные даже для советской власти стойбища кочевников,
самоедов и тунгусов, ведущих почти первобытный образ жизни.
На память об этой экспедиции он привез с собой в Москву
расшитую бусами оленью парку, мягкие самоедские пимы и
коллекцию музейных предметов: расписанный яркими красками
старый туземный бубен с медными побрякушками, выдолбленные из
темного дерева диковинные фигурки уродливых самоедских идолов,
нагрудную бронзовую бляху с таинственными знаками -- символ
власти шамана, а также целый ворох тяжелых ожерелий и браслетов
из каких-то костяшек.
На оскаленных физиономиях божков засох слой темной грязи.
Но именно с самым грязным, самым старым и уродливым идолом
Максим обращался бережнее всего и относился к нему с видимым
уважением.
-- Ты хоть бы его помыл, -- посоветовал Борис.
-- Нельзя. В этом-то и его ценность.
-- Почему?
-- Это не грязь, а засохшая кровь. Во время
жертвоприношений этих божков мажут кровью.
-- Какой -- оленьей?
-- Да, теперь оленьей. Но этому идолу несколько сот лет, и
химический анализ показал, что раньше его мазали человеческой
кровью.
-- Когда это было?
-- Приблизительно в то же самое время, когда в Западной
Европе жгли ведьм и колдунов. И один старый шаман рассказал мне
одну интересную вещь, которую он слышал от своих предков.
Оказывается, в жертву богам приносили человека по выбору шамана
и с теми же характерными признаками, по которым средневековая
инквизиция определяла ведьм. Самоедские шаманы понятия не имели
об инквизициях, но делали то же самое. Разве это не интересно?
-- А-а, темные века, -- пренебрежительно сказал Борис и
взял в руки туземное ожерелье.
-- Века эти не такие уж темные, если знать, в чем дело, --
возразил уполномоченный советской инквизиции и насмешливо
прищурился: -- А ожерелье это, между прочим, тоже из
человеческих костей.
Школьник брезгливо швырнул необычайное украшение:
-- Тьфу, теперь руки мыть надо. Максим невозмутимо
пояснил:
-- Это была главная регалия одного знаменитого шамана --
кости его собственной прапрабабушки, которая тоже была
шаманкой. Искусство колдовства часто передастся у них из
поколения п поколение. Считается, что в этих костях заложены
колдовские силы. С определенной точки зрения это правда.
-- Какая ж правда?
-- Колдовская... -- неизвестно кому подмигнул Максим. --
Когда я забрал у него эти кости, шаман так обозлился, что
призвал на меня проклятие всех своих предков.
-- Ну, раз ты веришь в колдовство, тогда ты должен
остерегаться.
-- Нет. Потому что я знаю это проклятие. Когда я поговорил
с шаманом по душам, он сам убедился, что я колдун посильнее
его. По этому поводу он даже устроил специальный праздник с
камланием в честь "мудрого красного шамана". Мои профессора
сидели у костра в качестве свидетелей и только хлопали глазами.
Там я наблюдал шаманские пляски с бубном и припадками. Кстати,
эти припадки часто фигурируют в протоколах инквизиции.
-- Это что, эпилепсия?
-- Нет, по средневековой терминологии -- в человека
вселился дьявол... Потом я выменял у этого шамана кости всех
его остальных предков. - Максим кивнул в сторону кучи ожерелий.
-- Зачем они тебе?
-- Кое-что проверить... с помощью спектроскопа, - опять
уклонился от прямого ответа старший брат. -- Знаешь, у тунгусов
есть один оригинальный обычай. Проезжего путника угощают вовсю,
а потом кладут спать с женой хозяина. Если гость отказывается,
то для мужа это великое оскорбление, за это могут даже убить.
-- Ну а как ты, воспользовался этими дамочками?
