Микеланджело, Курте Воннегуте и последних новинках рока. Какая-то
девушка спросила меня, читал ли я Сюзанн Браунмиллер. Я ответил, что не
читал. Она стала горячо убеждать меня, что это потрясающе, это
убийственно. Я смотрел на картинку, висящую на стене. На ней был
изображен парень у телевизора с огромной дебильной улыбкой и вылазящими
на лоб глазами. Надпись внизу гласила; "Черт! И как это я так
накурился!"
Я смотрел на Дану. Она то скрещивала ноги, то вновь раздвигала
колени. Несколько темных волосинок торчали из-под трусов. Я никогда не
чувствовал себя таким возбужденным. Не знаю, повторится ли это
когда-нибудь еще. Я был вне себя, и всерьез уже начинал беспокоиться, не
лопнут ли на мне штаны. Дана разговаривала с Питом и с каким-то типом,
которого, кажется, не представили. И вдруг, совершенно неожиданно, она
повернулась ко мне, и желудок мой сжался в комок. Она наклонилась к
моему уху, обдав его горячим дыханием, и прошептала:
- Сейчас выйдешь через заднюю дверь. Вот туда. - Она показала
пальцем. В это было невозможно поверить. Как во сне я смотрел на дверь.
Она была реальна. Дана тихонько рассмеялась и прошептала:
- Весь вечер ты заглядываешь мне под платье. К чему бы это?
И прежде чем я успел что-нибудь сказать, она поцеловала меня в щеку и
слегка подтолкнула к двери.
Я встал и оглянулся в поисках Джо, но его нигде не было. Ноги мои
затекли от долгого сидения, и мне захотелось пройтись по комнате,
размять их. Еще мне хотелось прокричать на всю комнату, что я не в своем
уме. А еще - прикрыть чем-нибудь огромную выпуклость ниже пояса, чтобы
никто не догадался о моем истинном состоянии.
Но ничего этого я не сделал, а просто пошел к двери.
Это был выход на пляж. Вниз вели ступеньки, я едва не упал и вынужден
был передвигаться медленно, старательно держась за перила. Музыка здесь
была едва слышна, ее заглушал шум волн, бьющихся о берег. Дул легкий
прохладный ветерок. Прямо передо мной простирался Атлантический океан, и
луна отбрасывала серебряные блики на темную водную гладь. Пейзаж был
великолепен, и на секунду мне показалось, что я нахожусь на картине, на
черно-белой открытке. Домик с музыкой, людьми, марихуаной казался
далеким сном. Вдали слева различался силуэт какого-то островка. На
верное, на всем побережье сейчас не было никого. Только легкий ветерок,
ритмичный звук набегающих волн, только я и океан... Не знаю, как долго
длилось мое ожидание. Часов у меня не было, и я был еще под воздействием
травы, так что понятия не имел о времени. Я чувствовал, как меня
захватывает и поглощает тихая печаль. Не знаю, то ли сплетение теней
деревьев на песке, то ли шум ветра, то ли легкий холодок, но что-то
сильно подействовало на меня. Может быть, безмерность океана. Но факт
остается фактом, настроение мое сильно изменилось. И еще... Проще
говоря, у меня пропала эрекция. Полностью пропала к тому времени, как
рука Даны легла на мое плечо.
Она повернула меня к себе и поцеловала. Я ощущал ее нежную кожу,
тепло ее бедер, но уже не мог возбудиться.
- Я видела, как ты на меня смотришь. Ты такой милый. Все будет
хорошо, да?
- Я попытаюсь, - ответил я, ощущая себя полным кретином. Я
притронулся к ее груди, погладил шею. Бесполезно.
- Только не говори Питу, он убьет меня, - произнесла Дана.
Она взяла меня за руку, и мы отошли на несколько шагов вверх, к
соснам. Трава блестела в лунном свете. Тело Даны казалось неестественно
прекрасным, словно сошедшим с фламандских полотен, когда она снимала
платье...
- Это так чудно, - произнесла она, и по голосу я понял, что она
возбуждена.
Она подошла ко мне и, пока я расстегивал негнущимися пальцами
пуговицы рубашки, запустила руки в ширинку. Я сжался от страха: никакого
возбуждения, никаких признаков эрекции. Сейчас она обманется в своих
ожиданиях. Рука ее казалась мне словно неживой, прохладной, она не
вызывала у меня никаких эмоций.
