В ящике лежал хрустальный шар. Именно его наполнял розовый свет.
И пульсировал, словно биение умиротворенного сердца.
- О, моя прелесть, - прошептала она, поднимая шар. Розовое
сияние, как капли дождя, оросило ее лицо. - Как ты прекрасен.
Внезапно розовый цвет внутри шара сменился алым. Она
почувствовала, как шар завибрировал в ее руках, словно мощный мотор,
ощутила влагу между бедер, ее охватили желания, о которых она и думать
забыла.
Вибрация стихла, цвет поблек. И тут из розовой дымки появились
три всадника. Поначалу она подумала, что это те самые люди, что
привезли ей кристалл, - Джонас и два его спутника. Но нет, эти были
моложе, моложе даже Дипейпа, которому не исполнилось и двадцати пяти.
У того, что скакал слева на луке седла она видела череп какой-то
птицы... как он туда попал? Зачем?
Потом этот всадник и тот, что скакал справа, ушли в тень, так уж
распорядился магический кристалл, оставив только одного, центрального.
Джинсы и сапоги, широкополая шляпа, скрывающая верхнюю половину лица,
уверенность и легкость, с которыми он сидел на лошади, подсказали ей -
{стрелок! Скачущий на восток из Внутренних феодов, возможно, из самого
Гилеада!} Но, даже не видя верхней половины лица, старуха знала - это
же совсем ребенок. Не увидела она и револьверов на его бедрах. Однако
предположила, что едва ли он отправился в путь без оружия. Если б она
могла все получше рассмотреть...
Она поднесла хрустальный шар к лицу, прошептала:
- Подъезжай поближе, красавчик! Еще ближе!
Она не знала, что за этим последует, скорее всего ничего, но
внутри темного круга, образовавшегося в кристалле, фигура надвинулась
на нее, очень медленно, словно лошадь и всадник преодолевали
сопротивление воды, а не воздуха. Она увидела трепыхание стрел за
спиной всадника. А на луке седла место черепа занимал боевой лук. По
правую сторону седла, где стрелок вез бы ружье в чехле, она увидела
копье. Он не из Древних, она поняла это по его лицу... но и не с
Внешней Дуги.
- Так кто же ты, лапочка? - прошептала Риа. - И как мне тебя
узнать? Ты так низко надвинул шляпу, что я не вижу твоих божественных
глазок. Ну чего ты так низко ее надвинул? Может, по лошади... или
по... брысь. Масти! Не мешай мне! Брысь!
Коту надоело сидеть под скалой, и он, мяукая, кружил между ее
раздутых артритом лодыжек. Когда старуха дала ему пинка. Масти
отступил на шаг... чтобы тут же двинуться к ней, глядя на старуху
залитыми лунным светом глазами и все так же протяжно мяукая.
Риа пнула его вновь, без особо результата, как и в первый раз,
вновь всмотрелась в хрустальный шар. Лошадь и заинтересовавший ее
всадник исчезли. Вместе с розовым светом. Она держала в руках обычную
стекляшку, отражающую лишь свет Целующейся Луны.
Налетел ветер, обтянул платьем старушечье тело. Масти, пинки его
нисколько не устрашили, вновь отирал лодыжки своей хозяйки,
беспрестанно мяукая.
- Видишь, что ты наделал, блошиный мешок? Свет ушел, ушел в тот
самый момент, когда я...
И тут она услышала какие-то звуки, доносящиеся со стороны
проселка, ведущего к ее хижине, и поняла, почему встрепенулся Масти.
Она слышала пение. Она слышала {девушку.} Та пришла раньше
назначенного срока.
Скорчив злобную гримасу (старуха не любила, когда ее заставали
врасплох, и этой крошке предстояло заплатить за доставленные
неудобства), она наклонилась и положила хрустальный шар в ящик,
выложенный внутри набивным шелком. Шар лег в выемку, как яйцо,
поданное на завтрак его светлости, ложится в подставку для яиц. А со
склона холма, пусть и от самого подножия (чертов ветер дует не с той
стороны, а не то она засекла бы девушку раньше), доносилось пение. И с
каждой секундой оно становилось все громче:
{О любовь, о любовь, беззаботная любовь,
Что ж мне делать теперь, беззаботная любовь?}
- Я покажу тебе беззаботную любовь, паршивая девственница, -
пробормотала старуха. Она чувствовала резкий запах пота под мышками,
хотя в другом месте влага уже высохла. - Придется тебе заплатить за
то, что являешься к старой Риа раньше времени. Я об этом позабочусь.
