сить в ее почтовый ящик.
День я провел под крылом своего ангела. Я слушал на факультете лек-
ции, ко мне обращались, я даже отвечал, потом бродил по городу, садился
в трамвай и выходил из него, но ничего вокруг не замечал. Только к вече-
ру мир стал таким, каким я привык его воспринимать: полным событий,
борьбы, больших задач и движений, миром боли, страстей и войн, миром,
масштаб которого не постигнет ни одна человеческая мысль, хотя постоянно
стремится к этому. И я, вместо того чтобы попытаться разглядеть хотя бы
его очертания, описал бредовый мираж и еще дал его читать человеку, ко-
торый мне дорог. Как теперь показаться ей на глаза?
Я ждал ее около получаса. Наконец она пришла. Бледная, глаза опухшие.
Да, она знает, что пришла с опозданием, это не в ее правилах, но до
последней минуты она сомневалась, надо ли ей вообще приходить, не преда-
ет ли она Оту уже хотя бы тем, что встречается со мной? Но все равно она
бы думала обо мне. Она думает обо мне с той минуты, как нашла в ящике
то, что я прислал ей, она не знает, как это назвать, но для нее это
чтоѕто вроде притчи. Притчи о любви и смерти.
Мы шли боковыми улочками к Влтаве. Еще не совсем стемнело, но фонар-
щик с длинным шестом зажигал фонари. Мой рассказ, говорила она, вылился
из моего нутра. Каждый его образ и фраза. И на ее взгляд, это, пожалуй,
единственный способ, как один человек может обратиться к другому, кос-
нуться его души.
Ее слова доставили мне удовольствие. Видимо, я тронул ее, притом
больше, чем мог ожидать. Волшебная сила слов, взываю к тебе, заклинаю
тебя, надели меня даром заклинать тобою!
Я сказал, что это целиком ее заслуга, что, не будь ее, я такого не
написал бы.
Она напоминает мне ангела. В ней есть чтоѕто неземное и хрупкое. В
тот день, когда я понапрасну ждал ее...
Ждал ее? Когда? Вчера днем? Да, она была с Отой, но не могла освобо-
диться от ощущения, что я иду следом и жду, когда она оглянется; она
рассталась с Отой, даже попросила его оставить ее одну и поспешила до-
мой. Искала записку от меня, но нашла ее только утром! С этой минуты она
не может не думать обо мне, хотя знает, что должна изгнать меня - по
крайней мере из своих мыслей. Ради Оты и ради себя.
Нет, не должна, я прошу ее об этом. Мы же не делаем ничего плохого. А
мне с ней так хорошо. Она даже не подозревает, что значит для меня прос-
то идти с нею рядом и слушать ее.
Правда?
Я бы не говорил этого!
Она рада, что хоть чтоѕто значит для меня. Пусть даже на короткое
время.
Почему только на короткое?
7
Потому что я все равно сбегу от нее. Она чувствует.
Карловой улицей мы подошли к мосту. Фонари трогательно бросали желто-
ватый свет на закоптелые лики святых, и малостранские окна сияли как ог-
ни гигантского вертепа.
Ей нравится здесь?
Нравится. Ночью она здесь впервые.
Но ведь еще не ночь.
Она и вечером не выходит. Бабушка всегда хотела, чтобы она уже зас-
ветло была дома.
А зимой?
Сейчас же не зима.
Но с тех пор как умерла бабушка, она стала взрослее.
Но бабушка и сейчас этого хочет. Она боится за нее. В последние дни
еще больше.
- Изѕза меня?
Мы спустились по лестнице, прошли мимо пустых ларьков бывшего рынка и
подошли к Совиным мельницам.
- Не изѕза тебя, изѕза меня.
Мы оперлись на каменную оградку над озером. Вода была низкая и тихая.
На потемневшей глади резвилась стайка уточек. Пахло тлеющими каштанами.
Она сказала: - Сегодня мне приснилось, что он пришел ко мне и стал
плакать.
Просил, чтобы я не покидала его. А ты сидел тут же и улыбался. Я хо-
тела сказать, чтобы ты ушел, но не могла пошевелить губами. Потом я за-
метила, что там сидит и бабушка. Я ждала, что она посоветует, как мне
быть, но она молчала, точно не могла разжать губ. Когда проснулась, я
стала просить ее прийти ко мне и шепнуть хоть одно слово: да или нет, но
она молчала. Наверное, она на меня сердится.
