самолетиком. Дик Кин открыл рот, и я вдруг подумал, что он похож на
своего брата Флэппера, который сейчас в тюрьме города Томастона работает
механиком в прачечной.
За матовым стеклом двери возникла неопределенной формы тень. Я крепче
сжал пистолет. Ребята наблюдали за мной, затаив дыхание, будто они
смотрят кульминационную сцену в фильме о Джеймсе Бонде.
Дверь медленно открылась, и вошла Ирма Бейтц. Она огляделась, явно
недовольная таким вниманием к своей скромной персоне. Джордж Янек
захихикал и сказал:
- Смотрите, кто к нам пришел.
Но никто больше не засмеялся, все продолжали рассматривать Ирму.
- Что вы на меня уставились? - недовольно произнесла она. - Все мы
иногда ходим в туалет, не так ли? Она захлопнула дверь и прошла на свое
место. Было почти двенадцать.
Глава 28
В двенадцать раздался звонок внутренней связи. Это был капитан
Филбрек, воплощенная пунктуальность. На этот раз он почему-то не сопел и
не пыхтел. Последовал моему совету изменить манеру разговаривать или
просто решил не раздражать меня. Странные вещи происходят на свете,
видит Бог. - Деккер?
- Да, это я.
- Послушай, этот выстрел час назад был совершенно случайным. Тут один
тип из Левистона...
- Не стоит об этом, Франк. Ты ставишь в неловкое положение меня и
себя, и ты считаешь людей, которые видели, как все было на самом деле,
полными идиотами. Не надо лишней суеты, лучше ничего не говори.
Пауза. Наверное, он собирается с мыслями.
- О'кей. Чего ты хочешь?
- Почти ничего. Все ребята выйдут отсюда ровно в час дня. В точности,
- я взглянул на часы, - через пятьдесят семь минут. Вот и все. Я обещаю.
- А почему не сейчас?
Я оглядел класс. В воздухе висело напряженное молчание и казалось,
что невидимая связь возникла между нами, будто мы заключили договор,
подписанный кровью.
- Дело в том, что у нас с ребятами есть еще одно невыполненное дело.
Надо все довести до конца.
- Ты о чем?
- Тебя это никак не касается, Франк. Но мы все понимаем, о чем идет
речь.
И действительно, я не встретил ни одного недоуменного взгляда, все
все понимали. Тем лучше, будут сэкономлены силы и время. Я чувствовал
себя очень уставшим.
- Слушай внимательно, Филбрек, чтобы не возникло никаких
недоразумений, сейчас я скажу тебе, как начнется последний акт нашей
маленькой комедии. В течение ближайших трех минут кто-нибудь опустит в
классе шторы...
- Не вижу смысла, - резко произнес Филбрек. Я глубоко вздохнул. Что
за чудак!
- Когда до тебя наконец дойдет, старина Франк, что парадом командую
я? Слушай внимательно и постарайся понять: сейчас кто-нибудь из ребят,
вовсе не я, подойдет к окну и опустит шторы. Можешь пристрелить его,
конечно. Но тогда, я полагаю, тебе стоит сразу нацепить свой полицейский
значок на задницу и распрощаться с этими двумя столь дорогими твоему
сердцу предметами.
Ответа не последовало.
- Молчание - знак согласия, - произнес я, стараясь, чтобы голос мой
звучал весело. На самом деле никакого веселья в эту минуту я не
испытывал. - Мне все равно, чем ты будешь сейчас заниматься. Но если
опять начнется реализация каких-нибудь гениальных идей по моему
устранению, я открываю огонь по присутствующим. Если же ты будешь
паинькой до часу дня, все будет замечательно, и все узнают, какой ты
большой и храбрый полисмен, настоящий герой. Договорились?
Долгое время Филбрек молчал, затем медленно произнес:
- Разрази меня гром, если я слышу хоть каплю сумасшествия в твоем
голосе.
- Мы договорились?
- Как я могу быть уверен, что ты не придумаешь что-нибудь новенькое,
Деккер? Что придет тебе в голову в два часа? Или в три?
- Мы договорились? - неумолимо повторил я.
Очередная пауза.
- Хорошо, Деккер. Но если ты выстрелишь в кого-нибудь из ребят...
