туристов"... Рухнули мечты о славе. И добрых тридцать секунд Том Лоусон
отводил душу потоком ругательств, которые повергли бы в изумление его
коллег, если бы они его слышали. Все еще распаленный гневом, он принялся
снимать детали, которые выпрашивал, занимал, даже присваивал в других
лабораториях спутника.
Том не сомневался, что его прибор мог решить задачу. Теоретическая
сторона в полном порядке, не подкопаешься, больше того: она основана на
почти столетней практике. Инфракрасная локация была известна уже во
время второй мировой войны, когда находили замаскированные предприятия
по теплу от их агрегатов.
"Селена" не оставила на Море Жажды видимой колеи, но должен быть
инфракрасный след. Винты судна подняли с глубины одного фута
относительно теплую пыль и разметали ее по гораздо более холодной
поверхности. "Глаз", способный видеть тепловые лучи, мог и через
несколько часов после прохождения "Селены" отыскать ее колею. По
расчетам Тома, он успел бы завершить инфракрасный поиск, прежде чем
Солнце, взойдя, сотрет все намеки на тепловой след в холодной лунной
ночи.
Теперь-то, конечно, нет смысла ничего затевать.
К счастью, на борту "Селены" не подозревали, что поиски в районе
Моря Жажды прекращены и пылекаты ушли на Кратерное Озеро. И, к счастью,
никто из пассажиров не знал про опасения доктора Мекензи.
На листке бумаги физик начертил предполагаемую кривую роста
температуры. Каждый час он заносил в график показания висящего на
переборке градусника. Увы, они поразительно точно совпадали с прогнозом.
Еще двенадцать часов, и температура превысит сто десять градусов по
Фаренгейту, появятся первые жертвы теплового удара. И, выходит, им
остается жить не больше суток. Так что попытки капитана Ханстена
поддержать дух пассажиров казались нелепыми. Добьется он успеха или нет
- послезавтра уже не будет играть никакой роли.
А впрочем, так ли это? Пусть у них только два выбора: умереть, как
люди, или умереть, как звери, - первое, несомненно, лучше. Даже если
"Селену" никогда не найдут и никто не будет знать, как ее узники
встретили смертный час. Это выше логики и рассудка; впрочем, то же самое
можно сказать едва ли не обо всем, что определяет жизнь и смерть
человека.
Коммодор Ханстен отлично понимал это, когда составлял программу на
оставшиеся часы. Есть люди, рожденные руководить; он принадлежал к ним.
Вакуум, в котором он очутился, уйдя в отставку, вдруг заполнился.
Впервые с тех пор, как Ханстен покинул рубку флагманского корабля
"Кентавр", он жил полноценной жизнью.
Пока люди чем-то заняты, можно не опасаться за моральное состояние.
Неважно, что они будут делать, лишь бы это казалось им интересным или
важным. Счетовод Космической администрации, отставной инженер и двое
служащих из Нью-Йорка уже с головой ушли в покер. Сразу видно завзятых
картежников; с ними хлопот не будет, разве что если понадобится оторвать
их от карт.
Почти все остальные разбились на группы и очень мило разговаривали.
Комиссия по развлечениям все еще заседала. Профессор Джаяварден что-то
записывал, миссис Шастер, как ни старался унять ее супруг, делилась
воспоминаниями о бурлеске. И только мисс Морли держалась особняком.
Мелким почерком она не спеша заполняла оставшиеся листки блокнота.
Должно быть, вела дневник, как и подобало настоящему журналисту.
Как бы дневник не оказался короче, чем думает мисс Морли... Похоже,
она не успеет исписать даже этих немногих страниц. А если испишет - вряд
ли кому-либо доведется их прочесть.
Коммодор глянул на часы и удивился тому, как много времени прошло.
К этому часу он рассчитывал быть уже на обратной стороне Луны, в Клавии.
Ленч в лунном филиале "Хилтона", потом экскурсия в... Но какой смысл
размышлять о будущем, которого не будет? Его гораздо больше беспокоило
скоротечное настоящее.