Она провела пальцами над замком, но тот не защелкнулся. Должно
быть, она слишком торопилась, открывая замок, вот что-то внутри и
сломалось. Глаз и девиз, казалось, смеялись над ней: Я ВИЖУ, КТО
ОТКРЫВАЕТ МЕНЯ. Она все могла поправить в мгновение ока, но сейчас у
нее не было даже этого мгновения.
- Назойливая сучка! - вырвалось у старухи. Она повернулась на
приближающийся голос (уже почти пришла, на сорок пять минут раньше).
Она с силой прижала крышку к ящику. С душевной болью, потому что
шар вновь стал оживать, наполняясь розовым светом. Но времени у нее не
осталось. Потом, возможно, после того, как уйдет эта девушка, из-за
которой совсем потерял голову Торин, этот старый козел.
{Но помни, что ты должна сдержаться и не причинить девушке
вреда,} предупредила она себя. {Помни, что та пришла сюда по его
требованию, во всяком случае, она не из тех девиц, что слишком широко
раздвигали ноги, а теперь удивляются, что парни не выказывают желания
жениться. Эту Торин присмотрел для себя, о ней он думает, когда его
старая корова-жена засыпает и он может вдоволь плодоить себя. Это
девица Торина, а на его стороне и закон, и сила. Более того, то, что
лежит в ящике из железного дерева, принадлежит человеку Торина, а если
Джонас узнает, что она заглянула в ящик... что она воспользовалась
ма...}
Нет, пока опасаться ей нечего. Тем более что ящик находится у
нее, не так ли?
Она зажала ящик под мышкой, свободной рукой подобрала юбки и
побежала по тропе к хижине. Она еще могла бегать, если возникала такая
необходимость, хотя мало кто в это верил.
Масти не отставал он нее ни на шаг, подняв хвост трубой. А лишние
лапы болтались из стороны в сторону.
Глава вторая
ПРОВЕРКА НА ЦЕЛОМУДРИЕ
1
Риа, влетев в хижину, сразу направилась в чулан-спальню и
остановилась на пороге, приглаживая растрепавшиеся волосы. Снаружи
сучка видеть ее не могла: она перестала бы петь или хотя бы запнулась.
Это, конечно, хорошо, но проклятый тайник закрылся, а вот это плохо.
Открыть его вновь времени у нее не было. Риа подскочила к кровати,
опустилась на колени, затолкала ящик в подкроватную темноту.
Да, сойдет и так. До ухода Сюзи вполне сойдет. Улыбаясь правой
стороной рта (левую давно парализовало), Риа вернулась в большую
комнату, чтобы встретить новую гостью.
2
За ее спиной крышка ящика приподнялась. На дюйм, не больше, но и
этого хватило, чтобы под кроватью запульсировало розовое сияние.
Сюзан Дельгадо остановилась в сорока ярдах от ведьминой хижины,
пот холодил ей подмышки и шею. Видела ли она старуху (несомненно, ту
самую, к которой пришла), бегущую к хижине с вершины холма? Похоже,
что видела.
{Не прекращай петь. Если старая дама так торопится, значит, она
не хочет, чтобы ее видели. Если ты замолчишь, она поймет, что ты
увидела лишнее.}
На мгновение Сюзан подумала, что все равно придется замолчать:
память не желала подсказывать ей следующий куплет песни, которую она
пела с самого детства. Но потом сжалилась, и девушка продолжила (не
только песню, но и путь):
{Все тревоги позабыты,
Да, тревоги скрылись вдаль.
И любовь моя пропала,
И на сердце лишь печаль.}
Возможно, неудачная песня для такой ночи, но ее сердце жило
своей, отдельной жизнью, не обращая особого внимания на то, о чем
думала или чего хотела ее голова. Как всегда. Ее пугала лунная ночь,
когда, говорят, вервольфы выходят на охоту, ее пугала миссия, с
которой ее послали, ее пугало то, к чему все это могло привести.
