ходе войны, или только благодаря помощи союзников. Промышленный и военный
потенциал к концу войны был ниже, чем в день ее начала. Моральный фактор играет
большую роль и интересен с той точки зрения, что абсолютно не оправдав планов
Кремля в начале войны, умелой перестройкой внутренней пропаганды и ошибками
противника в ходе войны был снова приведен к кремлевскому знаменателю. Военная
помощь союзников огромна, она намного облегчила участь русских солдат и русского
народа, заткнула многие дырки в военной машине Кремля, сократила сроки войны. Но
ни один из этих факторов, взятый в отдельности, не решает исхода войны. Не будем
говорить о "если-бы..."
Война - это та-же шахматная игра с тем-же бесчисленным числом вариантов.
Шахматные ходы могут меняться в зависимости от обстановки, но за всем этим с
самого начала скрывается основная стратегия игрока - его этюд. Кремль разыграл в
этой войне гамбитный этюд. Это ясно чувствовалось в последнем периоде войны.
В среде Академии я часто слышу разговоры о "трех этапах". Отличаясь в деталях,
они в основном сходятся на довольно стройном объяснении событий последних лет.
Эти разговоры берут своим началом ближайшее кремлевское окружение и круги
Генерального Штаба Красной Армии. Не даром наша Академия за глаза называется
кремлевской и не даром у многих наших слушателей есть "папаши" в Генштабе. Здесь
можно узнать многое, о чем не знает простой солдат.
Характерно, что когда разговор заходит на подобную тему, то все рассказчики
подчеркивают, что они плевали на официальные версии и на слухи. Многие "слухи"
специально распускаются "слухачами" НКВД. У Кремля есть не только официальный
аппарат пропаганды через печать и радио, но и твердо функционирующий аппарат
"слухачей" НКВД, задачей которого является регулярная дезинформация народа в
желаемом для Кремля направлении. Конечно, Кремль никогда не признается в "трех
этапах" и гамбитном этюде!
Историю войны можно разбить на три этапа-периода. Первый период начался в день
подписания Советско-Германского Договора о Дружбе. На следующий день после
заключения Договора, в сентябре 1939 года, я прибыл на производственную практику
на завод "Ростсельмаш" - крупнейший не только в СССР, но и во всей Европе,
комбинат сельскохозяйственного машинострения. В цехе комбайнов, куда я был
назначен я застал странную картину. Основой цеха служил главный конвейер в форме
кругового П, где производилась сборка комбайнов. Движущаяся лента конвейера была
вмонтирована в пол, комбайны зацеплялись снизу крюком за брюхо и таким образом
на своих колесах ползли по круговому П. Теперь конвейер стоял без движения,
комбайны замерли в полусобранном виде. Но зато буквально каждый квадратный метр
пролетов между конвейером, комбайнами и станками был забит новой продукцией -
тысячами зарядных ящиков для противотанковой артиллерии. Их напекли за один день
после заключения договора о дружбе.
Такая же картина была в других цехах. В день заключения договора о дружбе по
телеграфному сигналу из Москвы на заводе был вскрыт секретный мобилизационный
пакет, хранящийся в сейфе секретной части каждого советского завода. Все цеха на
протяжении трех месяцев моего пребывания на "Ростсельмаше" лихорадочно работали
над производством военной продукции. Это были цеха, которые в нормальное время
предназначались для мирного производства. Кроме того на "Сельмаше" с самого
момента постройки комбината беспрерывно функционировали так называемые
"спеццеха", постоянно выпускавшие артиллерийское вооружение.
Часто бывая на товарной станции Ростова, я своими глазами видел эшелоны и
эшелоны вооружения, на производство которого была переключена вся мирная, до
этого момента, промышленность Ростова. Здесь не говорится о нормальных "Н-ских"
военных заводах, каждый из которых имеет свою особую железнодорожную ветку и
продукция которых не попадает на глаза людям.