Пожалуй, лучше поспать немного, пока жара не стала невыносимой.
Конструкторы "Селены" не предусмотрели, что она может стать спальней
(или могилой!), да что поделаешь. Придется пораскинуть мозгами, кое-что
переставить, хотя бы от этого пострадало имущество "Лунтуриста".
Ханстену понадобилось двадцать минут на то, чтобы все продумать, затем
он посовещался с капитаном Харрисом и обратился к остальным.
- Дамы и господа, нам всем сегодня было нелегко, и я думаю, вы не
прочь немного поспать. Правда, тут возникают некоторые трудности, но я
уже проделал опыт и убедился, что при желании можно отделить средние
подлокотники между сиденьями. Конечно, это не положено, да вряд ли
"Лунтурист" станет подавать на нас в суд. Десять человек смогут лечь на
креслах, остальным предлагаю устроиться на полу. И еще. Вероятно, вы
заметили: что в кабине становится жарковато. Температура будет некоторое
время повышаться. Поэтому я советую снять всю лишнюю одежду, удобство
сейчас важнее чрезмерной щепетильности.
(Мысленно он добавил, что еще важнее выжить... Но у нас есть в
запасе несколько часов.)
- Мы погасим внутреннее освещение, - продолжал Ханстен, - а чтобы
не оставаться в полной темноте, включим на минимальную мощность
аварийный свет. Один человек будет дежурить в кресле капитана. Капитан
Харрис уже составляет график дежурства, смена через два часа. Есть
вопросы или замечания?
Ни того, ни другого не было, и коммодор облегченно вздохнул. Он
боялся, как бы кто не полюбопытствовал, почему поднимается температура.
Что бы он стал отвечать? При всех своих способностях, Ханстен не умел
лгать, а ему хотелось, чтобы пассажиры спали спокойно, насколько это
вообще возможно в такой обстановке. Если не случится чуда, этот сон
может оказаться вечным...
Мисс Уилкинз, уже без прежней профессиональной непринужденности,
разнесла напитки желающим. Большинство пассажиров сразу начали снимать
верхнюю одежду; более стеснительные подождали, пока не погасло главное
освещение. В тусклом красном свете кабина "Селены" выглядела
фантастически. Кто мог представить себе что-либо подобное несколько
часов назад, когда пылеход покидал Порт-Рорис?.. Двадцать два человека,
почти все в одном белье, лежали на сиденьях и на полу. Некоторые
счастливчики уже похрапывали, остальные беспокойно ворочались с боку на
бок.
Пат Харрис выбрал себе место на самой корме, даже не в кабине, а в
тесной камере перепада. Здесь был удобный наблюдательный пункт. Через
открытую дверь он видел всю кабину от самого носа, мог следить за каждым
пассажиром.
Аккуратно сложив форму. Пат сделал из нее подушку и лег на жесткий
пол. До вахты шесть часов, хорошо бы поспать.
Спать... Истекают последние часы его жизни - и все-таки больше
ничего не остается. Интересно, крепко ли спят смертники в ночь перед
казнью?
Он так устал, что даже эта мысль его не затронула. Последнее, что
видел Пат, проваливаясь в забытье, как доктор Мекензи снял очередные
показания термометра и аккуратно нанес их на свой график. Точно
астролог, составляющий гороскоп...
В пятнадцати метрах над "Селеной" (их при здешнем тяготении можно
одолеть одним прыжком) уже наступило утро. На Луне не бывает сумерек, но
небо давно предвещало рассвет. Задолго до восхода солнца выросла сияющая
пирамида зодиакального света, столь редко видимого на Земле. Она
поднималась очень медленно - чем ближе восход, тем ярче. Вот пирамида
растворилась в опаловом сиянии короны, а вот над горизонтом вспыхнуло
пламя, в миллион раз ярче их обоих. Кончился двухнедельный мрак,
вернулось светило. Из-за медленного вращения Луны вокруг своей оси
пройдет еще час с лишним, прежде чем оно взойдет совсем, но день уже
начался.