- Давай, - шептала она, - ну что же ты.
Я пытался подумать о чем-нибудь сексуальном. Вспомнил, как я смотрел
однажды под платье Дарлин Эндрайсен, и она, кажется, знала это и
позволяла мне смотреть. О французских порнографических открытках. Я
представил себе Сандру Кросс в сексуальнейшем черном белье, и уже было
появилась надежда, но тут... Это было сильнее меня. Ни с того ни с сего
в памяти моей всплыл отец со своим рассказом об обычаях ирокезов. (- О
каких таких обычаях? - недоуменно спросил Корки. Я рассказал ему, что
ирокезы делают с женщинами.) Это меня добило. Теперь все попытки были
бесполезны. Абсолютно ничего. И снова. И снова. Я уже лежал на ней,
сбросив и джинсы, и трусы. Ощущал ее гибкое трепещущее тело. Я взялся
рукой за свой член, словно спрашивая его, что случилось, и отчего он
вдруг решил меня опозорить. Но ответа не последовало.
Я коснулся рукой ее лобка, затем провел пальцем по клитору. "Вот то
самое место, о котором люди, подобные моему отцу, ведут бесконечные
разговоры и отпускают шутки. И я должен сейчас... Должен..."
- Ну что же ты... - шептала Дана. - Давай, что ты медлишь, что
случилось?
Я честно пытался. Но результатов никаких. И все это время мягкий звук
волн звучал у меня в ушах, поглощал мое внимание.
Наконец я откатился от нее и неожиданно громко произнес:
- Извини.
Она вздохнула:
- Ничего, это бывает со всеми.
- Но не со мной, - ответил я, как будто это была первая неудача на
десятки тысяч грандиозных сексуальных подвигов, когда орудие мое
работало безотказно. Я чувствовал себя разбитым и опустошенным.
Наверное, я извращенец. Эта мысль бросила меня в холодный пот. Я читал,
что вовсе необязательно иметь гомосексуальные контакты или что-нибудь
вроде этого, просто если ты извращенец, то однажды это всплывет и
как-нибудь проявится. - Все нормально, не расстраивайся, - сказала Дана.
- Мне правда очень жаль.
Она улыбнулась, но мне ее улыбка показалась неестественной. Я
обеспокоился и несколько мгновений внимательно присматривался к Дане.
Хотелось верить, что она улыбалась не затем, чтобы успокоить меня.
- Это трава, - продолжала Дана. - Могу спорить, что когда ты отойдешь
после травы, у тебя все будет о'кей. Ты чудный парень.
- Черт возьми.
- Сейчас я вернусь к своим. Подожди некоторое время, прежде чем
подняться туда.
Мне хотелось попросить ее остаться, позволить мне еще одну попытку,
но я понимал, что обречен на неудачу. Дана одела платье, застегнулась и
пошла по ступеням. Я остался один. Низко нависшая луна заглядывала мне в
лицо, будто интересуясь, стану ли я плакать. Но я не собирался. Я собрал
разбросанную одежду, отряхнул ее от песка и травы, оделся и пошел в дом.
Пита и Даны не было. Джо уже успел подцепить чудную девчонку, и теперь
они сидели в уголке, обнявшись. Я сел в другом углу и стал ждать, пока
закончится вечеринка.
Наконец мы втроем сели в машину и отправились домой. Уже светало,
первые лучи восходящего солнца окрашивали нежно-розовым облака. Мы
молчали. Я не чувствовал в себе сил что-либо рассказывать. Сегодняшний
вечер был слишком богат впечатлениями, и не самого приятного свойства. Я
смертельно устал.
Как только мы вошли в комнату, я упал на постель. Последнее, что я
заметил, это солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пыльные стекла и
отбрасывающие блики на подушку. Я отключился.
Это был кошмарный сон. Тени на стене, страх... Почти как тогда, в
детстве. Но на этот раз пугающий звук приближался к моей двери. И вот
она отворилась. Медленно, со скрипом.
На пороге был отец. В руках он держал маму. Нос ее был разрезан, из
раны текла кровь.
- Ты хочешь ее? - спросил отец. - Возьми ее, держи.
Он бросил маму на кровать ко мне. Я увидел, что она мертва, в ужасе
закричал... И проснулся. С эрекцией.