Сделав экскурс в область марксистской политэкономии, советскую промышленность
"средств производства" можно подразделить на две основные категории - чисто
военная промышленность, постоянно выпускающая исключительно военную продукцию, и
остальные виды промышленности, по форме мирные, но еще в период конструирования
рассчитанные на мгновенный перевод на военную продукцию или законченного порядка
или порядка кооперации. Провести грань между этими двумя категориями очень
трудно. Станкостроительная промышленность на первый взгляд кажется мирной, но 90
% выпускаемых станков идет на оборудование военных заводов. С сентября 1939 года
даже эта вторая категория промышленности, до того с натяжкой работавшая на
мирное производство, была полностью переведена на мобилизационные планы и
работала исключительно на войну.
Одновременно со мной студенты нашего Индустриального Института проходили
производственную практику на сотнях крупнейших заводов по всем концам СССР.
Везде была та же картина. Открытая подготовка к войне была ясна уже в сентябре
1939 года. Не ясно было только одно - против кого эта война будет вестись.
Многие были склонны предполагать, что Кремль решил совместно с Германией
поделить мир пополам. События в Финляндии, Прибалтике и Бессарабии,
последовавшие вскоре, подтверждали это предположение.
Что бы там ни было, во всяком случае, уже в это время Кремль решил, что настал
час для активного решения внешнеполитических задач. Уже тогда вся военная машина
Кремля полным ходом приводилась в боевую готовность. Дружба с Германией
использовалась в том же направлении. В Кронштадт приходили купленные в Германии
подводные лодки. Немецкие опознавательные знаки "U" перекрашивались в советские
"Щ". Их так и прозвали моряки. - "щуками". По этим образцам спешно строились
десятки "щук" на советских верфях подлодок. В Германии были заказаны постройкой
несколько "коробок" линкоров, артиллерийское вооружение для них изготовлялось и
должно было монтироваться на Кировском заводе в Ленинграде. Эти линкоры не
попали по назначению вовремя. Дружба работала полным ходом.
В некоторый момент этого периода "дружбы", - точную дату установят историки, - в
отношениях "Высоких Договаривающихся Сторон" произошли неожиданные изменения.
Аппетиты у обоих партнеров разгорелись. Видно Гитлер, опьяненный успехами,
решил, что он в состоянии скушать пирог и без своего усатого друга.
Каждый советский офицер Генштаба рассмеется, если ему скажут, что нападение
Германии на Советский Союз было неожиданностью для Кремля. Современные методы
разведки исключают такие неожиданности. Тем более, если учесть, что нет другого
правительства в мире столь хорошо информированного о положении дел у своих
соседей, как Кремль.
Миф о неожиданности "коварного нападения" нужен был только для внешнего
употребления, чтобы оправдать кремлевский мезальянс. Уже за несколько недель до
открытия военных действий на советско-германском фронте многие радиослушатели в
Советском Союзе слушали английские радиосводки о концентрации 170 германских
дивизий на восточной границе Райха. А у невинных мальчиков в Кремле уши ватой
заложило?!
Кто не слушал радио, тот читал официальное опровержение ТАСС: "В иностранной
прессе в последнее время появляются провокационные сообщения о концентрации
германских войск на советской границе. Из хорошо информированных источников ТАСС
уполномочен заявить о полной несостоятельности и лживости этих сообщений
иностранной прессы". Точка! Советские люди слишком хорошо знают ТАСС, чтобы не
понять это сообщение ТАСС как-раз наоборот.
Уже ранней весной 1941 года для Кремля было ясно, что война неизбежна в
ближайшие месяцы. Тогда было созвано чрезвычайное совещание Политбюро, где были
приняты основные решения о стратегии в изменившейся ситуации, т. е. в будущей
войне. Тогда же был создан Комитет Обороны, о котором было объявлено только лишь
после начала войны.