- Или думает, что ты уже взрослая! Что должна решать сама!
- Да, - подтвердила она, - я так и поняла. Что она уже больше никогда
не появится. Что я должна сама... Я решила. Потому и пришла так поздно,
не хотела прийти до того, как приму решение. - Она прижалась ко мне, и я
почувствовал, как ее губы жадно вобрали мои.
Я отчетливо осознавал, что испытываю почти победоносное удовлетворе-
ние. Но в то же время и какиеѕто отзвуки неудовольствия: ведь решилаѕто
она без меня, даже не сочла нужным спросить моего согласия. Ощутил я и
страх перед той фатальной серьезностью, с какой она вверяется мне.
В поцелуе она словно сосредоточила всю любовь, все свое страстное су-
щество, словно в следующее мгновение собралась умереть, отдаться на про-
извол крыльев, которые не удержат ее, и упасть в пропасть. Вдруг она
отстранилась от меня.
- Мы больше не встретимся! - Ее голос показался мне болезненноѕстро-
гим. - Если бы мы снова встретились, я не вынесла бы! Прошу, пойми меня!
- Но мне казалось... - попытался я возразить.- Мы говорили, что нам
хорошо вместе... Мне казалось, - меня вдруг окатила волна жалости к са-
мому себе, - что наконец я нашел близкого человека.
До нас доходил едва уловимый свет далекого фонаря, и всеѕтаки мне
удалось разглядеть слезы в ее глазах.
- Может, когдаѕнибудь, спустя время, - сказала она. - Я никогда тебя
не забуду, никогда.
Я молчал. Через каменную ограду я смотрел на гладь реки, в которой
качалось круглое отражение луны. Вокруг меня и во мне разливалась тиши-
на. И вдруг у моих ног чтоѕто тяжело шлепнулось. Прошло мгновение, преж-
де чем я понял, что это она. Она лежала навзничь, руки раскиданы, глаза
закрыты, у рта белела вспененная слюна. Я нагнулся, попробовал поднять
ее голову. Меня оглушило ужасное предчувствие. Я взывал к смерти, и она
пришла. Но что делать?
Она громко вздохнула и открыла глаза.
- Что с тобой, что с тобой?
Она села и в удивлении осмотрелась. Я помог ей встать.
- Не знаю, что со мной. Я упала? - Она оперлась на меня.
- Пойдем домой, ты переутомилась!
- Мне уже хорошо, дорогой, прости меня! - Она судорожно сжимала мою
руку. - Поверь, я не могу иначе. Разве ты поступил бы поѕдругому? Распо-
ловинить душу невозможно.
Я подвел ее к ближайшей скамейке, но, видимо, держал ее недостаточно
осторожно
- когда она снова стала падать, я не успел подхватить ее, разве чуть
замедлил падение.
На этот раз она оставалась неподвижной дольше, я не мог определить,
сколько это продолжалось точно, но к нам уже начали сбегаться люди.
Наконец она очнулась, какойѕто незнакомец помог мне поднять ее и выз-
вать такси.
В больнице приняли ее без проволочек. Мне разрешили подождать на бе-
лой скамье в полутемном коридоре.
Через полчаса она вернулась, рассеянно улыбаясь. Ничего особенного,
она просто немного переутомилась, ей сделали укол, теперь все в порядке.
Я снова нашел такси, по дороге мы оба молчали, казалось, она спит. Ее
лицо в мерцающем свете уличных фонарей было призрачноѕбледным. На нем
остро торчал нос, будто клюв мертвой птицы. Я не смог, хотя и силился,
подавить отвращение. Я словно еще слышал хрипящий звук, что рвался изо
рта, видел пену, облепившую бескровные губы. С внезапным облегчением я
осознал, что это чужая девушка, что она принадлежит не мне и я - не ей.
К счастью, мы оба вовремя поняли это, она сама, признав это, все решила,
а я лишь подчинился ее решению.
На следующий вечер у нас появился Ота. Позвонил, подождал, пока мама
позвала меня, и, не отвечая на приветствие, сказал:
- Она хочет поговорить с тобой. Я подожду внизу!
Я подумал, она умирает, и меня обуял ужас. Быстро переодевшись, я вы-
бежал на улицу. Он ждал, прислонившись к стволу акации.
- Как она? - выдохнул я.