- Знаю, мне поставят двойку и выгонят из класса. Разговор окончен,
Франк.
Я чувствовал, как хочется ему сейчас сказать мне на прощание
чтонибудь нежное и ласковое, например: "Засунь себе язык в задницу,
Деккер" или "Заткни свою вонючую пасть.". Но таких реплик не
последовало. Все же здесь были девушки.
- Значит, в час дня, - повторил Филбрек, и связь отключилась. Минуту
спустя он уже шел по лужайке.
- Какие еще из своих грязных мыслишек ты хочешь принародно
обмастурбировать, Чарли? - поинтересовался Тед Джонс.
- Почему бы тебе не успокоиться, Тед? - тихо произнес Харман Джексон.
- Кто хочет задернуть шторы? - спросил я. Нашлось сразу несколько
желающих, и я выбрал Мелвина Томаса.
- Только медленно и аккуратно. Эти копы такие нервные... Мелвин
последовал моим инструкциям. Шторы медленно опустились, и комната
погрузилась в таинственный полумрак. Тени метнулись по углам, словно
стаи летучих мышей. Мне сделалось не по себе.
Я попросил Тенис Гэннон, сидящую на последней парте, включить свет.
Она робко глуповато улыбнулась и направилась к выключателю. В следующую
секунду комнату залил неестественный холодный свет флюоресцентных ламп,
что было ненамного лучше, чем тени. Мне захотелось видеть солнце и
голубое небо, но я ничего не сказал. Да и что я мог сказать? Тенис
вернулась на свое место и села, тщательно расправив юбку.
- Пользуясь замечательной терминологией Теда, - начал я, - осталось
обмастурбировать только одну историю. Или две половины одной истории,
как вам будет угодно. Это происшествие с мистером Карлсоном, бывшим
нашим учителем химии и физики, которое старый добрый Том Денвер не
внесет в свои бумажки, но которое, как говорится, останется в наших
сердцах. И рассказ о моем последнем столкновении с отцом.
Я глядел на ребят, и отвратительная тупая боль в затылке постепенно
нарастала. Кажется, все вышло из-под контроля. Я вызвал к жизни
призраки, как в старом добром кино, но где тот волшебник, который сможет
сказать три слова, и все вернется на свои места?
Боже, как все глупо.
Перед моими глазами проносились сотни образов, одни реальные, другие
лишь плод фантазии, и различить их между собой не представлялось
возможным. Наверное, это и есть безумие, когда вы уже не можете провести
грань между реальностью и бредом. Мне казалось, что есть еще шанс
проснуться дома, в полной безопасности и более или менее в своем уме. И
не было совершено необратимых поступков. И все кошмары рассеиваются при
дневном свете... Но я уже все меньше верил в счастливый исход.
Пэт Фитцджеральд машинально перебирал в руках бумажный самолетик, и
его темные пальцы, медленно движущиеся по белой бумаге, казались
пальцами самой смерти. Я начал рассказывать.
Глава 29
Не знаю, почему я начал таскать с собой в школу гаечный ключ.
На то было много причин, и среди них сложно выделить главную. У меня
постоянно болел желудок. И мне казалось, что окружающие настроены ко мне
враждебно, даже когда на то не было реальных оснований. Я боялся упасть
во время физкультурных занятий, потерять сознание и увидеть, очнувшись,
как все вокруг смеются и показывают на меня пальцами.
Я очень плохо спал, и мне снились дурные сны. Сны такого рода, после
которых можно проснуться с мокрой простыней.
В одном из них я долго бродил по подземельям старинного замка,
полуразрушенного, какие можно увидеть в исторических фильмах. Я внезапно
натыкаюсь на гроб. Крышка его открыта. Я заглядываю внутрь и вижу отца в
военно-морской форме. В него вбит кол. Он открывает глаза и улыбается
мне, и зубы его превращаются в клыки.
В другом сне мама делает мне клизму. Я тороплю ее, потому что на
улице ждет Джо. Однако я вижу Джо уже в комнате: он выглядывает из-за
маминого плеча, обнимая ее за грудь. По розовому шлангу клизмы мне в
задницу затекает мыльная пена.
Было и множество других снов похожего содержания, нет необходимости
все перечислять. В общем спал я неважно.