Кремль прекрасно знал соотношение сил. Знал лучше, чем Германское Верховное
Командование. Вопреки всей бешеной подготовке к войне это соглашение было бы не
в пользу Кремля. Шансы на спасение были только в длительной войне на изнурение
противника, на использование необъятных территориальных пространств,
материальных и человеческих ресурсов России - в применении старой кутузовской
стратегии к условиям современной войны. Тогда-то в Кремле и был принят гамбитный
этюд войны. Только в этом был шанс на спасение, о победе тогда еще было слишком
рано говорить. Эта оборонительная стратегия была исключительно дорогой и
неминуемо требовала чудовищных жертв от народа, она полностью противоречила
предвоенной кремлевской пропаганде о войне "малой кровью и на чужой территории".
Открыто говорить об этом было нельзя. Это была величайшая тайна Кремля за все
время существования Политбюро.
Тогда-же были ориентировочно установлены границы отступления, жертвы и резервы,
крайней точкой уже тогда был намечен Сталинград. Здесь хладнокровно
прикидывались на счетах десятки миллионов человеческих жизней, плоды труда, пота
и крови целого поколения огромной страны. Члены Политбюро чувствовали щекотание
пеньковой веревки на своей шее. Нужно было спасать свою шкуру. А цена этому...
Ха! Ведь у нас материалистическая теория! Уже тогда война была разбита на две
стадии. Уже тогда было рассчитано, что необходимо сохранить в резерве для
"третьего периода". Все остальное, ненужное для "третьего периода", было
обречено на жертву во "втором периоде".
Когда началась война, солдаты шли на фронт в старом, никуда не годном
обмундировании, не хватало даже обычных винтовок незаменимого образца 1891 года.
В то же время десятки миллионов пар обмундирования, миллионы винтовок и
автоматов в твердой смазке для долговременного хранения лежали в
запломбированных складах - они предназначались для "третьего периода". Порой эти
склады сжигались или попадали в руки немцам, но не выдавались войскам. Это было
в тех случаях, когда продвижение немцев было быстрее, чем предусматривал
кремлевский график.
Многое в этом "втором периоде" шло не так, как это рассчитывал Кремль. Самым
крупным просчетом оказалось моральное состояние народа. Русский народ ясно
показал, что у него нет никакого желания защищать Политбюро. Моральное состояние
Армии оказалось гораздо ниже, исходя из этого, потери в людских резервах гораздо
выше. Пришлось принять чрезвычайные меры, придать войне
национально-патриотический характер, чтобы устранить этот просчет. Потери
территории мало отступали от "графика", но соблюдение "территориального графика"
стоило гораздо больше человеческих жизней. Потери материальных резервов шли
строго по "графику" - обороняющиеся войска получали только лишь старое
обмундирование и устарелое оружие, сбывался лежалый товар, самолеты и танки
устарелых типов. Все лучшее и современное держалось в резерве для "третьего
периода". То же самое было с людскими резервами. В жертву оборонительному
периоду бросались шестидесятилетние старики и женщины, а резервы наступательного
"третьего периода" в это время стояли, ожидая своей очереди, на Дальнем Востоке.
Попутно на сцене появился новый положительный фактор. Западные Демократии, в
период сталинско-гитлеровской дружбы числившиеся в категории врагов, теперь
волей-неволей стали союзниками. Конечно, они не были простачками и не забыли
Кремлю всех его курбетов. Но тут предоставлялась возможность свалить основную
тяжесть войны на чужие плечи, к тому же на плечи довольно сомнительного и
каверзного субъекта. В глубине души они, конечно, желали, чтобы оба тоталитарных
выродка сожрали друг друга. Но пока кремлевская разновидность урода терпела
поражение за поражением и возникала опасность его преждевременной гибели,
западные демократии были готовы помочь. Не для того, чтобы он выжил, а для того,
чтобы он уничтожил или хотя-бы ослабил своего нацистского побратима.
Тут и началась игра. Кремль оказался если и не умней, то во всяком случае
хитрей. Ему удалось, спрятав за спину собственные резервы, получить от западных
демократий колоссальную помощь. Те рассчитали эту помощь ровно так, чтобы
кремлевский медведь имел возможность бороться и смертельно ранить нацистского