Казалось, по Морю Жажды теснимый слепящим светом катится черный
отлив. И вот уже вся гладь Моря простреливается почти горизонтальными
лучами. Будь на поверхности малейшее возвышение, его тотчас выдала бы
длинная, в несколько сот метров тень.
Выдала - кому? "Пылекат-1" и "Пылекат-2" были заняты бесплодным
исследованием Кратерного Озера, в полутора десятках километров от места
катастрофы. Их окружала тьма: пройдет еще два дня, прежде чем солнце
поднимется над окаймляющими кратер пиками, а пока только вершины озарены
восходом. С каждым часом резко очерченная полоса света будет спускаться
по склонам все ниже - местами быстрее идущего человека - и наконец лучи
коснутся дна кратера.
Сейчас над Озером метался свет, созданный человеком. Яркие вспышки
выхватывали из тьмы тяжелые глыбы: спасатели фотографировали груды
камней, которые бесшумно скатились с гор, когда Луна вздрогнула во сне.
Меньше чем через час фотографии будут на Земле, еще через два часа их
увидят во всех обитаемых мирах.
Плохая реклама для туризма.
Когда капитан проснулся, в кабине было заметно жарче. Но не жара
разбудила его за целый час до начала вахты.
Хотя Пату ни разу не доводилось ночевать на "Селене", он хорошо
знал, какие звуки можно услышать на борту. Когда моторы выключены, царит
почти полная тишина, и нужно напрягать слух, чтобы уловить шелест
воздушных насосов и слабое гудение охлаждающей установки. Все это он
слышал, когда засыпал, но теперь к этим звукам прибавился новый,
непривычный...
Едва слышный шорох, настолько тихий, что на мгновение Пат
заколебался - уж не почудилось ли ему? Невероятно, чтобы такой слабый
сигнал проник в его подсознание сквозь барьер сна. Даже сейчас,
проснувшись, капитан не мог ни определить природу звука, ни установить,
откуда он идет.
Внезапно Пат понял, почему шум разбудил его. Сонливость как рукой
сняло. Вскочив на ноги, он приложил ухо к наружной двери камеры
перепада: таинственный звук доносился снаружи!
Ну конечно. Совершенно отчетливо слышно. У капитана мурашки по
спине забегали. Шуршат пылинки, словно за обшивкой "Селены" разыгралась
песчаная буря. В чем дело? Неужели Море опять колышется? И если так -
куда увлечет течение "Селену"? Пока что пылеход как будто недвижим,
только внешняя среда течет и струится...
Очень осторожно, стараясь не потревожить спящих. Пат на цыпочках
прошел в кабину. Дежурил доктор Мекензи. Съежившись в кресле пилота, он
глядел на засыпанный снаружи иллюминатор. Когда подошел Пат, физик
повернулся к нему и шепотом спросил:
- Что-нибудь неладное?
- Не знаю... Проверьте сами.
Теперь уже двое приложили ухо к двери и долго слушали загадочный
шорох. Вдруг Мекензи сказал:
- Это движется пыль, никакого сомнения. Но я не понимаю - почему.
Вот вам еще одна загадка.
- Еще одна?
- Да. Меня сбивает с толку температура. Она повышается, но не так
быстро, как я ожидал.
Казалось, физик недоволен тем, что его расчеты не подтвердились, но
для Пата его слова были первой доброй вестью после катастрофы.
- Вы только не огорчайтесь. Кто из нас не ошибался. И если эта
ошибка подарит нам несколько лишних дней, уж я-то во всяком случае не
стану вас упрекать!
- Но я не мог ошибиться! Это же элементарная арифметика. Нам
известно, сколько тепла излучают двадцать два человека, и куда-то это
тепло должно деться!
- Во сне излучение меньше, может быть, в этом все дело?
- Как будто я мог упустить столь очевидное обстоятельство! -
раздраженно ответил ученый. - Разумеется, меньше, но уж не настолько.
Нет, тут что-то другое. Должна быть причина, почему температура отстает
от моего графика.
- Отстает, и слава богу, - сказал Пат. - Но что вы скажете об этом
звуке?
Мекензи с трудом заставил себя думать о новой загадке.