Я нашел тот гаечный ключ в гараже. Он валялся в ящике со старыми
инструментами. На вид не слишком большой, но тяжелый. Он был покрыт
ржавчиной с одного конца. Была зима, и я носил в школу огромный вязаный
свитер. Каждый год на день рождения и на рождество тетя присылала мне по
такому свитеру. Он был длинный, прикрывал мне бедра, доходя едва ли не
до колен. Так что ключ, который я стал носить в заднем кармане брюк,
никто не замечал. А если кто и замечал, то ничего не говорил.
На некоторое время стало полегче. Потом все опять вернулось на круги
своя. Я чувствовал себя как натянутая гитарная струна. Каждый день,
приходя домой, я здоровался с мамой, а затем поднимался к себе и падал
на кровать. Я иногда плакал в подушку, а иногда хихикал, пока не
начинало казаться, что сейчас кишки мои вывалятся наружу. Такое
состояние пугало меня. Согласитесь, все это было не вполне нормально.
И вот тогда я чуть не убил мистера Карлсона. Помню как сейчас, было
третье марта. Шел дождь, и остатки снега превращались в грязные лужи
слякоти, хлюпающие под ногами. Думаю, не надо особо подробно описывать
происшествие, все вы были его свидетелями. Ключ был у меня в кармане.
Мистер Карлсон вызвал меня к доске. Я терпеть не мог отвечать ему урок,
потому что, слабо разбираясь в его предметах, ощущал себя кретином.
Всегда, как он называл мою фамилию, меня бросало в пот.
Не помню точно, чего он от меня хотел в тот раз. Кажется, речь шла о
наклонной плоскости, будь она проклята. Помню, с какой злобой я думал
тогда об этой чертовой плоскости и об этом негодяе, которому доставляло
удовольствие делать из меня посмешище перед всем классом. Он спрашивал
меня, знаю ли я, сколько будет дважды два, и знаком ли я с делением
столбиком, и называл меня "наш юный гений". Когда он в третий раз
произнес: "Это замечательно, Чарли! Замечательно! Прелестно!", он был
похож на Дикки Кейбла. Тот же голос, те же интонации. Голос был так
похож, что я невольно оглянулся по сторонам. Так похож, что рука моя
невольно потянулась к заднему карману брюк, где лежал ключ. Желудок
сжался в комок. Я боялся, что не удержу в себе сегодняшний завтрак, и
крепче сжал челюсти. Ключ упал на пол, громко звякнув. Мистер Карлсон
удивленно взглянул на него:
- Это еще что?
И он протянул руку.
- Не трогайте, - быстро сказал я, наклонился и поднял ключ.
- Дай-ка мне сюда эту штуку, Чарли.
Мистер Карлсон протянул руку.
Я разрывался на части. Такое ощущение, будто бежишь одновременно во
все стороны. Какая-то часть меня кричала - не слышно для окружающих, но
вполне реально. Кричала, как испуганный ребенок в темной комнате.
- Нет, - ответил я.
Все смотрели на меня в этот момент. Наступила тишина.
- Тебе придется выбирать, отдашь мне или мистеру Денверу.
Затем со мной произошла забавная вещь. Наверное, в каждом из нас есть
такая невидимая линия, отделяющая одну часть сознания от другой. Как
линия, отделяющая освещенную половину планеты от темной. Кажется, это
называется терминатор. Очень хорошее слово. Я вдруг неожиданно для себя
пересек эту линию. Только что желудок мой выворачивался наизнанку, а
щеки горели, и вот я стал абсолютно спокоен.
- Хорошо, сейчас Вы получите то, что хотите, - я медленно поднял
ключ, как бы примериваясь, - сейчас, я прикину, куда Вы его получите.
Мистер Карлсон вытаращился сквозь свои огромные очки и поджал губы.
Он был сейчас более чем когда-либо похож на клопа. Эта мысль вызвала у
меня улыбку. Я опустил ключ.
- Хорошо, Чарли, - сказал он, - дай сюда эту штуку и иди к директору.
Я подойду туда после урока.
- Иди в задницу, - ответил я и взмахнул ключом.
Ключ ударился о матовую поверхность доски. Полетели крошечные кусочки