Не отвечая, он лишь сделал мне знак следовать за ним.
Мы шли улочкой, по которой в последние дни я провожал ее. Сколько
раз, собственно? Все было так быстротечно - и говорить об этом не стоит.
Однако много ли времени нужно для того, чтобы человек ступил на карниз и
отдался на произвол крыльев, которые не смогут его удержать?
- Она рассказала мне все, - отозвался он вдруг. - Ты вел себя гнусно.
Но что можно было ждать от такого... такого... - Казалось, ему не удает-
ся найти подходящее слово. Но он всеѕтаки нашел его: - Если с ней что
случится, ты убийца!
Я впервые оказался в квартире, где она жила. Мы прошли прихожую, в
конце ее, перед стеклянной дверью, он остановил меня. Постучал и вошел
один. Изѕза двери я услышал ее голос, но слов не разобрал. Что она хочет
от меня? Как она сумела убедить его привести меня сюда? И зачем, если не
хотела больше меня видеть?
Наконец он появился.
- Входи! - Не глядя мне в глаза, он чуть посторонился и пропустил ме-
ня в комнату, сам остался в прихожей.
Комната была большая, с высокими стенами и лепным потолком.
Она лежала в кровати мертвенноѕбледная, по самую шею прикрытая одея-
лом в красноѕбелую полоску. Кивком она подозвала меня ближе. У постели
стоял стул - я сел.
- Как ты себя чувствуешь?
- Вполне хорошо. - Ее голос звучал легко, почти весело. - Это он ве-
лит мне лежать. Беспокоится! Я хотела пойти к тебе сама, но он запретил
мне вставать.
Я должна была тебе сказать, что я выздоровею. Чтобы ты не волновался,
это больше не повторится.
8
- Я знаю, что ты выздоровеешь.
- Я сама во всем виновата. Думала, все можно решить насилием над со-
бой, но я не выдержала этого напряжения. А теперь я поняла, что все рав-
но это не имело бы смысла. Я хотела, чтобы ты знал, что я все поняла.
Я не мог взять в толк, о чем это она, но прежде чем я успел спросить,
в комнату вошел Ота.
- Тебе ничего не нужно, девочка?
- Нет, ничего.
- Ты же знаешь, ты должна щадить себя! - Он обратился ко мне: - Она
была смертельно больна. Доктора сказали, что любое волнение может убить
ее. Но есть люди, думающие только о себе. О своем удовольствии.
Был ли смысл защищаться? Она подала мне руку. На мое бережное пожатие
ответила мне долгим и судорожным. Ота открыл передо мною дверь - я вы-
шел.
Тремя днями позже, возвращаясь домой с лекции, я нашел в ящике письмо
от нее.
На конверте без марки и адреса стояло только мое имя.
Я вскрыл конверт еще на лестнице.
Сколько всего она хотела бы мне сказать, писала она, и думала это
сделать, когда я пришел к ней, однако возможности для этого не было, и
она попробовала лишь намекнуть на самое главное, но все равно она не
уверена, что в действительности сказала мне за этот короткий миг, а что
сказала только мысленно - ведь мысленно она разговаривает со мной непре-
рывно, и днем и ночью.
И еще она боится, что я посчитаю ее непостоянной, что она из тех, кто
все время меняет свои решения. Ей было тяжело и потому, что она знает,
как ее любит Ота, и потому, что она уважает его, этого прекрасного, са-
моотверженного человека. Но произошло то, чего она и предположить не
могла: она отдалилась от него, она уже не любит его. Поначалу она не хо-
тела себе в этом даже признаться, пыталась какѕто сохранить их отноше-
ния, но потом поняла, что все впустую; любовь бывает или полная, или
ущербная, но разве можно тому, кого она уважает, кто был к ней так бес-
конечно добр, платить ущербной любовью? Возможно ли учинять над собой
насилие и верить, что этим ты можешь осчастливить другого? Все это она
уже сказала Оте, конечно, для них обоих это было тяжело, они ведь гото-
вились к совместной жизни, но она думает, Ота понял ее и согласится с ее
решением. Пока она не знает, что будет дальше, читал я с нарастающим
страхом, но чувствует, что между нами возникло чтоѕто особенное, еще
тогда, на даче, у костра, между нами проскочила искорка и зажгла пламя,
которое, если мы будем достаточно мудрыми, может осветить любовью всю