Однако, когда она миновала Хэмбри и вышла на Великий Тракт, сердце ее
захотело пробежаться, и она побежала под Целующейся Луной, задрав юбки
выше колен. Поскакала, как пони, а ее тень мчалась следом. Бежала она
с милю, а то и больше, пока не заболели все мышцы, а воздух не стал
вливаться в легкие как горячая жидкость. И добравшись до уходящего в
гору проселка, что вел к хижине, она запела. Потому что того захотело
ее сердце. Сюзан решила, что идея не так уж плоха. Уж по меньшей мере
пение отгоняло ее страхи. Пусть маленькая, но польза.
И теперь Сюзан подходила к хижине с песней про беззаботную
любовь. Когда же ступила в полосу света, отбрасываемого через
приоткрытую дверь огнем очага и поднялась на крыльцо, из комнаты
донесся сварливый голос:
- Перестань голосить, мисси [мисси - шутливо-презрительное
обращение к молоденькой девушке.], от твоего воя у меня сводит скулы.
Сюзан, которой всю жизнь говорили, что у нее прекрасный голос,
доставшийся, несомненно, в наследство от бабушки, тут же замолчала,
обиделась. Она стояла на крыльце, сложив руки на фартуке. Под фартук
она надела не самое лучшее из своих платьев (всего их было два). А под
платьем гулко билось ее сердечко.
Кот, отвратительное создание с двумя лишними лапами, торчащими из
боков, словно вилки, первым появился в дверном проеме. Посмотрел на
нее, словно оценивая, а потом мордочка его скривилась, отобразив
вполне человеческое чувство: презрение. Кот зашипел, ретировался.
{Что ж, и тебе желаю доброго вечера,} подумала Сюзан.
Тут к двери подошла старуха, к которой ее послали. Смерила
девушку взглядом, в котором читалось то же презрение, затем отступила
назад.
- Заходи. И поплотнее затвори дверь. Как видишь, ветер может ее
открыть.
Сюзан переступила порог. Она не хотела запираться в этой дурно
пахнущей комнате с этой старухой, но, когда у тебя нет выбора,
промедление - всегда ошибка. Так полагал ее отец, независимо от того,
шла ли речь о математических исчислениях или об общении с мальчишками
на танцах, когда их руки становились очень уж шаловливыми. Сюзан
плотно закрыла дверь и услышала, как что-то щелкнуло.
- А вот и ты. - Старуха изобразила некое подобие приветливой
улыбки. Такая улыбка гарантировала, что даже смелая девушка вспомнит
об историях, которые слышала в детстве. Долгих зимних историях о
старухах с торчащими изо рта клыками и булькающих котлах, в которых
кипело зеленое варево. В этой комнате над огнем котел не стоял, да и
сам огонь еле тлел, но девушка догадывалась, что случалось и
по-другому, и ей не хотелось даже думать о том, что тогда могло
вариться в котле. В то, что эта женщина настоящая ведьма, а не
старуха, ее изображающая, Сюзан уверовала в тот самый момент, когда
увидела, как Риа вбегала в свою хижину, а шестилапый кот наседал ей на
пятки.
И дух от нее шел ведьмин.
- Да, - улыбнулась Сюзан. Во весь рот, открыто и бесстрашно. -
Вот и я.
- И ты пришла рано, моя маленькая конфетка. Рано пришла! Рано!
- Я пробежала часть пути. Наверное, луна взбудоражила мне кровь.
Так говорил мой отец.
Отвратительная улыбка старухи стала шире. Сюзан подумала, что
так, должно быть, улыбаются угри после смерти и перед тем как попасть
в кастрюлю.
- Да, но он мертв, мертв уже пять лет. Пат Дельгадо, с рыжими
волосами и рыжей бородой, лишенный жизни его же собственной лошадью,
шагнувший в пустошь с конца тропы, слыша хруст своих же ломающихся
костей. Так он ушел!
Нервная улыбка слетела с лица Сюзан, словно ей отвесили оплеуху.
На глаза навернулись слезы, ей всегда хотелось плакать при упоминании