Глава 27
Все молчали. Даже Сюзанн Брукс не сказала ни слова. Я почувствовал
усталость. Кое-кто выглядывал за окно, но там не было ничего
интересного. Ничего не изменилось за этот час. Я подумал, что история
Сандры была интереснее.
Тед Джонс смотрел на меня с презрением. Правда, я полагаю, что теперь
он скрывал за ним ненависть, и это слегка льстило мне. Сандра Кросс
погрузилась в свои мечты. Пэт Фитцджеральд из куска валяющейся в классе
бумаги для контрольных сооружал реактивный самолет.
Неожиданно Ирма Бейтц вызывающе поглядела на меня:
- Мне нужно в уборную! Я вздохнул.
- Что ж, иди.
Казалось, она мне не верит. Дон Лорди хихикнул. Ирма произнесла:
- А ты в меня выстрелишь.
- Так ты собираешься в сортир или нет?
Она нахмурилась.
- Я потерплю.
Я надул щеки. Манера, которую я перенял от папочки.
- Хорошо, можешь идти, можешь терпеть, главное, не сделай лужу
посреди класса. Это было бы неуместно.
Сара Пастерн, казалось, была шокирована этими словами.
Кик будто нарочно, чтобы разозлить меня, Ирма встала и подошла к
двери. Одно было приятно: теперь Тед глазел на нее, а не на меня. Ирма
остановилась, взявшись за ручку, как бы раздумывая. Она обернулась:
- Ты будешь в меня стрелять?
- Ты собираешься идти в сортир или нет? - ответил я вопросом на
вопрос. Я понятия не имел, буду ли стрелять. Меня слегка расстроило то,
что история Сандры произвела больший эффект, чем моя, и я думал сейчас
не об Ирме. У меня было странное ощущение, что вовсе не я держу в
заложниках ребят, а дело обстоит как-нибудь иначе. Например, все мы
держим в заложниках Теда Джонса.
Возможно, стоило выстрелить. Терять было нечего. Возможно, этот жест
поможет мне избавиться от ощущения, что сейчас я проснусь. Или окажусь в
другом кошмарном сне.
Ирма открыла дверь и вышла, тщательно прикрыв ее за собой. Ее шаги
послышались в коридоре. Ровные спокойные шаги, не ускоряющиеся, не
переходящие в бег. Я почувствовал странное облегчение. Чувство, источник
которого сложно объяснить.
Шаги затихли.
Тишина. Я ждал, что кто-нибудь еще захочет в уборную. Или что сейчас
Ирма выбежит из школьных дверей с безумным лицом, которое тут же попадет
на первые страницы всех газет. Но ничего не происходило.
Пэт Фитцджеральд шуршал крыльями своего самолета. Судя по звуку, это
действительно был реактивный самолет.
- Выбрось к чертям эту штуку, - раздраженно произнес Билли Сойер, - и
что за глупость делать самолетики из казенной бумаги.
Пэт не обернулся, и он явно не собирался выбрасывать чертову штуку.
Билли больше ничего не сказал.
Новые шаги, теперь они приближались к нам.
Я поднял пистолет и направил его на дверь. Тед ухмылялся. Я видел на
его лице отпечаток всех этих летних развлечений, дорогих клубов,
шикарных машин и девочек, а также представление о своей правоте и
бесконечную самоуверенность... Неожиданно я понял, что именно такое лицо
и должно быть у настоящего делового человека, у акулы бизнеса. Он
напоминал мне сейчас моего отца. Что-то было в них общее. Ледяное
спокойствие, отстраненность, как у олимпийских богов. Но я слишком
устал, чтобы играть роль Самсона. Я не хочу и не могу больше свергать
идолов. Глаза его были ясны. Это взгляд человека, знающего, чего он
хочет. Взгляд человека, уверенного в своей непогрешимости, взгляд
политика.
Еще пять минут назад звук шагов не испугал бы меня до такой степени.
Пять минут назад я, наверное, положил бы пистолет на стол и шагнул бы
навстречу неизвестности. Теперь меня волновал звук сам по себе, а также
мысль о том, что это может быть Филбрек, решивший вдруг согласиться на
мои условия.
Тед продолжал зловеще ухмыляться.
Кто-то подошел к двери. Класс замер. Пэт перестал шуршать своим